Граф н. п

ПОРТРЕТЫ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИХ ДЕЯТЕЛЕЙ

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КАНЦЛЕР РОССИИ, ГРАФ Н.П. РУМЯНЦЕВ

В.Ф. МОЛЧАНОВ

Научно-исследовательский отдел рукописей Российская государственная библиотека

Статья посвящена истории жизни и деятельности П.А. Румянцева (1725-1796), полководца и дипломата, и его сына Н.П. Румянцева (1754-1826), Государственного канцлера, известного в России дипломата.

Деятельность рода Румянцевых в области внешней и внутренней политики России - ярчайший раздел отечественной и мировой истории.

Имена знаменитого сподвижника Петра I, дипломата, военного деятеля Александра Ивановича Румянцева (1680-1749), блистательного полководца, учителя А.В. Суворова, фельдмаршала Петра Александровича Румянцева (1725-1796), Государственного канцлера, первого председателя Государственного совета России Николая Петровича Румянцева (1754-1826), почти 150 лет постоянно присутствовали в посланиях и рескриптах правителей разных стран, дипломатической переписке, международных трактатах.

В их честь слагали гимны, писали стихи, рисовали картины знаменитые художники, устраивали приемы и парады войск европейские императоры и короли. Европа присваивала им высокие награды и знаки отличия.

Нередко злые языки распространяли о них порочащие слухи, завидуя таланту и удачливости, при этом не задумываясь о том, какой огромной тяжести труд и колоссальный груз ответственности вынесли на своих плечах Румянцевы, заботясь о благе Отечества.

Ярчайшие личности, события, дела минувших дней со временем, к сожалению, забываются. Часто о них напоминают лишь сухие справочные сведения да редкие, малодоступные издания столетней давности. Вместе с тем, обращение к историческому прошлому, понимание его, удачное применение уроков истории в жизни становится важнейшим индикатором уровня развития цивилизации. «И в самом деле, разве нельзя судить о каждой эпохе по тому, как она оценивает истекшее, - справедливо полагает современный исследователь В.М. Каиров, - какие из него извлекает уроки, что не просто собирает, айв действительности наследует из него, каким ценностям отводится приоритетное место»1.

В начале XIX в. известный поэт, редактор «Московских ведомостей», князь П.И. Шаликов посвятил графу Н.П. Румянцеву символические строки:

«Но дух великий Твой не ведает предела В парении своих полезных Свету дум!»2

Величие духа Николая Петровича Румянцева проявилось в том, что следуя семейным традициям, примеру знаменитых предков, он все свои благородные душевные качества, знания, природный талант посвятил одной цели - приумно-

жению благ и славы Отечества. Свято чтя исконно румянцевский фамильный принцип: «В службе - честь!» - Николай Петрович с молодых лет мечтал и готовился к дипломатической карьере, увлекаясь при этом историей России3.

В 1781 г. благодаря содействию секретаря Екатерины И, члена Коллегии иностранных дел, графа А.А. Безбородко, Н.П. Румянцев получил первое дипломатическое назначение4. Согласно указу императрицы он направлялся во Франк-фурт-на- Майне в ранге чрезвычайного посланника и полномочного министра при Курфюрстском округе Нижнего Рейна и принцах ближайших округов5.

Европа переживала сложный и противоречивый период в своем развитии, используя сложившуюся ситуацию, Екатерина II приступила к исполнению цели, намеченной с первых лет ее царствования - играть ведущую роль в европейских делах. Чувствуя силу России, во главе которой она стояла, Екатерина II выступила не только в роли посредника, но и гаранта мира в Германии, положив конец войне за баварское наследство между Пруссией и Австрией.

Дипломат Румянцев вел себя соответствующим обстановке образом. Как минимум раз в год, он наносил визиты многочисленным немецким принцам и князьям, прусскому королю Фридриху II, австрийскому императору. Н.П. Румянцев держал себя независимо, часто ссорился с иностранными посланниками даже из-за мелочей придворного этикета, не допуская ни малейшего несоблюдения чести и достоинства России. Усердие его вызывало ненависть сторонников Пруссии, сам Фернанд II называл русского дипломата «бешеным», раздражался даже при упоминании имени Румянцева. О всех перипетиях своей службы, наблюдениях за жизнью и деятельностью влиятельных лиц, иностранных представителей, граф в мельчайших подробностях сообщал в Петербург. В 1783-1786 гг. Н.П. Румянцеву дважды удалось блокировать попытки Австрии и Пруссии дестабилизировать ситуацию в Германии и ослабить позиции России в регионе6.

В 1787 г. развернулась острая борьба вокруг кандидатуры на выборах Майнцского коадьютора7. От того, кто займет этот пост, во многом зависело сохранение стабильности в центре Европы. Русский дипломат, последовательно отстаивая внешнеполитическую линию Екатерины II, соблюдал сформулированный им в эти годы принцип: « В Германии слабые всегда вдут за сильными!» Благодаря усилиям Н.П. Румянцева, несмотря на противодействия прусских и австрийских дипломатов, эту должность занял Дальберг, один из самых авторитетных и мудрых политиков.

После 8 лет пребывания за Границей, в 1789 г. Н.П. Румянцеву был предоставлен отпуск. В Петербурге графа приняла Екатерина II, одобрившая его усилия по защите внешнеполитических интересов России в Европе. Однако, начавшаяся революция во Франции, внезапная смерть 20 февраля 1790 г. австрийского императора Иосифа II заставили Н.П. Румянцева срочно вернуться во Франк-фурт-на- Майне.

Началась новая эпоха. Французская монархия, стесненная финансами, внутриполитическим кризисом, теряла свой международный престиж. Накануне краха она пыталась «выстроить» межгосударственные хитросплетенные отношения, еще более в них запутываясь. Европейские державы, поочередно перелистывая страницы истории своей суетливой борьбы за гегемонию на континенте и первенство в решении проблем международной жизни, неуклонно и уже неотвратимо приближались к жестокому кровопролитию.

В сложных и противоречивых событиях, происходивших в конце XVIII в. на континенте, активно участвовал, верно служа России, и Н.П. Румянцев. Он не только внимательно следил за ходом работы избирательных сеймов «Священной римской империи»8, но и проводил многочисленные приемы, деловые встречи, тратя на их организацию личные средства. Стремление отдать даже фамильные сбережения в дело приумножения славы Отечества, отличало род Румянцевых и особо Николая Петровича, прославившего в отечественной истории также и своим меценатством и благотворительностью.

Русский посланник постоянно наносил визиты в Кобленц и Вормс, где после падения Бастилии с 1789 г. расположилась французская эмиграция во главе с братьями короля Людовика XVI. Н.П. Румянцев, исполняя роль посредника между Екатериной II, герцогом Прованским (будущим королем Людовиком XVIII), герцогом д’Артуа (будущим королем Карлом X) и принцем Кондэ, не упускал из-под контроля ситуацию в Берлине. В многом благодаря его таланту, российской дипломатии удалось раскрыть планы Пруссии, пытавшейся навязать Екатерине II свои внешнеполитические условия, расчленить Польшу, главенствовать в Европе9.

Неудачные дипломатические игры с Россией, страх перед французской революцией послужили толчком для тайных переговоров между Берлином и Веной о сближении против западного соседа. Каждая из сторон, заключая союзный договор, надеялась принять участие в разделе Франции. Свои заботы, видение происходивших событий, направленность российского внешнеполитического курса весьма определенно и недвусмысленно выразила Екатерина II: «Я ломаю голову, чтобы подвинуть венский и берлинский двор в дела французские... У меня много предприятий неоконченных, и надобно, чтобы они были заняты и мне не мешали»10.

В апреле 1792 г. Франция объявила войну Австрии и Пруссии, на стороне которых выступили французские эмигранты. Принц Кондэ с 35 тыс. соратников присоединился к австрийской армии, остальные эмигранты вошли в состав прусской армии под командованием герцога Брауншвейгского. Обо всех происходивших событиях подробно сообщал в своих донесениях императрице Н.П. Румянцев, неоднократно просивший ее разрешения участвовать в боевых действиях. Просьба графа была удовлетворена, и с октября 1792 г. он направлял свои письма Екатерине II уже из действующей армии герцога Брауншвейгского.

Успехи Н.П. Румянцева были замечены в Петербурге. В ноябре 1792 г. за «усердие и радение... искусство в делах, опытами доказанное» Екатерина II наградила его орденом Св. Александра Невского11.

В 1793-1794 гг. Н.П. Румянцев находится при дворе прусского короля во Франкфурте-на-Майне в должности полномочного министра, а также представителя императрицы при регенте, герцоге Прованском - в Вестфалии. Бурные события в Пруссии на протяжении всей его четырнадцатилетней дипломатической миссии во Франкфурте-на-Майне, особенно после ее выхода из войны с Францией, сменились затишьем. Николай Петрович направил в Россию, в которой не был со времен краткого отпуска почти 6 лет, прошение об увольнении со службы. Екатерина II удовлетворила его просьбу.

Основное внимание русской дипломатии в это время приковано к событиям в Польше, где вспыхнуло восстание под руководством бригадного генерала, участника войны за независимость Северной Америки (1775-1783) Т. Костюшко. Повстанцы напали на российские воинские части, заставив их покинуть Варшаву.

Когда исчерпывают свои возможности дипломаты, на первые роли выходят полководцы. Разрешение кризиса Екатерина II поручила отцу Николая Петровича фельдмаршалу П.А. Румянцеву. Назначение буквально вызвало восторг общественности, особенно в войсках. Воспитанники и сослуживцы Петра Александровича боевые генералы A.B. Суворов, граф М.Ф. Каменский, князь

А.А. Прозоровский, граф А. В. Гудович, разработав общую стратегию и тактику, в кратчайшие сроки решили польскую проблему. Европейские державы, препятствовавшие славянскому объединению, подстрекавшие и поддерживавшие восставших, не решились на открытые военные действия против России.

Высокая оценка хода польской кампании, ее участников и лично П.А. Румянцева содержится в письме Екатерины II к фельдмаршалу от 4 января 1795 г.12 (см. прил. 1): «Пребываем Вам с императорской Нашей милостью всегда благосклонны». Императрица заканчивала свое послание словами: «Всевышний да укрепит вас на продолжение служения вашего Нам благоугодного и отечеству полезнаго»13.

К сожалению, благим пожеланиям Екатерины II не суждено было сбыться. Выдающийся военачальник завершил свой последний ратный труд. Все, что мог сделать, заботясь о славе России, П.А. Румянцев уже совершил. 8 декабря 1796 г. фельдмаршал П.А. Румянцев ушел из жизни. Всего лишь на 1 месяц Великий Полководец пережил Великую Императрицу.

Приблизительно в то же время, получив извещение об отставке, Н.П. Румянцев прибыл в Петербург с твердым намерением не возвращаться в Германию. Однако на этом дипломатическая карьера графа не заканчивалась. Вершины были еще впереди. Наверное, он не думал о возможных кардинальных переменах в судьбе, работая с 1796 г. в первом департаменте Сената, государственном Заемном банке или Вспомогательном для дворянства банке. Тем более, что в период царствования Павла I он находился в опале из-за придворных интриг, в которых никогда не участвовал и по семейной традиции ненавидел. Еще его дед, Александр Иванович, был осужден на смертную казнь после воцарения в России герцогини курляндской Анны Иоанновны за избиение интригана и казнокрада, брата Бирона - Карла.

После вступления на престол Александра I, а точнее - 21 августа 1801 г., Н.П. Румянцев получил практически одновременно высокие назначения - директора водных коммуникаций империи, министра коммерции и члена Государственного Совета.

Граф Н.П. Румянцев зарекомендовал себя умным, энергичным, администратором крупного масштаба. Он организовал подготовку гидростроителей в Англии и Франции, издание газет «Санкт-Петербургские коммерческие ведомости» и «Виды государственной внешней торговли России», учредил Училище корабельной архитектуры. Под его руководством построены Обводной, Березинский, Вельевский, Ивановский, Мариинский, Свирский, Тихвинский, Северо-Екате-рининский каналы, расчищены для судоходства фарватеры рек Буга, Волхва, Западной Двины, Москвы, Суры, Немана, Упы. Н.П. Румянцев руководил строительством водопроводов в Москве и Петербурге, переоборудованием портов в Риге и Одессе.

Казалось бы, Николай Петрович, занимаясь финансовыми, организационнохозяйственными вопросами, внутренними проблемами России, от внешней политики далек. Однако 12 февраля 1808 г. последовал императорский указ Сенату о назначении графа Румянцева министром иностранных дел с «...оставлением при всех прочих должностях, на него возложенных».

В тяжелейшей для России ситуации вступал на новый пост Н.П. Румянцев. Царское правительство практически одновременно вело три войны: русско-турецкую (1806-1812) на юге, русско-прусско-французскую (1806-1807) на западе, русско-шведскую (1808-1809) на севере. Международная обстановка требовала взвешенности, решительности, тонкости, безошибочности и скоординированности действий внешнеполитического ведомства. Его руководитель предвидел и неоднократно предупреждал в письмах российских военачальников и политиков, что рано или поздно Франция объявит войну России. Выступая за сотрудничество с Наполеоном, Н.П. Румянцев стремился не только не допустить изоляции России на международной арене, но и расширить круг ее союзников в случае резкого обострения отношений. В этой связи важное значение Николай Петрович придавал подготовке и проведению личной встречи императоров Наполеона I и Александра I, которые состоялись 27 сентября - 14 октября 1808 г. в Эрфурте.

Николай Петрович вел дипломатические переговоры, разрабатывал совместно с министром иностранных дел Франции Ж.Б. де Шампаньи проекты документов по обсуждавшимся вопросам. Результатом встречи явилось подписание Эрфуртской союзной конвенции между Россией и Францией, на какой-то период смягчившей "отношения не только с Наполеоном I, но и с другими европейскими государствами.

За короткий период с октября 1808 г. по август 1809 г. русский министр нанес дипломатические визиты в Эрфурт, Париж, Мадрид, Турку, Бордо, Гельсингфорс

и Стокгольм. Можно представить себе, какие трудности и физическое напряжение пришлось преодолеть Н.П. Румянцеву, совершившему в начале XIX в. в сжатые сроки столь дальние поездки.

Особенно удачным, принесшим европейскую славу графу Румянцеву, стал визит в Швецию в июле-сентябре 1809 г. В ходе переговоров, продолжавшихся более месяца, сторонам удалось достичь компромисса. 5 сентября 1809 г. в Фридрихсгаме был подписан мирный договор, завершив тем самым русско-швед-скую войну 1808-1809 гг., последнюю в истории двух государств. В тексте договора отмечалось: «Во имя Пресвятыя и Нераздельныя Троицы Его Величество Император Всероссийский и Его Величество Король Шведский, одушевляемы равномерным желанием прекратить бедствия войны доставлением выгод мира и возстановить связь и доброе согласие между их державами, избрали для сего Своими полномочными, а именно: Его Величество Император Всероссийский - графа Николая Петровича Румянцева, своего действительного тайного советника, члена государственного совета, министра иностранных дел, министра коммерции, сенатора, действительного камергера, орденов Святого Андрея, Святого Александра Невского, Святого Владимира большого креста и Святыя Анны первых классов, Французского Почетнаго Легиона Большаго Орла, Королевских Прусских Чернаго и Краснаго Орла и Голландского Союза кавалера.., а Его Величество Король Шведский барона Курта Лудвича Богислава Христофа Стединга...»14.

Граф Румянцев и барон Стединг подписали этот исторический документ, урегулировавший отношения между двумя странами. Многие современники Николая Петровича отмечали, что он вел переговоры с большим талантом и мудростью, благодаря которым к Российской Империи присоединена Финляндия. Однако главный стратегический результат заключался в том, что русские дипломаты, последовательно решая внешнеполитические проблемы, снимали или ослабляли напряженность у границ отечества. Именно за эти заслуги 7 сентября 1809 г. Н.П. Румянцеву присвоено звание Государственного канцлера России15.

В январе 1810 г. завершилось преобразование Государственного совета, высшего законосовещательного учреждения Российской Империи. Он состоял из четырех департаментов (законов, гражданских и духовных дел, государственной экономии, военного) и предусматривал рассмотрение законопроектов перед утверждением Александром I. Вскоре Н.П. Румянцев, в дополнение к имевшимся должностям и званиям, стал первым председателем Государственного совета.

Однако главной заботой канцлера оставалась внешняя политика. Наполеоновские войны (1799-1812), результатом которых явился захват практически всей континентальной Европы, свидетельствовали о нависшей угрозе общеевропейской войны против России. Ослепленный успехами на полях сражений, возмущенный самим существованием России, Наполеон I на официальном приеме 15 августа 1811 г. не говорил, а буквально кричал русскому послу А. Б. Куракину: «Вы рассчитываете на союзников. Где они?... Весь континент будет против вас!»16

Интересную информацию о напряженности и нюансах предвоенных отношений между Россией и Францией содержит в себе донесение А.Б. Куракина17 от 24 апреля 1812 г. канцлеру Н.П. Румянцеву. Русский посол дословно передает содержание его переговоров с Наполеоном I. Ввиду важности и малоизвестности этого документа, мы приводим полный его текст18 (см. прил. 2).

Упомянутое донесение А.Б. Куракина, как и множество других, направленных царю и канцлеру, свидетельствуют о полной неосновательности распространившихся при дворе слухов о тайном сговоре Н.П. Румянцева с Наполеоном I.

В действительности, как справедливо полагают историки, предпринятая Францией «...дипломатическая подготовка войны с Россией не увенчалась успехом, в то время как мероприятия русской дипломатии оказались весьма эффективными»19. К их числу бесспорно следует отнести подписание 16 мая 1812 г. мирного договора с Османской империей, завершившего русско-турецкую войну 1806-

1812 гг. Александр I получил возможность использовать 52-тысячную молдавскую армию против Наполеона I.

Вскоре при посредничестве Швеции удалось восстановить дипломатические отношения и подписать 6 июля 1812 г. Эребрусский мирный договор между Россией и Великобританией. Стороны договорились также о взаимодействии в войне с Францией.

Долгое время основой французской внешней политики являлся союз с Испанией, направленный против колониального преобразования Англии, обеспечивший надежность тылов. Русской дипломатии удалось и здесь ослабить позиции Наполеона I. Переговоры с испанской делегацией в июле 1812 г. вел лично канцлер Н.П. Румянцев. 8 июля 1812 г. в Великих Луках стороны подписали договор о союзе против Франции. Россия и Испания объявили о намерении вести войну против Наполеона I и оказывать друг другу помощь.

Таким образом, усилиями графа Н.П. Румянцева, руководимого им министерства иностранных дел, Россия не только избежала международной изоляции, весьма реальной угрозы ведения нескольких войн одновременно, но и смогла найти союзников в борьбе с Наполеоном I в его тылу, сформировать против него коалицию. Конечно, недруги России таких энергичных и эффективных действий не ожидали и простить их канцлеру Румянцеву не могли.

Заключение русско-испанского договора по сути стало последним крупным достижением в дипломатической карьере Н.П. Румянцева. Чрезвычайно напряженная работа, постоянно направленные против него интриги, чудовищное обвинение в предательстве интересов России и даже шпионаже в пользу Франции подорвали его здоровье.

В августе 1812 г. канцлера Румянцева, едва выздоровевшего после паралича, активно пытались отстранить от должности, пользуясь своим влиянием и связями при дворе, одновременно и «русские англичане», и «русские немцы», и «русские австрийцы», и просто их русские прислужники. Особенно старались английский посол Каткарт, принцы Ольденбургские, барон Штейн.

Александр I занял двойственную позицию. С одной стороны, он твердо заявлял, что великолепно знает о верности отечеству графа Николая Петровича и что «не может напрасно пожертвовать верным и преданным ему лицом»20, с другой - он практически отстранил канцлера от внешней политики и не отвечал на его послания и донесения.

Русское общество на рубеже XVIII-XIX вв. в лице пока лишь немногих своих представителей - только начинало осознавать необязательность совпадения блага государя-правителя и страны. Н.П. Румянцев, убедившись в этом на собственном богатом опыте, принадлежал к их числу.

Причины удаления Н.П. Румянцева от активной государственной деятельности в 1813 г. некоторые авторы объясняли ухудшением состояния его здоровья, последовавшего в результате пережитого морального потрясения из-за нападения

24 июня 1812 г. Франции на Россию. Данные объяснения односторонни и не раскрывают основной причины. Дело в том, что не желая проводить взвешенную линию, намеченную для внешней политики России канцлером Румянцевым, Александр I мешал ему вести дело, лично сносясь за его спиной с иностранными государствами. В то же время, зная международный авторитет и значение личности Н.П. Румянцева, император не решался сместить его, чтобы не продемонстрировать перед Европой непоследовательность своего внешнеполитического курса. «Поэтому, оставляя Румянцева формально во главе МИД, - как отмечает

В.В. Похлебкин, - уже с августа 1812 г. ввел в руководство... министерством лично преданного ему статс-секретаря, масона и австрийского агента Карла-Ро-берта Нессельроде, назначенного на странную, но достойного этого чиновника должность докладывающего по всем делам иностранного департамента»21. Работал Государственный канцлер, аппарат министерства, дипломаты, а Нессельроде докладывал Александру I. Понимая всю курьезность ситуации, Николай Петрович в апреле 1813 г. обратился с письмом к императору с просьбой об увольнении от службы, при этом добавив: «Не лета и не болезнь из оной меня выводят, а

необходимость, что продолжаю быть Государственным Канцлером, когда отлучен пребываю от участия и ведения государственных дел»22.

Ответа не последовало. Александр I не отвечал и на неоднократные последующие обращения государственного деятеля, который по сути спас Россию и его, как правителя, на дипломатическом фронте. Удивительная случайность или воля Провидения, но письмо Н.П. Румянцева совпадает с датой смерти героя Отечественной войны 1812 г. фельдмаршала М.И. Кутузова, от которого, после изгнания французов из пределов России, также хотел освободиться Александр I.

В истории не раз повторялось небрежение власть придержащих к подлинным героям, гениям и простым труженикам, вынесшим тяжкий крест для спасения чести, достоинства и независимости России. Немногие правители обладали и обладают достаточной основательностью и свободой ума для удачного применения уроков истории в жизнь. Те же, кому это удавалось, навечно вошли в летописи, остались в народной памяти, прославив свое имя и время, в котором жило их поколение.

Мудрый дипломат ясно осознавал происходящее, проявил выдержку, решительность и 11 февраля 1814 г. направил письмо Александру I, в котором уведомлял его о том, что устраняется от дел и передает их старшему после себя по должности. По существу это был протест Н.П. Румянцева против укрепления в главном внешнеполитическом ведомстве России одной из наиболее одиозных фигур среди иностранцев, когда-либо находившихся на российской государственной службе. Нессельроде, проигнорировавший интересы России на Венском и Веронском конгрессах, итогом деятельности которого стала печальная Крымская война и дипломатическая изоляция России, начал исполнение своих черных планов23 устранения Н.П. Румянцева от управления империей.

Лишь только 1 августа 1814 г. последовал указ Сенату об увольнении Н.П. Румянцева с витееватой благодарственной записью, милостями и выражением надежды, что граф не откажется быть полезным отечеству своими познаниями и опытностью.

Освобождение от государственной службы не изменило принципов и планов Николая Петровича. Приумножение благ и славы Отечества по-прежнему, как в молодости - его путеводная звезда.

Сразу же после отставки граф Румянцев «собрал все подарки, которые он получил от царствующих особ, и продал... вырученную сумму, простиравшуюся до миллиона, пожертвовал в комитет о раненых»24. В Киеве на свои средства он учредил Инвалидный дом. Вдохновленный высоконравственными деяниями Н.П. Румянцева поэт посвятил ему замечательные и правдивые строки:

«Бесценный памятник! Не в пышной пирамиде,

Не в гордых надписях, изысканных словах.

Он в благодарнейших, утешенных сердцах»25

Имея опыт организации первой русской кругосветной экспедиции И.Ф. Крузенштерна, Н.П. Румянцев финансирует путешествия на Камчатку (1816), в Северную Америку (1817). В 1815 г. он снаряжает экспедицию O.E. Коцебу на паруснике «Рюрик» для отыскания северо-восточного морского прохода, продолжавшуюся четыре года, удивившую и восхитившую современников. И.Ф. Крузенштерн писал, что организация экспедиции O.E. Коцебу, которую даже испытанные мореходы англичане считали невозможной, снискало графу Румянцеву мировую славу. Неслучайно O.E. Коцебу первый из открытых им островов назвал именем Николая Петровича Румянцева.

Столь же целенаправлены и научные интересы Н.П. Румянцева в истории, палеографии, археологии, этнографии, о которых A.A. Кочубинский писал, что они «... тяготели к одной центральной точке - к отечествоведению»26. Он сам ездил по России, покупал рукописи в Волоколамске, Гомеле, Старице, Ржеве, Нижнем Новгороде. Разыскивал славянские надписи в Орше, на Кавказе и в

Крыму. Организовывал этнографические экспедиции по Крыму и Кавказу (1819), прибалтийским губерниям (1820), славянским странам (1821-1824).

Многогранна благотворительная деятельность Н.П. Румянцева, которая воспитывала, укрепляла в обществе уважение к науке и любовь к России.

Н.П. Румянцев выделял средства на обучение талантливой молодежи. Значительные суммы перечислены им Киевской духовной академии для поощрения воспитанников, занимавшихся отечественной историей. В 1815-1819 гг. на средства Н.П. Румянцева учился в Петербургской духовной академии сын Могилевского священника Иван Иванович Григорович, впоследствии один из самых активных и близких его соратников, которому Николай Петрович помогал подготовить и издать в 1824 г. первый выпуск «Белорусского архива древних грамот».

Заслуги Н.П. Румянцева-мецената неоднократно отмечала Императорская публичная библиотека. Так, в 1816 г. отмечен его дар - 17 драгоценных греческих и римских медалей.

Н.П. Румянцев считал необходимым учреждение библиотек во всех городах России и много сделал для реализации своих замыслов. Он вполне понимал важность и значение публичных библиотек для народного образования, опережая в этом, как и во многом другом, свое время.

Несмотря на множественные заботы и обязанности, Н.П. Румянцев всегда находил время для изучения исторического прошлого России. Интерес Румянцева к истории славян пробудился еще в молодые годы. Известно, что в 1777 г. Н.П. Румянцев просил своего отца прислать ему церковные книги, которые могут дополнить летописные сказания. Собирая сведения о славянах, он предпринял попытку написать очерк русской истории. Постепенно в 1790-е гг. начала складываться прославленная коллекция Н.П. Румянцева.

Современники и биографы Н.П. Румянцева назвали первую четверть XIX в. «эпохой Румянцева». В этот бурный исторический период, выдвинувший многих государственных, военных, общественных деятелей, его имя стоит в числе первых. Масштабы его плодотворной деятельности на благо России преодолевали не только границы государств, но и бытовавшие стереотипы. Многим из современников Н.П. Румянцева казалось странным, что близкий к императору сановник, богатый вельможа собирал обрывки пергаментных рукописей, дорожил клочками едва сохранившихся бумаг, на которые мало кто обращал внимание и на которых значились мало кому понятные слова. Но именно эти «листки» увековечили имя Румянцева, который понимал, что центр культуры там, где хранятся рукописи. Кто из его современников мог подумать, что из древних рукописей и книг он составит величественное здание, которое прославит отечественную историю, составит несокрушимый памятник его имени, которым стал Румянцевский музей. Многих талантливых исследователей принял и помог им стать знаменитыми учеными, писателями, художниками, государственными деятелями, основанный Н.П. Румянцевым просветительский центр. Велик их вклад в отечественную и мировую культуру. Новые идеи, которые они дали человечеству, зарождались и в этой лаборатории, которую мы называем Румянцевский музей, а ныне - Российской государственной библиотекой.

Важным этапом в становлении исследовательской деятельности РГБ по изучению славянской культуры стала подготовка к изданию «Дипломатического Собрания Государственных грамот и договоров». Концепцию подобной публикации Н.П. Румянцев предложил Екатерине II еще в 1790 г., но приступить к ее реализации удалось лишь в 1811 г. Канцлер создал творческий коллектив, в котором работали Ф.Р. Аделунг, В.Г. Анастасевич, H.H. Бантыш-Каменский, А.Х. Востоков, И.И. Григорович, митрополит Евгений (Болховитинов), К.Ф. Калайдович, П.И. Кеппен, Ф.И. Круг, И.Н. Лобойко, П.М. Строев и др. Современники называли их «Румянцевским кружком» или «Румянцевской академией». В 1811-1817 гг. Н.П. Румянцев ассигновал 66 тыс. руб. на издание более 1000 трактатов и договоров XIII-XVII вв., отражающих наиболее значимые события славянской истории этого периода. В представлении Александру I он писал: «Уважая

правила строгой бережливости, необходимо нужной в расходах государственных... осмеливаюсь испрашивать... Всемилостивейшее соизволение Вашего Императорского величества, чтобы для напечатания первой части сего издания исчисленную выше сего сумм или сколько потребно будет, употребил я из собственного моего иждивения...»27. Благодаря усилиям Н.П. Румянцева и таланту его соратников в

1813 г. вышла в свет первая часть «единственного на природном языке, - как отмечали авторы, - полного дипломатического собрания государственных грамот и договоров», которое служило «... наставительным пособием в приобретении политических знаний для уразумения истинных польз империи Всероссийской»28.

В том же 1813 г. Н.П. Румянцев представил Академии наук 25 тыс. руб. для публикации русских летописей. Он понимал, что на благородных образцах, которые прославляли летописцы, воспитываются благородные чувства и качества людей. Придавая известности подвиги лучших людей Руси, авторы летописей поддерживали и укрепляли жизненную силу многих поколений своих соотечественников.

Многими печатными изданиями, появившимися на свет на средства Н.П. Румянцева, обогатилась историческая литература. Библиография насчитывает более

20 наименований чрезвычайно ценных сборников, словарей, сочинений различных авторов, изданных при жизни Николая Петровича. Например, такие как «Древние российские стихотворения, собранные Киршей Даниловым», «Законы Великого князя Иоанна Васильевича и судебник царя Иоанна Васильевича, с дополнительными указами и образцами почерков», «Памятники российской словесности XII в. с объяснениями, вариантами и образцами почерков» и многие другие.

Покровительствуя ученым и литературным знаменитостям своего времени, Н.П. Румянцев внес значительные пожертвования на просвещение, развитие российской исторической науки. Академик И.И. Срезневский назвал этот период счастливым временем русской науки.

Прошло 175 лет с того дня, когда закончился земной путь Н П. Румянцева. Он умер 3 (15) января 1826 г. в Петербурге. Похоронен, по его просьбе, в Белоруссии, в любимом, построенном им городе Гомеле, столько раз укрывавшем Николая Петровича от бед и людской несправедливости.

Великий труженик, деятельный патриот Отечества сохранил и оставил нам все, что любил и согревал теплом своей огромной, бескорыстной души.

Живут его традиции, его уникальная коллекция книг и рукописей, жива память о славном Сыне России Николае Петровиче Румянцеве.

ПРИЛОЖЕНИЯ ПРИЛОЖЕНИЕ 1 Переписка императрицы Екатерины II с разными особами

«От Императрицы, к Генералу-Фельдмаршалу Графу Румянцеву-Задунайскому

Граф Петр Александрович!

Предварительно Мы вам сообщили, с каким удовольствием приняли извещение о взятии укреплений Прагских и в вслед за тем о покорении самой Столицы Польской Варшавы оружию Нашему. Получив ныне подробныя донесения о сих знаменитых про-изшествиях, а вместе и о совершенном уничтожении сил мятежнических в руки наши отдавшихся, усматриваем тут и паче следствия добрых и искусных распоряжений начальства усердие и храбрость всех от мала до велика Нам служащих, при помощи Божией столь славными успехами увенчанныя. Мы воздали оным Нашею особливою Монаршею милостию и благопризнанием, как то в росписи у сего приложенной означено; предостав-

ляя вам учинить надлежащее распоряжение и определение о тех чинах, коих произвож-дение зависит от власти Нами вам данной, и коих гласные подвиги достойны особаго уважения.

Всем бывшим действительно на штурме Прагском Штабе и Обер Офицерам, которые туг не получили орденов военнаго Св. Георгия, или Св. Владимира, жалуем золотые знаки для ношения в петлице на ленте с черными и желтыми полосами, с тем, что в пользу награждаемого таковым знаком убавляются три года из числа лет положенных для залуження военнаго Ордена. Равным образом сию убавку в сроке к получению Ордена военнаго распространяем и на тех, кои за заслуги их при помянутом Прагском штурме пожалованы Кавалерами Ордена Св. Владимира.

Что касается до нижних чинов и рядовых, как в сем штурме мужественно подвизавшихся, так и прочих, кои в течении действий оружия Нашего на укрощение мятежа в Польше произведенных находилися в разных сражениях, Всемилостивейшее уважая их усердие, храбрость воинству Российскому сродную, и многие труды ими подъятые, жалуем всем таковым, разумея и тех, которые в войсках под начальством Генерала Репнина в различных противу неприятеля сражениях действительно находилися, серебреныя медали с надписью за Труды и Храбрость для ношения в петлице, на красной ленте, которыя по зделании и собрании ведомостей велено от нас доставить немедленно.

Отдав таким образом справедливость подчиненным, обращаем внимание Наше на труды подъятые вами в распоряжениях дел по главному начальству на вас возложенному, коим предуспели вы и в толь краткое время исполнить наши предположения с толикою славою и пользою. Признание Наше к заслугам вашим засвидетельствовали Мы в указе Сенату Нашему данном и в списке у сего приобщаемом.

Всевышний да укрепит вас на продолжение служения вашего Нам благоугодного и отечеству полезнаго. Пребываем вас с Императорскою Нашею милостию всегда благосклонны.

Екатерина

ПРИЛОЖЕНИЕ 2

Донесение посла России во Францию А.Б. Куракина Государственному канцлеру, графу Н.П. Румянцеву

Сегодня утром в 9 часов после вставания от сна императора, мне было назначено явиться в Сен-Клу с собственноручным письмом нашего августейшаго государя.

Введенный к его величеству, котораго я нашел одного в кабинете, я начал речь, говоря, что он должен быть убежден в моем желании и ревности, которыя я всегда выражал для поддержания мира и доброго согласия между двумя империями и потому с доверенностию выслушает и примет в справедливое внимание представления, которыя я буду иметь честь предложить, как единственное средство, которое еще может отклонить войну. Император мне отвечал, что искренность моих чувств ему хорошо известна, что он отдает справедливость моим постоянным усилиям для поддержания доброго согласия и что он видит, что я весьма сожалею, так же как и он, что так много потеряли времени, не занимаясь серьезно, как бы это следовало, средствами восстановить его и не присылали мне полномочий для этой цели. Он не дал мне времени возразить. Вместо того, продолжал он, вы вооружились, вы принудили меня сделать тоже. Я не скрывал с тех пор, что делаю приготовления. Я сказал вам несколько раз и самым торжественным образом во время разговора, который я нарочно вел с вами публично 15-го Августа в конце собрания в

Повелено заготовить похвальную грамоту подвигов его, ему пожалованы в потомственное владение деревни: на вечную же память заслуге, повелено воздвигнуть ему на иждивении казны дом с принадлежащим к нему внутренним убором, и перед оным соорудить памятник, истребовав от него уведомление в Столице ли, или же в которых из своих деревень он предпочтет строение».

Тюльери. Я давал полную гласность моим попыткам, и объявил о них полковнику Чернышеву при его отправлении. Я не скрываю от вас теперь, что я совсем готов, но каким же способом вы хотите придти к соглашению со мною? Герцог Бассано мне говорил уже, что вы хотите заставить меня прежде всего очистить Пруссию. Это невозможно. Это требование есть оскорбление. Это значит подносить нож к горлу. Моя честь запрещает мне принять его. вы дворянин, как вы можете делать мне подобное предложение. В Петербурге потеряли голову, если полагают, что меня можно угрозами заставить сделать то, чего они хотят. Я иначе относился к императору Александру, когда он приехал ко мне в Тильзит после моей победы при Фридланде; я ничего не предложил ему тогда, что было бы несогласно с его честью или оскорбило бы его чувствительность, я делал противное, начнем переговоры, согласимся в том, чего мы обоюдно желаем, герцог Бассано имеет полномочия, снабжены ли вы ими так же? Войдите в переговоры с гам.

Я отвечал, что прежде нежели входить в какие бы то ни было переговоры о вопросах подлежащих рассуждению в этих переговорах, прежде нежели войти в объяснения и определить, какия преимущества мы готовы предоставить Франции, я должен предварительно быть уверенным, что по первой статье приказаний, которыя я получил от императора моего государя, условливающая очищения Пруссии и уменьшения Данцигского гарнизона, будет обещано мне, что она будет принята и это послужит основание и введением в конвенцию, которая будет заключена. Я прибавил, что поспешил отправиться к герцогу Бассано, несколько часов спустя после прибытия моего курьера, чтобы прочитать ему депеши, в которых заключались приказания, которыя я получил по этому случаю с тем именно намерением, чтобы его императорское и королевское величество был наперед возвещен от него о тех уступках, выгодных и неожиданных, которыя Россия соглашается сделать ценою необходимого условия, исполнения котораго она требует прежде всего.

Вы действуете, прервал меня император Наполеон, как Пруссия перед сражением при Иене, она требовала очищения севера Германии. Я не мог и теперь согласиться на очищение Пруссии, это затрагивает мою честь.

Но сами вы же государь, сказал я, установили с императором, моим государем, начало во время ваших разговоров в Тильзите, безусловно необходимое для прочности вновь заключенного союза оставить существование, между Россиею и странами находящимися над владычеством вашего императорского и королевского величества независимаго государства. Пруссия и должна была выполнить эту цель и что по этому герцогство Варшавское было дано Саксонии. По этому мы имеем достаточное основание требовать, на основании вашего собственного мнения, государь, того, от чего наиболее зависит сохранение союза и добрых отношений между двумя империями, чтобы Пруссия была приведена в это положение независимости, которое вы сами определили и что конвенция, которую ваше императорское и королевское величество с ней заключили, останется без последствий.

Я не могу согласиться, отвечал мне император, начнем переговоры, условимся меду собою и если вы хотите войти в переговоры, то не говорите об этом требовании.

Государь, возразил я, вашему величеству известно, что всякий монарх может требовать повиновения от своих подданных. Никто никогда вместо их требований не заставлял исполнить своих, как ваше императорское величество. Дозволите мне слепо следовать тем, которыя я получил от императора, моего государя и которыя гласят, что соглашения между нами могут состояться единственно в том случае, если ваше величество дадите формальное обещание, что первая статья будет такова, как я предложил. Без этого я не могу входить ни в какия переговоры с вашим министром. Да позволите мне ваше величество возвратиться к прошедшему! Ваши огромньгя вооружения, вообще враждебные меры, которыя вы принимаете, страны, в которых вы теперь разместили все эти средства направленныя против нас, не служат ли достаточным доказательством справедливости наших опасений и которыя вполне оправдают наши приготовления, цель которых с нашей стороны не заключается ли единственно в обороне и в самом сохранении, поддерживая наши военныя силы соразмерно с пространством и могуществом России. Нет ничего враждебного с нашей стороны в таких мерах. Император Александр не переставал давать уверения вашему посланнику, государь, и вследствие приказаний и я с своей стороны не переставал повторять эти уверения вашему величеству и вашему министру. Но ваша последняя конвенция с Прусиею, которой содержание может быть только вполне враждебно нам, потому что она не была нам сообщена, но последствия этой конвенции выказавшияся движением ваших армий на Одер и их аванпостов на Вислу, не составляют ли совершенно

военнаго положения против России? Я имею повеление объявить министерству вашего величества, что если ваши войска в значительных силах перейдут за Одер, мы сочтем этот переход за объявление войны. Последовавшая депеша за тою, в которой объявлялось мне это повеление, извещает, что предвидевшийся случай перехода за Одер, начал уже осуществляться и что если число французских войск, которыя перешли через него, будет увеличиваться в значительном размере, то наши войска выступят из наших границ; но это будет чисто военное движение, предназначенное единственно для того, чтобы занять хорошие позиции и прикрыть их, которое не заключает в себе никакого наступления, никаких видов на завоевания, что оно будет отменено и наши войска возвратятся в Россию, лишь только будут удовлетворены наши требования, эта мера услоалена военными соображениями и нуждою обезпечить себе позиции, необходимые для безопасности наших войск и наших границ. Я прибавил, что ответы, которые я моху сообщить моему двору могут придти не во время, чтобы успокоить его насчет намерений Франции в виду постепеннаго движения ея войск и естественным наследствием продолжения этого движения за Одер будет выступление наших войск за границы империи, как я заявил.

Император мне отвечал, что маршал Даву уже находится на Висле и его главная квартира в Торне, что он уже навел два моста на этой реке и последния известия от него были от 19-го Апреля и тога еще все было спокойно на нашей стороне, что для того, чтобы скорее получать известия от маршала Даву, он велел учредить особыя эстафеты и что они приходят к нему также по телеграфу. Он говорил, что его положение различается от нашего. Страны в которых находятся мои войска принадлежат мне и моим союзникам. Герцогство Варшавское состоит под моим покровительством, как принадлежащее государю, находящему в рейнском союзе. Король Прусский мой союзник. Я должен их защищать. Поэтому эти войска и занимают эти страны. Но что касается до вас, вы не можете выйдти из границ, не нарушив неприкосновенности чужой территории. Вы не можете сделать шагу в Варшавское герцогство, не встретив там сопротивления, а лишь раздастся ружейный или пистолетный выстрел с той или другой стороны, это будет признаком тичала войны. Видя, что ответ императора Александра, котораго я ожидал после приезда полковника Чернышева, который находится уже с 10 марта в Петербурге, слишком опаздывает, я начал безпокоиться. Я предписал маршалу Даву отражать нападения, которыя я начинал уже предвидеть. Я предписал Лористону выехать со всеми посольствами Рейнского союза, лишь только он узнает, хотя бы и по частным известиям, что вы вышли из своих границ. Я думаю, что он уже выехал. По его донесению от 1-го Апреля я ожидаю уже несколько дней от него курьера и не понимаю почему он так долго не приезжает, уж не задержали-ли его у вас?

Я прервал его, чтобы сказать, что это решительно невозможно, такой способ действий не наш. Но, продолжал я, я чрезвычайно удивлен тою поспешностию, с которой ваше величество нашли нужным дать такие предписания Лористону и маршалу Даву, когда ни что с нашей стороны не могло служить к тому поводом и прежде получения ответа его императорского величества. Этот ответ в ваших руках государь. Я сказал так же императору, что после того, что я выслушал от него, я обязан предупредить его, что так как граф Лористон имеет уже приказания на случай, оставить Петербург, то и мне после его отъезда нельзя будет оставаться при его особе и, лишь только узнаю об отъезде этого посланника, я также потребую моих паспортов.

Но вы не можете отсюда выехать, не имея для этого особаго предписания императора Александра!

А, в подобных обстоятельствах я не могу его ожидать. Подобный поступок достаточен для меня, чтобы я решился по собственному усмотрению. Мой долг заставит меня так действовать и ничто меня от этого не отклонит. Но пока я просил бы ваше величество бросить взгляд на письмо императора, моего государя.

Ну вот, сказал он прочитавши его, это письмо, которым я доволен. Оно прилично и совершенно в порядке. Я из него не вижу ничего того, что вы мне говорите и чего вы от меня требуете. Он заставил меня его прочитать. Я сказал ему что считаю себя истинно счастливым, что вижу в этом письме новое подтверждение чувств моего августейшаго государя к нему; но что предписания которыя я получил точно так же положительны и я считаю нужным требовать, в качестве предварительнаго условия для соглашения очищение Пруссии и уменьшение данцигского гарнизона. Ваше величество, отказываясь принять эти условия, лишаете меня возможности вступить в переговоры о других условиях, которыя я имею приказание предложить в след затем и которыя имеют лишь в виду удовле-

творить ваше величество по всем предметам, которых вы всегда желали и требовали с нашей стороны. Но так как вы отказываетесь, государь принять это предварительное условие, то этим самым вы сразу перерываете переговоры и ставите меня в такое положение, что я не могу их начать, и потому позвольте обратиться к более настоятельному, начиная с того в каком положении могут находиться дела в настоящее время в тех странах, которыя сделаются поприщем войны. Я говорю о приказаниях, которыя ваше величество дали маршалу Даву и гр. Лоринстону. Так как, по тому что вы мне сказали, государь, вероятно что наши войска, вспоследствие постепеннаго приближения войск вашего величества, перешли границы России, то считаете ли вы, государь, еще возможным предотвратить пролитие крови?

Но, отвечал император, Даву имеет предписание не переходить Вислы, в ожидании исхода переговоров, на которыя я разсчитывал сначала; но потом я потерял надежду, не получая никакого ответа и полагая что тоже случится и с этим письмом, которое я получил, как и с приездом вашего секретаря. Как вы называете его - Новосильцов? Нет, отвечал я, Нессельроде. Ах, да Нессельроде. Он не приехал и я полагал, что император не будет мне отвечать. Хорошо, чтобы отвечать на вопрос, который вы мне предложили, я скажу, что если ваши войска займут только правый берег Немана, мои не перейдут Вислы. Если же вы займете Мемель, я ничего не скажу. Но если вы перейдете Неман и займете Кенигсберг, где встретите 20 тыс. пруссаков, под начальством генерала Граверта, или если вы войдете в герцогство Варшавское, то маршал Даву должен вас отразить, потому что моя честь требует того, чтобы на войска прусскаго короля и территорию короля саксонского вы не напали силою. Если вы останетесь на берегах Немана, Даву с своей стороны останется на левом берегу Вислы. Я пошлю приказание к Лористону остановиться в Мариенвердере и дожидаться там того, кого император Александр захочет туда послать, чтобы вести с ним переговоры. Этого будет недостаточно, отвечал я, потому что пока гр. Лористон будет дожидаться в Мариенведере, весьма вероятно что начнут уже драться.

Вы справедливо заметили, сказал он мне, в таком случае я предлагаю перемирие, неограниченное, лишь бы только за 15 дней объявили о начале военных действий, если не достигнут соглашений. Но, государь, этого не достаточно, что вы мне заявляете о своем намерении; необходимо, чтобы я был уверен, что вы дадите сообразныя предписания маршалу Даву и гр. Лористону и чтобы я мог послать втораго курьера с уверенностию, что оне уже действительно отправлены и что князь Екмюльский их получил и с своей стороны содействовал бы этому перемирию.

Я желал бы, сказал император, чтобы вы дня на два замедлили отправление вашего первого курьера, котораго вы намеревались послать с отчетом, который вы должны отдать императору Александру о теперешнем моем разговоре с вами, до приезда курьера от Лористона, для того, чтобы я знал что ему сказали и что он сделал, объяснили ли ему переход ваших войск через границы и успокоили-ли его в той мере что он не счел нужным выехать из Петербурга. А между тем повидайтесь с Бассано. Постарайтесь устроиться с ним об этом перемирии. Можете ли вы наперед подписать его вместе с ним?

Я не имею никакого полномочия, этот случай не был предвиден, но видя что дела зашли так далеко от обстоятельства до такой степени настоятельны, что я готов взять на себя и подписать предварительно, sub spe rati и предоставить воле императора, моего государя, согласиться на это перемирие или его отвергнуть.

Первым последствием этого перемирия, сказал мне император, будет то, что если военныя действия уже начались и ваши войска заняли Кенигсберг, они должны будут отступить за Неман, а мои за Пассаргу.

Но, прервал я, ваше величество сказали мне, что маршалу Даву даны приказания не переходить Вислу, а ваше величество теперь говорит мне о том что они отступят за Пассаргу, что совершенно изменяет то, что я должен был полагать их за Вислою, которую они должны охранять и придвигает их гораздо ближе к наши границам.

Я вам объясню правдиво причину этого, отвечал мне император. Страна по левому берегу Вислы слишком песчана и не может доставить достаточно средств существования для моих войск, и оне найдут более средств за Пассаргою

Да. возразил я, ваше величество хотели воспользоваться изобилием старой польской Пруссии; но это соображение с вашей стороны, естественно приводит меня к заключению, какую нужду в продовольствии и фураже будут испытывать эти армии более, нежели в 500 тысяч, которыя, по словам вашего величества вы собрали против нас. Подумали ли вы о тех затруднениях, которыя встретятся в отношении к их продовольствию?

О, затруднений не будет, отвечал император; я все предвидел, и наперед устроил огромный магазины с продовольствием в Торне и Данциге. У меня девять тысяч подвод для перевозки муки, а фураж в настоящее время года родится под ногами лошадей, повсюду где будет проходит кожица. Вы недовольны, продолжал он, конвенциею, которую я заключил с Прусиею. Но прусский король посылал своего адъютанта к императору Александру, чтобы заявить, что я не желаю войны и предлагая ему свое посредничество. Ему отвечали, что император так же не желает войны и не имеет нужды в этом посредничестве. Что же другое оставалось делать прусскому королю, как не войти в соглашение со мною? Австрия в том же положении. Она вам так же делала такия же заверения и такия же предложения в отношении ко мне и получила такой же ответ.

Как, прервал я, должен ли я заключить из того что ваше величество говорите что и Австрия против нас.

Конечно, да, отвечал император.

Как, государь, этот обсервационный корпус, который находится в Галиции предназначен действовать против России?

Да, если начнется война, он будет действовать вместе с моими войсками, был его ответ. Я не понимаю, я который уважаю императора Александра, который ютов доказать свое личное почтение к нему даже в манифесте, который я издам против России, я не понимаю какими советниками он окружен и кто его вынудил выдай из того прекрасного положения, в котором он находился. По средством союза со мною он приобрел Финляндию, которой так сильно желали все его предшественники. Я так же уступил ему Молдавию и Валахию. Оне бы принадлежали ему, если бы он оставил в своей турецкой армии те пять дивизий, которыя были отозваны, чтобы двинуться на границы Польши. Без этой меры, придуманной чрезвычайно некстати, турки подавленные, разбитые не могли бы сопротивляться. Вы заключили бы мир с ними, на каких бы вы не захотели условиях, надо было отступить. Вы хотели теперь, чтобы они согласились на границы по Прут и они на это не хотели согласиться.

Это упорство с их стороны просто объясняется, прервал я его. Оно основано на ожидании помощи и диверсии со стороны вашего величества.

Я скажу вам правду продолжал император, я постоянно отклонял их просьбы. Только шесть недель тому назад, как я согласился их выслушать. Как я мог верить утверждениям Лористона, когда отзыв пяти дивизий мне до очевидности доказывал ваши ввды против герцогства варшавского? Долг требовал, чтобы я двинул мои армии, для противодействия так явно выраженным намерениям. Разве в том моя вина, что в продолжении целаго года мы не пришли к соглашениям между собою? Не должен ли я был видеть презрение и враждебное настроение в отношении ко мне в этом упорном молчании, которое постоянно хранили?

Я отвечал, что все чего он требовал от нас, он теперь может получить для пользы своей империи, согласившись на то что мы требуем с своей стороны чтобы единственно обезпечить наше спокойствие.

Да, сказал он мне, очистить Пруссию: но это оскорбление, котораго я не могу перенести. В Тильзите, после фридляндского сражения, я щадил вашу честь, вы не щадите моей. Вы принудили отложить мои действия в Испании, вызвать мои экипажи, которые я уже туда отправил, предполагая сам туда ехать, вы заставили издержать меня огромныя суммы на вооружения и после всего этого вы требуете от меня невозможных условий, не говорите этого и - войдите в переговоры.

Но, государь, я должен вам повторить, что я вовсе не моху входить в переговоры для заключения договора, не получив наперед этого обещания.

Я не понимаю вашего кабинета, продолжал император, он хочет обходиться со мною как он привык обходиться в прежние времена с польским королем и предлагать мне прежде переговоров условие sine qua non, которое само должно быть последствием переговоров. Вы дадите ноту герцогу Бассано?

Я отвечал, что если бы я и отдал ему ноту, то в ней говорилось бы только о первой статье полученных мною приказаний и они послужили бы к тому, чтобы предварительно требовать обещания очистить Пруссию и потом уже, получив согласие по этому предмету, я могу начать переговоры по другим вопросам.

Если вы не хотите придать другаго значения этому требованию в вашей ноте, то лучше вовсе ее не давать, сказал император, потому что вы сами можете видеть какое она произведет действие. Если бы даже император Александр имел 400 тыс. готовых войск, я буди иметь 500 тыс., я буду иметь еще более и мои распоряжения в отношении к конскрипции сделаны, а она мне дает еще 100 тысяч. Перевес будет на моей стороне.

Кстати. До меня дошли слухи, что император едет в Вильну, что там собралось много польских вельмож, что дело идет о том, чтобы провозгласить его польским королем и таким образом возстановить это королевство.

Я отвечал, что решительно не знаю об этом.

Что этим выиграет император Александр, продолжал он, как русский император он потеряет прежде всего бывшия польския провинции, присоединенные к империи и которыя надо будет отделить для новаго королевства и должен завоевать, победив меня, провинции, входящие теперь в состав герцогства Варшавскаго и Галиции, что составляет более трети старой Польши. Но скажите мне, я узнал что Сперанский арестован. Можете вы объяснить мне причины этого происшествия?

Я отвечал, что еще ничего не узнал о падении Сперанского и что мой курьер известил только меня что он потерял место и что его уже нет в Петербурге.

Повидайтесь, продолжал он, с герцогом Бассано и придите с ним к соглашениям; но не настаивайте более на условиях, которых я не могу принять и если вам безусловно приказано из предложить, придайте им такой вид, чтобы я имел возможность не отвергнуть их.

Я отвечал, что сегодня же отправлюсь переговорить с герцогом Бассано; но я заявляю вашему величеству, что я немедленно отправлю курьера к императору, моему государю с изложением разговора, которым ваше величество меня удостоили и что в след за ним пошлю другаго, который поедет в одно время с тем, который в конце недели повезет ваши новыя предписания гр. Лористону и маршалу Даву. Я повторил, что если узнаю, что гр. Лористон выехал из Петербурга, то я с своей стороны немедленно потребую моих паспортов, не дожидаясь приказания императора, моего государя, и что условно я уже прошу об этом его величества, самого. При этом я счел долгом сказать ему еще, что может я в последний раз нахожусь в его кабинете, и потому пользуюсь случаем, чтобы поблагодарить его величество за все личныя милости, доказательство которых я столько раз испытывал во время моего пребывания здесь и что я считаю свои долгом сохранить в моей памяти и прошу его милостиво уделить мне местечко в его воспоминании и благосклонности, на которыя я полагаю иметь некоторое право по чистоте намерений, которыми я всегда руководился. Император весьма милостиво отвечал мне и прибавил, что так как я решительно хочу уехать, то он желает только одного и был бы доволен, если бы император Александр согласился на это, чтобы видеть скорое мое возвращение с целью вести с ним вторично мирные переговоры.

Вот, граф, верное изложение этой аудиенции, продолжавшейся два с половиною часа, которое я поспешил написать возвратившись домой, чтобы как можно скорее представить его вниманию императора, нашего августейшего государя. Окончив эту работу, я поехал к герцогу Бассано, чтобы узнать от него с большею подробностию и переговорить с ним

о мыслях императора Наполеона на счет средств остановить на некоторое время неминуемое столкновение двух противных армий и с возможною осторожностию лучше подготовить соглашение, котораго основания почти определены как с той, так и с другой стороны и которой в сущности, кажется, желает сам император Наполеон. Но я с твердостию буду вести речь, как и вел до сих пор, как это мне предписано. Я буду постоянно отказываться от всех иных способов соглашения, кроме того который предписан мне нашим августейшим государем в депешах вашего сиятельства; но в тоже время я не скрою от вас желания успеть, по крайнем мере в том, чтобы сделать возможными переговоры, столь важные для Европы и человечества и которые отвратили бы ужасныя бедствия и в тоже время избавили бы Россию от опасности военных действий всегда сомнительных не смотря на значительныя ея средства и опасных, особенно если, как уверил меня император Наполеон, Австрия будет против нас.

Возвратясь от герцога Бассано, я отдам еще отчет через посредство курьера о последствиях переговоров с ним.

Честь имею и пр.».

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Каиров В.М. Традиции и исторический процесс. - М., 1994, с. 13.

2 НИОР РГБ, ф. 255, к. 16. ед. хр. 3, л. 2.

В одном из писем 1779 г. к отцу, фельдмаршалу П.А. Румянцеву он сообщал об увлечении историей и, что «вознамерился ее наследовать». В это время Н.П. Румянцев собирал книги, позднее рукописи, ставшие знаменитой румянцевской коллекцией, а с 1828 г. Румянцевским музеем, ныне Российской государственной библиотекой.

4 Следует отметить, что первое, кратковременное дипломатическое поручение Екатерины II он выполнил в сентябре 1776 г., совершив визит в Вену с извещением о браке Павла Петровича с принцессой Вюртембергской.

5 НИОР РГБ. Ф. 255, к. 15, ед. хр. 28, л. 1.

Н.П. Румянцев получил верительные грамоты к Майнцскому, Кельнскому, Трирскому курфюрстам, епископу Бамбергскому и к 5 Императорским округам: верхне-рейнскому, нижне-рейнскому, швабскому, франкомскому, вестфальскому, а также к владетельным князьям Аншлаха, Бадена, Вюртемберга, Гессена и Цвейбрюкена.

6 В 1783 г. Иосиф II начал земельные споры с соседними курфюрстами, а позднее об обмене землями с Баварией. В эти процессы вмешался Фридрих II. Центром споров стал г. Мюнхен и Цвейбрюкен, куда на долгое время перебрался Н.П. Румянцев. Русскому дипломату в начале 1785 г. удалось прекратить споры.

В это же время Фридрих II приступил к реализации плана «Союз князей», направленного против интересов России. Процесс объединения, не без участия Румянцева, затянулся и не принес Фридриху II ожидаемого результата.

Коадьютор - второе и весьма влиятельное лицо после курфюрста Майнцского, руководившее императорскими выборами, председательствовавшее в коллегии курфюрств, назначавшее имперского вице-канцлера, руководившее Имперским Сеймом.

8 Имперская корона с 1438 г. закрепилась за династией Габсбургов. В октябре 1790 г. императором избран Леопольд II, а в июле 1792 г. - Франц II, ставший последним императором «Священной римской империи германской нации».

9 История дипломатии. - М., 1959, т. 1, с. 420-421.

10 Там же, с. 429.

11 НИОР РГБ. Ф. 256, к. 17, ед. хр. 22, л.1.

12 См.: «Переписка императрицы Екатерины II с разными особами». - СПб., 1807, с. 149-152.

13 Там же, с. 152.

14 Сборник грамот и договор о присоединении царств и областей к государству Российскому в XVII-XIX веках. - Петербург, 1922, ч. I, с. 493-494.

15 НИОР РГБ, ф. 255, к. 18, ед. хр. 10, л. 1.

16 История дипломатии. - М., 1959, т. 1, с. 482.

17 Александр Борисович Куракин (1752-1818) - князь, вице-канцлер, посол в Париже (1808-1812), двоюродный брат Н П. Румянцева.

18 Сборник исторического общества. - СПб., 1877, т. 21, с. 362-379.

19 История дипломатии. - М., 1959, т. 1, с. 482.

20 Русский биографический словарь. - Пг., 1918, с. 510.

21 Похлебкин В.В. Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах

и фактах». - М., 1992, с. 223.

22 Русский библиографический словарь. - Пг., 1918, с. 511.

23 Современные исследователи доказывают, что Нессельроде причастен к организации убийства гениев славянской культуры A.C. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, А.С. Грибоедова.

24 Ивановский А.Д. Государственный канцлер граф Н.П. Румянцев. - СПб., 1871, с. 27. Комитетом о раненых А.Д. Ивановский называет Общество попечения о раненых и больных воинах.

25 НИОР РГБ, ф. 255, к. 16, ед. хр. 3, л. 1-2.

26 Кочубинский А.А. Начальные годы русского славяноведения. - Одесса, 1888, с. 78.

27 Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в государственной коллегии иностранных дел. - М., 1813, ч. I, с. VI.

28 Там же, с. III.

CHANCELLOR OF RUSSIA, COUNT N.P. RUMJANTSEV

Manuscripts Research Department, the Russian State Library

The article informs about life and work of P.A. Rumjantsev (1725-1796), a general and a diplomat and about his son N.P. Rumjantsev (1754-1826), chancellor of Russia, the well-known Russian diplomat.

2.1.2.2. Николай Петрович Румянцев (1751—1826), канцлер, меценат, основатель Румянцевского музея. старший сын графа, фельдмаршала и губернатора Малороссии .

Сегодня Румянцев более известен как меценат и основатель Румянцевского музея, его собрание книг и древних рукописей составило основу Российской государственной библиотеки имени Ленина. Сотрудники ее до сих пор называют свою библиотеку Румянцевской. В 2004 году на 250-летний юбилей князя Румянцева в стенах библиотеки установили бронзовый бюст человека, именем которого в русской истории называли некогда всю первую четверть славного ХIХ века - это была "Румянцевская эпоха".

Доу Джордж. Румянцев Николай Петрович (1828, Государственная Третьяковская галерея)

В детские годы они с братом Сергеем жили в Москве, учились у одних и тех же домашних учителей. Несмотря на все старания родителей дать сыновьям приличное образование, как вспоминал Сергей Петрович в своей автобиографии, «французские тогдашние учителя» не могли «полностью удовлетворить любознательность» молодых Румянцевых, и многое они сами «приобрели по охоте своей к познаниям».

В 1771 г. Екатерина Михайловна с сыновьями прибыла в Петербург, а в 1772 г. они были произведены в камер-юнкеры. Началась придворная служба, которая состояла в дежурствах при императрице во время церемоний, балов и приеме посетителей. Екатерина II относилась к братьям весьма благосклонно,

С детства проявив интерес к разным наукам, молодой граф Николай Петрович добивался от отца возможности получить образование за границей, но тот был против. Желаниям Николая Петровича помогла императрица Екатерина II. В качестве спутника в заграничную поездку братьям Румянцевым она сосватала своего любимца, близкого приятеля Вольтера, публициста барона Мельхиора Гримма . Два года Румянцевы провели в Европах. Николай слушал лекции в Лейденском университете. Вольтер лично просил привезти двух братьев к нему в Женеву, вняв настойчивым советам своей корреспондентки императрицы Екатерины II встретиться с молодыми братьями, на которых в делах государственной важности она возлагала большие надежды. "Тем, кои рождены для того, чтобы служить опорой власти неограниченной, не мешает взглянуть на республику", - писал великий вольнодумец в письме к госпоже Епиналь в июле 1774 года, настаивая на том, чтобы Гримм с Румянцевыми заехал к нему в Женеву.

Скородумов Гавриил Иванович. Румянцев Николай Петрович

Вольтеру особенно приглянулся старший из Румянцевых, он нашел его более годным к государственным делам и рекомендовал Екатерине. После возвращение Николая Румянцева из-за границы Екатерина приблизила его к себе. Она хотела видеть образованного юношу при дворе, но тот вновь рвался за границу. Несколько попыток поступить на дипломатическую службу не увенчались успехом, но тут возникли личные обстоятельства, для разрешения которых Екатерина надумала использовать верного камер-юнкера. Речь идет о женитьбе внуков Екатерины, в том числе Александра, который в будущем должен был занять трон.

В 1876 году графа Румянцева назначили чрезвычайным посланником и полномочным министром во Франкфурте-на-Майне, он оставался на этом посту более 15 лет. Ему, в частности, предстояло устроить дело о женитьбе наследника престола на принцессе Баденской Луизе Марии Августе, впоследствии императрице Елисаветы Алексеевны. Екатерина состояла с Румянцевым в активной переписке в июне 1792 года по поводу этого брака. Тайно Румянцев должен был организовать приезд в Россию двух принцесс Баденских, старшей и младшей, дабы будущий наследник, внук Екатерины Александр смог выбрать свою императрицу. Занимался этим делом Румянцев ни много ни мало около семи лет: на смотрины "баденские княжны" прибыли только 31 октября 1798 года.

Хааке И.-И. (Haacke или Haake I.-I.) Румянцев Николай Петрович (1780-1790, Государственная Третьяковская галерея, Москва)

24 ноября 1792 года награждён орденом Св. Александра Невского.
При недолгом царствовании Павла I Румянцев забыт не был, но никаких важных должностей не занимал.

День коронации Александра I стал звездным часом Николая Румянцева. Любимец бабушки был назначен членом Государственного Совета, а потом, с образование в России министерств, получил портфель министра коммерции, в 1802—1808 — Министр хлеба и земель. Одновременно Румянцев был директором водных сообщений и комиссии по устройству в России дорог. Чему только не приходилось заниматься графу на этих должностях. Он был инициатором издания первой русской деловой газеты - "Санкт-Петербургских коммерческих ведомостей", устроил промыслы на Каспийском море, для охранения Санкт-Петербурга от наводнений по его распоряжению была произведена отделка берегов адмиралтейского канала диким камнем, он также разработал купеческий устав 1807 года, который подготовил расцвет купеческого сословия в России. Департамент водных коммуникаций, который он возглавлял с 1798 года, в 1809 году был расширен и переименован в Управление водяными и сухопутными сообщениями. Одним из успехов Румянцева на этом посту считается строительство Мариинской водной системы (открыта в 1810)

В 1807 году Румянцев возглавил министерство иностранных дел, пост министра коммерции остался при нем. На место, которое еще недавно занимал, как выразился Вигель, "жалкий немец", пришел человек "русский с громким именем, высокою образованностью, благородною душою, незлобивым характером и умом".

В ближайшее десятилетие Румянцев вместе с императором будет руководить дипломатической жизнью России. В 1809 году он отправится в Париж для переговоров с Наполеоном как посредник в примирении Австрии с Францией. Наполеону чем-то приглянулся Румянцев, и он благоволил ему. Вероятно, Наполеона привлекли образованность графа и его интерес к искусствам. Переговоры завершились успехом.

Стейли Питер Эдуард. Румянцев Николай Петрович (ГМИИ им. Пушкина. Москва.)

А в 1810 году Румянцев заключил Фридрисхгамский договор, согласно которому вся Финляндия, принадлежавшая ранее Швеции, отошла России. Это принесло Румянцеву звание Государственного канцлера. 15 сентября 1812 награждён шведским Орденом Серафимов.

Завистники Румянцева распространяли слухи о тайных переговорах Румянцева с Наполеоном во вред России. Это все клевета, разумеется. Граф казался кому-то галломаном, но изменником он никогда не был. Тот же Вигель справедливо отмечает: да разве можно было подкупить Румянцева золотом - того, который "жил всегда умеренно, источая его (золото) единственно на умножение просвещения в России?" Не золотом, конечно, а идеями подкупал его Наполеон. Мечта о великом союзе северо-востока с юго-западом, перед которым "все должно было покориться" владела Румянцевым. Переход войск Наполеона через Неман и вступление французских войск в Россию - это стало для Румянцева настоящим ударом. "Апоплексический приступ" случился с графом в присутствии Александра I, который сам приехал сообщить канцлеру о начале войны. С тех пор сделался Румянцев малость глуховат... И пошли об этом исторические анекдоты...

Помимо слухов об измене, немало могли повредить Румянцеву разговоры о причинах его холостяцкой жизни. Кстати, все три брата Румянцевых так и остались холостяками. Род Румянцевых на них прервался.

Была у Румянцева странная приятельская связь с , его теткой. Она оставила семью свою и поселилась у племянника. Это совместное житье тетки с племянником, годившимся ей в сыновья, стало объектом многочисленных шуток, автором которых был Александр Львович Нарышкин , которого Анна Никитична решила оставить без наследства, завещав все племяннику. Произошла судебная распря, которую Нарышкины выиграли, но позора своего простить Румянцеву не могли.

Нарышкин и был автором нескольких "не всегда удачных каламбуров", высмеивающих сексуальные интересы графа Румянцева. До сего дня они - анекдоты, разумеется, - не дошли. Только некоторые откровенные мемуаристы пишут, что "жало их [каламбуров] автора приписывало Румянцеву какие-то слабости, противные нравственности".

Шокированный войной с Наполеоном, который был почти его другом, Румянцев просит отставки несколько раз, но государь ее не одобряет. Тогда министерский портфель он оставляет старшему члену коллегии и уезжает в свое имение. Официальная же отставка состоялась только в 1814 году.

И начались славные времена "румянцевской дружины", завершившие так называемую "румянцевскую эпоху", в которую было сделано невероятно много для истории и словесности России.

Николай Петрович Румянцев полностью посвящает себя благотворительной деятельности. Это обширная работа включает в себя как поиск редких рукописей по всему миру, так и издание новых книг, финансирование научных исследований, а главное - открытие публичных библиотек по образцу европейских в губерниях России. На благотворительность за 11 лет граф потратил около 300 000 рублей. Не случайно его называли "кассиром русской словесности".

Центром деятельности Румянцевского кружка стал Московский архив иностранных дел, который возглавлял Николай Бантыш-Каменский. Его сын Владимир Бантыш-Каменский (Владимир Николаевич Бантыш-Каменский вступил в службу 26 января 1785 года в Измайловский полк подпрапорщиком, 28 февраля того же года пожалован сержантом; 1 января 1788 года выпущен из полка «к статским делам» и 21 февраля 1788 года указом государыни зачислен переводчиком в Московский Архив Коллегии Иностранных дел; 31 декабря 1796 года Павел I пожаловал его надворным советником, а в 1806 году Александр I своим указом перевел его из ведомства Архива в Петербург, в ведомство Коллегии. 24 февраля 1810 года он был награжден орденом Св. Иоанна Иерусалимского. Находясь в отпуске в Полтаве, Владимир Николаевич 26 ноября 1818 года подал прошение на высочайшее имя с просьбой об увольнении от службы «по болезни» и получил отставку. Будучи всю жизнь преследуем за страсть к мужеложеству, он в 1823 году, после нескольких публичных скандалов, был выслан на три года в Вятку, затем перебрался к брату в Тобольск, но 29 декабря 1828 года был заточен в тюрьму Спасо-Евфимиевого Суздальского монастыря, где вскоре — 22 января 1829 года — скончался на 51-м году жизни и был похоронен в монастырском саду) был ославлен во время одного из самых крупных гомосексуальных скандалов 1810-х годов. В числе прочих знаменитостей, подверженных гомосексуальной любви, он назвал Румянцева, а также министра духовных дел князя Голицына.

После признания Бантыш-Каменского из столицы были высланы в монастыри и на окраинные губернии несколько десятков чиновников. Но более всего досталось самому Владимиру Бантыш-Каменскому (он высылался неоднократно) и молодому Константину Калайдовичу, в будущем выдающемуся русскому историку.

Константин Фёдорович Калайдович (1792, Елец, по другим сведениям Ельня — 1832) — археолог и филолог.
Учился на словесном отделении Московского университета (1807—1810). Его наставником был профессор Р. Ф. Тимковский; по воспоминаниям Калайдовича в письме к С. Н. Глинке, он в то время часто посещал Карамзина, был много обязан Платону Петровичу Бекетову. Ещё в 1810 году он был принят в общество испытателей природы, а потом занялся литературою и древностями и с 1811 года был действительным членом в московских обществах любителей словесности и истории и древностей. Начал печататься в «Вестнике Европы», с 1813 года — преимущественно статьи археологического содержания. В 1811—1812 годах преподавал историю в Благородном пансионе и университетской гимназии. В 1812 году служил в Московском ополчении, а по окончании войны числился в ведомстве Московского университета. 28 апреля 1813 года перешёл в Московский архив иностранных дел. В 1815 году он был объявлен сумасшедшим, полгода провёл в доме для умалишённых, а потом жил в Николо-Пешношской обители, в 1816 году жил в Калуге, где обнаружил экземпляр рукописи Кирши Данилова «Древнерусские стихотворения»; она была издана Калайдовичем в 1818 году с обстоятельным предисловием, представляющим первый опыт исследования русского былинного эпоса.
В 1817 году Калайдович был приглашён в археологический кружок канцлера графа Румянцева, который поручил ему для издания II—IV томы предпринятого им «Собрания государственных грамот». В этом же году в Воскресенском монастыре им был обнаружен знаменитый «Изборник Святослава 1073 года».
В 1822 году К. Ф. Калайдович получил Орден Святой Анны; в 1824 году императрицей Елизаветой Алексеевной был пожалован золотой табакеркой; в 1826 году пожалован бриллиатовым перстнем и орденом Орденом Святого Владимира 4-й степени.
В 1825 году захворал «нервическим расслаблением». В 1828 году Калайдович имел намерение издавать журнал «Русский Зритель», но тяжёлая душевная болезнь остановила его редакторскую деятельность. Хотя через год психическая болезнь прошла, телесные болезни привели к его смерти в 1832 году.
Кроме «Вестника Европы», его труды были напечатаны в «Северном архиве» (1823), «Сыне отечества» и в Трудах обществ: истории и древностей Российских; любителей словесности.
Калайдович был женат, с 1820 года, на дочери бронницкого уездного судьи Екатерине Никитичне Исаковой и имел сына и дочь

Именно Калайдовича старший Бантыш-Каменский рекомендовал Румянцеву для продолжения работы над изданиями русских летописей. Но представить свои изыскания Румянцеву Калайдович смог только в 1817 году, когда скандал чуть поутих. Высланный в Песношский монастырь, Калайдович одновременно собрал там интересные исторические сведения. Румянцев добивался возвращения Калайдовича в Москву у императора, используя покровительство просвещенного духовенства, которое было восхищено работой кружка Румянцева по сбору русских "летописей" в монастырях. Кстати, именно с Калайдовичем 70-летний граф будет совершать поездки по русской провинции в поисках древностей. Калайдович тяжело переживал свою гомосексуальность. Психологическое напряжение было настолько велико, что в 1828 году у него случился нервный срыв, закончившийся потерей рассудка, по причине которого была прекращена его научная и издательская (журнал "Русский зритель") деятельность.

18 (30) января 1819 г. Румянцев был избран почётным членом Императорской Российской академии.

В русских монастырях, европейских архивах и библиотеках (на Румянцева там работало 10 лучших ученых) было обнаружено около 1000 актов. Эти документы объясняли историю России с XIII по XVII век. Все рукописи были обработаны выдающими учеными своего времени и изданы в четырех томах.

P. Borel. Румянцев Николай Петрович

Свое собрание Румянцев завещал для общественной пользы. Николай I пожелал открыть его в 1831 году под названием Румянцевского музея. Как этот музей оказался в Москве и положил основу Государственной публичной библиотеке имени Ленина? В 1860-е годы музей Румянцева в Петербурге пришел в такое плачевное стояние, что "его признали бесполезным", и собрание Румянцева принял к себе московский университет.

В 1922 году при Советах коллекция Румянцева была расформирована и распределена по разным музеям, архивам и библиотекам. Основная часть рукописного и книжного собрания оказалась в Российской государственной библиотеке.

О полностью забытом при советской власти меценате вспомнили в конце 1990-х годов - не только в России, но и в Белоруссии, в частности в Гомеле - там, в семейных владениях, Румянцев был похоронен. Этот белорусский город обзавелся памятником Румянцеву, теперь подумывают и о восстановлении его надгробия.

Именем Николая Петровича названа бабочка Papilio rumanzovia, пальма Syagrus romanzoffiana, открытые в ходе организованной им экспедиции известного русского путешественника О. Е. Коцебу.
Также именем графа назван один из атоллов в архипелаге Туамоту (современное название Тикеи), открытый тем же О. Е. Коцебу (повторно, после Я. Роггевена) в ходе первого русского кругосветного плавания, покровителем которого был Румянцев.
Залив Бодега в Калифорнии первоначально назывался «порт Румянцев».
Имя графа носил основанный им Румянцевский музей.

2.1.2.3. Сергей Петрович Румянцев (1755—1838), дипломат, писатель, организатор Румянцевского музея в Петербурге. русский государственный деятель. Сын П.А. Румянцева-Задунайского и брат Николая Петровича Румянцева.

Сергей Петрович Румянцев

Родился в селе Стряпкове Юрьевского уезда Владимирской губернии. Сергей появился в семье Румянцевых в марте - 1755 г. через одиннадцать месяцев после Николая. Столь небольшая разница в возрасте позволила матери, Екатерине Михайловне, воспитывать сыновей как одногодок. Получил домашнее образование. С детства записанный в гвардейскую артиллерию, в 1762 г. переведен вахмистром в лейб-гвардии Конный полк, а в январе 1769 г. пожалован, за службу отца, в корнеты. В августе 1772 г. пожалован в камер-юнкеры Высочайшего Двора; присутствовал вместе с братом графом Николаем на собраниях в Эрмитаже, куда допускались лишь самые избранные лица и наиболее известные приближенные императрицы Екатерины II. Екатерина II относилась к братьям весьма благосклонно, особенно к Сергею, в котором, по словам барона Гримма, «необыкновенного человека усматривала». Румянцевы, единственные среди молодых людей, были приглашены участвовать в «придворных забавах» - сочинениях, что положило начало поэтическим опытам Сергея Петровича. Он пишет стихи на французском языке, которые в дальнейшем были переведены и изданы под названием «Духовный Сумароков». Поэзия стала для Сергея тем увлечением, которое он не оставлял и в последующие годы. Некоторые из его стихов так впечатлили барона Гримма, что тот послал их Вольтеру.

А вскоре братья сами были представлены великому философу. В 1774-1777 гг. в сопровождении Фридриха Гримма они отправляются в Европу, где слушают лекции в Лейденском университете, посещают Германию, Швейцарию, Францию, Италию. Проезжая через Женеву встречаются с Вольтером, который, обращаясь к Сергею, сказал: «Вы, сударь, далеко пойдете».

Пророчеству Вольтера суждено было сбыться лишь отчасти. В мае 1779 г. он был пожалован в камергеры. В дальнейшем карьера Сергея Петровича складывалась не совсем удачно. Совершив второе путешествие по Европе (1780-1783 гг.), принятый и обласканный при английском и французском дворах, младший Румянцев возвращается на Родину. Принимает участие в издании журнала «Собеседник любителей русского слова», издававшегося княгиней Е.Р. Дашковой, публикует два открытых письма Екатерине II, касающиеся истории России, которые были приняты императрицей с нескрываемым раздражением. На этом его журналистская деятельность прекратилась.

Отношения осложняются нежеланием Сергея Петровича выполнить поручение Екатерины II и отправиться посланником к курфюрсту Баварскому, на что императрица ответила, что «подданных своих употребляет она как ей угодно и как польза Империи того требует».

Позже гнев был сменен на милость, и С.П. Румянцев получает новое назначение - в Берлин. Это произошло в 1786 г. незадолго до кончины Фридриха Великого, после смерти которого отношения между Россией и Пруссией осложняются. В 1788 г. даже назревал военный конфликт. Екатерина II была недовольна действиями своего посла - Сергей Петрович был отозван из Берлина, на чем его дипломатическая карьера практически завершилась.

Возвратившись в Петербург, граф ведет светскую жизнь, сочиняя стихи, играя в домашних театрах, пленяя общество своим остроумием.

В январе 1791 получил чин тайного советника. В 1793 состоял при прибывшем в С.-Петербург графе д"Артуа (будущем французском короле Карле X). В июне 1793 — июне 1794 чрезвычайный посол в Швеции.

Император Павел I, благоволивший к генерал-фельдмаршалу и его сыновьям, в ноябре 1796 назначил Румянцева присутствующим членом (четвертым) Коллегии иностранных дел, где вице-канцлером был его двоюродный брат князь А.Б. Куракин. В апреле 1797 (в день коронации императора) удостоен ордена Св. Александра Невского, а позже получил чин действ, тайного советника. В декабре 1797 назначен главным директором Государственного вспомогательного для дворянства банка. В сентябре 1798 назначен министром уделов и сенатором. Попав, однако, в немилость к императору, в январе 1800 был уволен по болезни на год за границу.

В ноябре 1800 г. вновь был принят на службу и назначен членом Совета при Высочайшем Дворе. В апреле 1802 г. назначен членом Государственного совета. Был инициатором указа императора Александра I о свободных хлебопашцах (1803) (Румянцев подал императору записку, в которой, имея в виду постепенную отмену крепостного права, предлагал предоставить помещикам право отпускать крестьян на волю, наделяя их землей). Часть своих крестьян он освободил по этому указу (Сергей Петрович в 1833 г. освободил от крепостной зависимости крестьян своего подмосковного имения Троицкое-Кайнарджи. В 1831 г. во время продажи Гомеля в казну им также были отпущены на волю 27 человек местечка Гомель и 16 Спасовой слободы).. За государственную деятельность удостоен всех высших российских орденов, до ордена Св. Апостола Андрея Первозванного включительно. Состоял почетным членом Петербургской АН (с марта 1810), действительным членом Российской Академии (с апреля 1828).

граф С.П. Румянцев получает от императора Александра указ об освобождении крестьян.

Как и брат, Румянцев занимался благотворительной деятельностью. В 1808 г. он передал полагавшееся ему, как кавалеру орденов Св. Александра Невского и Св. Иоанна Иерусалимского, содержание на выдачу пенсии 30 отставным солдатам. В 1832 он пожертвовал капитал в 50 тыс. руб. для обращения процентов в пользу вдов и сирот офицеров и нижних чинов, в 1834—38 внес в инвалидный капитал свыше 212 тыс. руб.

Румянцев деятельно помогал старшему брату в сборе коллекции будущего Румянцевского музея. Исполнил он и волю Николая Петровича, похоронив его в гомельском Петропавловском соборе, а дом покойного брата на Английской набережной и все коллекции передал государству для организации музея. В пользу его Сергей Петрович передал свой дом, расположенный рядом, и библиотеку в 10 тысяч томов. Николай I в благодарственном письме писал: «Изъявляю Вам благоволение мое и признательность за свой дар, наукам и Отечеству Вами приносимый, и желая сохранить память основателей сего полезного заведения, я повелел именовать сей музеум Румянцевским».

Граф Николай Петрович Румянцев (Румянцов) (3 (14) апреля 1754, Санкт-Петербург - 3 (15) января 1826, там же) - русский государственный деятель, в годы Наполеоновских войн занимавший пост министра иностранных дел.

Известен также как меценат, коллекционер, основатель Румянцевского музея, покровитель первого русского кругосветного плавания. Почётный член Императорской Российской академии (1819). Сын военачальника Петра Александровича Румянцева.

Биография

• 1760 - записан в Конный лейб-гвардии полк.
• 1768 - переведён в Семёновский лейб-гвардии полк.
• 1769, 1 января - получил чин прапорщика.
• 1772, 1 августа - получил чин камер-юнкера, в этом качестве стал числиться при дворе Екатерины II.
• 1774, 14 апреля - 1776, 6 сентября - для пополнения образования путешествовал по Европе под наблюдением Ф. М. Гримма, слушал лекции в Лейденском университете, встречался с Вольтером.
• 1776-1781 - служба при «Малом Дворе».
• 1779, 5 мая - получил чин камергера.
• 1781-1795 - на дипломатической службе во Франкфурте-на-Майне.
• 1791, 1 января - получил чин Тайного советника.
• 1792 - по особому поручению императрицы подыскивал невест для её внуков - Александра и Константина.
• 1793-1795 - представитель императрицы при будущем французском короле Людовике XVIII.
• 1795, ноябрь - прибыл в Санкт-Петербург и назначен в состав Особой комиссии по изменению курса медной монеты.
• 1796, 11 апреля - назначен директором Государственного Заёмного банка и одновременно сенатором Первого департамента Сената.
• 1796, 16 ноября - назначен гофмейстером Высочайшего Двора.
• 1796, 22 ноября - назначен обер-гофмейстером Высочайшего Двора.
• 1796, 26 ноября - получил чин Действительного тайного советника.
• 1797, 18 декабря - 1798, 6 сентября - одним из директоров Государственного вспомогательного для дворянства банка, главным директором которого был его брат Сергей.
• 1801, 17 августа - назначен членом Непременного совета.
• 1801, 21 августа - 1809, 18 апреля - директор Департамента водных коммуникаций. Одним из успехов Румянцева на этом посту считается строительство Мариинской водной системы (открыта в 1810 году).
• 1801, 27 августа - назначен в присутствие в Первом департаменте Сената.
• 1802, 8 сентября - 1810, 25 июля - министр коммерции.
• 1808, 12 февраля - 1814, 1 августа - министр иностранных дел. Убеждённый франкофил, сторонник дружественных отношений с Наполеоном. После нападения Франции на Россию с ним случился апоплексический удар, результатом которого явилась значительная потеря слуха. Принадлежал к числу немногих лиц, выступавших против Заграничного похода.
• 1809, 5 (17) сентября - заключил Фридрихсгамский мирный договор, закрепивший за Россией Финляндию.
• 1809, 7 сентября - возведён в чин Государственного канцлера.
• 1810, 1 января - 1812, март - председатель Государственного совета и Комитета министров.
• 1812, 24 марта (5 апреля) - заключил Петербургский союзный договор со Швецией.
• 1812, 6 (18) июля - Эребруский мир с Великобританией.
• 1812, 8 (20) июля - Великолукский союзный договор с Испанией.
• 1813, 9 апреля - подал прошение об отставке.
• 1819, 18 января - избран почётным членом Императорской Российской академии.
• 1826, 3 января - скончался в Санкт-Петербурге. Похоронен в Гомеле, в Петропавловском соборе. В качестве надгробия установлена бронзовая копия мраморного памятника «Олицетворение Мира» (скульптор А. Канова), украшавшего петербургский особняк Румянцева.

Награды

• Орден Святого Андрея Первозванного (04.05.1798)
• Орден Святого Владимира 2-й степени (24.11.1792)
• Орден Святого Александра Невского (24.11.1792)
• Орден Святой Анны 1-й степени (04.05.1798)
• Орден Почётного легиона, большой крест (Франция, 1808)
• Орден Серафимов (Швеция, 03(15).09.1812)

Личная жизнь

Канцлер занимал в Петербурге особняк Румянцева (Е. Л. Кочубея) Английская наб., 44, Галерная ул., 45, 1720-1730-е гг., 1820-е гг., арх. В. А. Глинка, ск. И. П. Мартос, 1863-1865 гг., арх. И. А. Цим, 1882-1886 гг., арх. А. А. Степанов. В архиве канцлера сохранились 44 письма великой княгини Марии Фёдоровны к молодому Румянцеву, свидетельствующие об их особой привязанности друг у другу. Личный архив императрицы после её смерти был по её завещанию уничтожен Николаем I. Некоторые исследователи высказывают предположение, что у Марии Фёдоровны и Николая Румянцева были внебрачные дети. Их роман стал причиной ухода матери Румянцева, Екатерины Михайловны, с поста гофмейстерины при дворе. После этого Румянцеву до конца жизни не удалось создать семью. Свою привязанность и преданность памяти Николая Петровича Мария Фёдоровна выразила паломничеством к его могиле в Гомель в годовщину его смерти.

Память

• В Гомеле Н. П. Румянцеву установлен памятник.

• Именем Николая Петровича названа бабочка Papilio rumanzovia, пальма Syagrus romanzoffiana, открытые в ходе организованной им экспедиции известного русского путешественника О. Е. Коцебу.
• Также именем графа назван один из атоллов в архипелаге Туамоту (современное название Тикеи), открытый тем же О. Е. Коцебу (повторно, после Я. Роггевена) в ходе кругосветного плавания.
• Залив Бодега в Калифорнии первоначально назывался «порт Румянцев».
• Имя графа носил основанный им Румянцевский музей.
• Портрет графа Румянцева размещён на монете «Английская набережная в Санкт-Петербурге» из серии «Первое русское кругосветное путешествие».

- канцлер, второй сын фельдмаршала графа П. А. Румянцева и его супруги, графини Екатерины Михайловны, урожденной княжны Голицыной; родился в 1754 году, 3-го апреля, и первые годы своей жизни провел под непосредственным надзором своей матери, заботившейся о его воспитании и образовании. По обычаю того времени, граф Н. П. Румянцев воспитывался дома, хотя его мать, сознавая неудовлетворительность домашнего воспитания, намеревалась отправить своих сыновей за границу или определить их в особый пансион, основанный в Петербурге, под главным руководством Г. Н. Теплова, графом Разумовским для своих сыновей. Не получив на это разрешения супруга, графиня нанимала для обучения своих сыновей отставного артиллерийского подполковника (имя его не дошло до нас), чтобы учить их арифметике, а затем - майора Прусской службы, родом швейцарца , вероятно Мейера, "на сносных кондициях". Позднее появился немец Цвилер, обучавший графа Николая не только немецкому и латинскому языкам, но также истории, географии, арифметике и математике, причем оказалось, что граф Николай проявлял большие способности к математике. Давал ему уроки также некто Лайонс, но короткое время. Позднее в доме проживал француз Моно, который, расставаясь с своими учениками в 1765 г., писал их отцу, что оба младшие сына, т. е. графы Николай и Сергей Петровичи, очень прилежны и стараются приобрести познания, любят занятия, могут служить во всем примером всем 15-летним юношам и со временем будут предметом большой радости родителям; "эти растения, пишет Моно, обещают богатые плоды, если будут возделаны рукою искусною и опытною в науках". Графиня E. M. Румянцева, заботясь ничего не упускать, по ее смыслу, силам и возможности, в образовании своих детей, позднее, когда сыновья ее делались взрослыми, старалась обучать их верховой езде, танцам, фехтованию, а затем озаботилась об определении на службу графа Николая, который, по порядкам того времени, был с ранних лет записан в л.-гв. Конный полк. По просьбе его матери и по совету графа Брюса, он был в 1768 г. переведен в л.-гв. Семеновский полк, числился действительно служащим ординарцем при Брюсе, но проживал дома и 1-го января 1769 г. был пожалован, пользуясь старшинством, в прапорщики, - за службу отца своего. Скоро Румянцев был назначен адъютантом полка, - конечно, по представлению своего родственника, гр. Брюса, а затем, 1-го августа 1772 г., Высочайшим указом пожалован был камер-юнкером с производством установленного жалованья (по 1000 руб. в год). Граф проживал в Петербурге, с матерью, назначенною вскоре обер-гофмейстериною при дворе Великого Князя Павла Петровича, вступившего тогда в первый брак с Принцессою Гессен-Дармштадтскою. Это назначение, а также уважение и расположение, которыми пользовались со стороны Императрицы Екатерины не только сам фельдмаршал Румянцев, но и его мать, статс-дама графиня Мария Андреевна, а также и его супруга, а равно родственные их связи доставили молодому графу Николаю Петровичу возможность не только посещать высшее общество столицы, но и сделаться быстро известным Екатерине II, которая, узнав его, вскоре удостоила его разрешением присутствовать на ее известных собраниях в Эрмитаже, в которых участвовали только самые избранные и наиболее известные и приближенные к Императрице лица. Из молодых людей на эти собрания допускались только братья Румянцевы. Тут граф Николай познакомился с известным ученым и публицистом-писателем бароном Мельхиором Гриммом, как известно, пользовавшимся большим расположением Екатерины II; он не задолго пред этим прибыл в Петербург вместе с Наследным Принцем Дармштадтским, воспитанием которого он руководил. Граф Н. П. Румянцев, имевший желание посетить чужие края и пополнить свое образование в одном из Германских университетов, о которых, особенно о Лейденском, много знал от своего двоюродного брата, князя Александра Борисовича Куракина, был очень обрадован, узнав, что барон Гримм согласен руководить им и его братом в поездке за границу, и отправился, в конце 1773 г., в Молдавию, к отцу своему, командовавшему нашею армиею, для испрошения его согласия на предполагаемую поездку и для получения необходимых на то денежных средств. Получив желаемое без особых затруднений, граф Николай Петрович испрашивал разрешение ее Величества на свою поездку, вследствие чего состоялся 14-го апреля 1774 г. указ об увольнении его в чужие края, без вычета жалованья во всю его там бытность. Срок увольнения определен в указе не был: Императрица советовала сопровождавшему его Гримму путешествовать спокойно и возвратиться не спеша.

Покинув отечество в конце апреля 1774 г., граф Николай вместе с братом, бароном Гриммом и тремя слугами отправились сухим путем, - единственным в то время способом путешествия, - в своих экипажах на переменных лошадях, в Варшаву, а затем заехал в Карлсбад, где Гримм, вместе с графом Николаем, пил воды, хотя сам граф Николай был совсем здоров. После этого, посетив Лейпциг, Готу, берега Рейна и Голландию, он прибыл в Лейден, где около года слушал лекции в пользовавшемся в то время известностью Университете этого города, о котором имел различные необходимые сведения от упомянутого уже выше князя А. Б. Куракина, своего двоюродного брата. В конце сентября 1775 г. граф Николай с братом заехал на короткое время в Париж, чтобы вместе с Гриммом, оставившим их в Лейдене одних, совершить совместное путешествие по Италии. На пути из Парижа они остановились в Женеве, посетили здесь уже престарелого Вольтера, а затем направились в Геную, Милан, Флоренцию, Рим и Неаполь, откуда поехали обратно на Венецию и Вену. Узнав в Венеции о кончине Великой Княгини Натальи Алексеевны и о том, что фельдмаршал Румянцев сопровождает Великого Князя Павла Петровича в поездке его в Берлин, чтобы ознакомиться с предназначаемою ему в супруги Принцессою Виртембергскою, путешественники поспешили ехать в Берлин, чтобы повидаться с родителем. Но последний почему-то признал это для себя нежелательным и неудобным и чрез князя Куракина приказал своим сыновьям не приезжать в Берлин во время его там пребывания; они, конечно, повиновались этому приказанию и вблизи Берлина, в небольшой деревне, выждали отбытия из этого города своего отца, чтобы самим въехать в столицу великого короля. Пробыв недолго в Берлине, граф Николай возвратился 6-го сентября 1776 ί, в Петербург, не видав ни Франции, ни Англии, - по недостатку необходимых на это средств, довольно скудно отпущенных на поездку его родителем. В том же году, 30-го сентября, он был послан в Вену с возвещением о совершившемся втором браке Павла Петровича с принцессою Виртембергскою. По возвращении в Петербург граф Николай стал снова отправлять придворную службу, его, однако, тяготившую: он желал получить место представителя нашего государства в Дрездене, но это не состоялось; просил, затем, но также без успеха, назначить его в Крым, готов был перейти на военную службу бригадиром (не имея никакого понятия о военном деле) или ехать на два года в Вену к дяде - князю Д. М. Голицыну для ознакомления со службою по дипломатической части. Но собственно в гражданскую службу он не находил для себя возможным поступать, считая это для себя неудобным, и просил отца своего содействовать назначению его по дипломатической части в Лондон или в Дрезден; другого какого-либо назначения он принимать не желал. Несмотря на ходатайство отца, назначение графа Николая затягивалось, а тем временем удалилась от Двора в деревню его мать, графиня Е. М. Румянцева, и положение его в Петербурге стало тяготить его еще более он просил отца ходатайствовать о нем не только пред Государынею, но и пред князем Потемкиным; однако, эти ходатайства успеха не имели, но 5-го мая 1779 г. граф Н. П. Румянцев, вместе с братом Сергием, был пожалован камергером Двора Ее Величества, а в Дрезден был назначен посланником князь Юсупов. Граф Н. П. Румянцев, тем не менее, продолжал просить отца ходатайствовать об его назначении, а тем временем, отправляя придворную службу при Дворе Великого Князя, постепенно приобретал все более и более расположение не только последнего, но и его молодой супруги. Последовавшая в августе 1779 года кончина нежно любимой матери очень опечалила графа и заставила его некоторое время заняться приведением в порядок оставшегося после нее имущества, предоставленного ею в собственность сыновей ее, трех братьев, причем он купил небольшой дом графа Ягужинского в Петербурге, а затем по-прежнему проводил свое время при Их Высочествах и с их соизволения просил отца доставить ему место при каком-либо иностранном дворе. Упомянем также, что граф Николай уже в это время читал Российскую историю или, как он выражался, "вознамерился ее исследовать" и просил отца своего о доставлении ему некоторых книг, для этого необходимых. После четырех лет домогательства, при немалом содействии графа А. А. Безбородко, в 1781 году, Императрица Екатерина II, уважая службу и просьбу фельдмаршала Румянцева, назначила его сына своим Уполномоченным Министром при Курфюрстском округе Нижнего Рейна и при многих других владетельных принцах ближайших округов; он должен был иметь свое местопребывание во Франкфурте-на-Майне и по крайней мере раз в год посещать рекомендованных ему мелких князей; обязан был следить за соблюдением Германской конституции, т. е., охранять в равной мере как права фюрстов, так и власть императора в своей столице. Пользуясь тем, что в Иностранной Коллегии стали составлять ему инструкции для отправления его служебных обязанностей в сфере только что вновь учрежденной дипломатической должности, граф Румянцев направился к отцу своему в Малороссию поблагодарить его за успешное о нем ходатайство и, пробыв у него некоторое время, возвратился в Петербург и только 8-го февраля 1782 г. поехал во Франкфурт чрез Берлин, так как Прусский король Фридрих II, чрез своего посла Герца, выразил желание видеть его в своей столице. Императрица Екатерина II пожелала, чтобы Румянцев посетил также Императора Иосифа II в Вене.

Выехав из Петербург в феврале 1782 г., Румянцев 1-го марта прибыл в Берлин, был милостиво принят Фридрихом II, но разговор их вообще был непродолжителен и холоден; Министр его Герцберг говорил с ним о властолюбии Австрии. Затем, прибыв в Дрезден, граф, по недомоганию своему, пробыл тут дней шесть и был в Вене 30-го марта 10-го апреля), имел продолжительный разговор с Иосифом II на прогулке в Аугартене о Цвейбрюкенском деле, затем обедал с ним в Лаксенбурге и получил от Императора приказание явиться к нему еще раз, что граф, конечно, исполнил и имел объяснение по тому же делу. После довольно продолжительного недомогания покинув Вену, граф заехал в Аугсбург, намереваясь представиться курфюрсту, но это ему не удалось по внезапной болезни сестры последнего, и он поехал в Мюнхен, где был очень хорошо принят курфюрстом Баварским, а затем снова отправился в Аугсбург, где провел несколько дней, пользуясь гостеприимством курфюрста. Тут он узнал о кончине фельдмаршала верхнерейнского округа Принца Георга Дармштадтского, об учреждении в Баварии приорства Мальтийского ордена, о стараниях Франции умножить доходы Герцога Цвейбрюкенского и т. д. Из Аугсбурга Румянцев прибыл в назначенный ему для его пребывания Франкфурт-на-Майне и занялся устройством своего помещения и крайне незначительной канцелярии, ему назначенной. Он вскоре получил известие, что Наследник Русского престола с супругою, совершая путешествие по Европе под именем графа и графини Северных, должны скоро прибыть во Франкфурт. Это побудило Румянцева выехать им навстречу в Люттих и сопровождать их в поездке чрез Спа в Аахен и Франкфурт и состоять при Их Высочествах во время пребывания их в этом городе, а после сопровождать Их Высочества чрез Дармштадт в Монбельяр, а затем также к Штутгартскому двору.

По возвращении своем во Франкфурт Румянцев приступил к аккредитованию себя при различных владетельных князьях духовных и светских, входивших в состав его дипломатического округа [Он получил кредитивные грамоты к трем духовным курфюрстам (Майнцскому, Кельнскому, Трирскому) и епископу Бамбергскому и к пяти Имперским округам юго-западным, т. е.: верхнерейнскому, нижнерейнскому, Швабскому, Франконскому и Вестфальскому и еще особые верительные грамоты к владетельным князьям: Аншпаха, Бадена, Вюртемберга, Гессена (для Дармштадта и Касселя) и Цвейбрюкена.], посетив прежде всего курфюрста Майнцского, как наиболее значительного и влиятельного, а затем Кельнского, престарелого Максимилиана Фридриха фон Кенигсен-Ротенфельс. Это аккредитование тянулось довольно долго, вызывало много разъездов и не малую трату времени, потому что при средствах сообщения того времени на каждое аккредитование шло немало дней; это, впрочем, доставило Румянцеву возможность ознакомиться с различными фюрстами того времени, о которых он доносил в Петербург не в приглядном виде. Если не все без исключения, то значительное большинство их в образе жизни подражали Версальскому двору, не имея на это достаточно средств, предавались разным удовольствиям, нуждались в деньгах, постоянно помышляли о том, как их добыть, были привязаны до крайности к мелочам и обрядам, издавна принятым, постоянно о чем-то хлопотали, превращали политику в сплетни и заменяли мысль и доводы, по словам Румянцева, россказнями и пересудами. Он находил, что не должно вмешиваться в кучу внутренних связей и раздоров Германии, а следить только за Императором, стараться заслужить уважение всех князей и вообще обходиться с ними построже, чтобы они не воображали, будто у них заискивают. Соблюдая честь и достоинство России, Румянцев держал себя высокомерно и иногда ссорился с иностранными посланниками из-за мелочей придворного этикета, желая взять над ними верх. Он до того усердно следил за интересами России, что его ненавидели все друзья Пруссии, а сам Фридрих II называл его дьяволом , бешеным и не мог равнодушно говорить о нем. Нельзя не заметить, что самому Румянцеву очень скоро не понравилась вся эта немецкая среда, в которой должна была протекать его дипломатическая деятельность. Он уже в 1783 году писал графу Безбородко, а также и отцу своему, что чувствует, "сколь недобровольное есть мое от отечества временное отлучение, что вы вероятно доставите мне одно из тех двух мест, которые мне занимать приличнее того, в котором ныне нахожусь; что пост мой маловажный, имеет не весьма пространное поле для радения к службе Ее Величества, на котором однако принужден прилагать самый большой труд. Если человек с некоторою способностью к делам долго здесь пробудет, то он оную способность в себе истребит" и т. д... Но это желание графа получить другое назначение весьма долго не осуществлялось, и ему ничего не оставалось иного, как, пребывая во Франкфурте, доносить Императрице и ее слабому помощнику Остерману, весьма подробно, не только о всех мелких событиях, происходивших в Германии в то время, но также о разных лицах и принцах, их министрах и людях, имеющих самое малое влияние в Германской Империи. Нельзя не удивляться тому, как много писал граф Н. П. Румянцев, если принять в соображение, что он не имел даже порядочного секретаря, и не только сам писал черновые своих бумаг, но и сам весьма часто переписывал их набело. По содержанию своему, т. е. по большей или меньшей важности сообщаемых сведений, донесения графа Румянцева не представляли особенно глубокого интереса, потому что относились до предметов, не имевших особого значения или интереса для России. Германию в это время занимал вопрос об устьях реки Шельды или так называемый Голландский вопрос. По Вестфальскому еще миру из Нидерландов, принадлежавших Испании, выделилась самостоятельная Голландская республика, а остальная часть Нидерландов (ныне Бельгия) осталась по Утрехтскому миру 1713 года во владении Габсбургского дома, под именем Австрийских Нидерландов, причем за голландцами сохранилось право распоряжаться устьями реки Шельды, по которой производилась вся торговля Нидерландов. Эта торговля разными мерами голландцев была убита, потому что они не пускали чужих кораблей в устье Шельды. Кроме того, Габсбурги обязаны были вечно владеть этой страной (т. е. Австрийскими Нидерландами) и ничего из нее не уступать никакому Принцу не из их рода. Голландия же получила право содержать в нескольких Нидерландских крепостях свои гарнизоны и получала от Габсбургов (т. е. Австрия) за это известную сумму денег, так как Нидерланды служили защитой для Голландии против французов (так называемый "барьер-трактат"). Австрия давно пыталась освободиться от этого платежа денег голландцам. Иосиф II в 1781 г. приказал срыть крепости, занятые голландцами, которые, не имея сил сопротивляться Австрии, должны были исполнить это. Иосиф II в 1783 г. завел с ними спор о каких-то землях и изгнал их гарнизоны из нескольких спорных фортов, в том числе из Мастрихта. Кроме того, он же отнял немалую часть земель, лежавших в Австрии, у епископства Пассау. Затем он же придумал променять свои Австрийские Нидерланды на Баварию, вступив в добровольное об этом соглашение с курфюрстом Баварским Карлом-Теодором и с его наследником - Карлом, герцогом Цвейбрюкенским. В 1784 г. Австрийский посланник в Мюнхене, граф Лербах, представил упомянутому Карлу-Теодору план этого обмена, по которому Карл-Теодор уступал Иосифу Баварию, за исключением Люксембурга и Намюра; Иосиф же II обязывался отдать ему Нидерланды, уплатить еще полмиллиона гульденов и доставить ему титул Бургундского короля. Обмен должен был получить гарантию России и Франции. Весь этот обмен был совсем незаконным. Выше сказано, что Австрия не имела права уступать Нидерландов кому бы то ни было; Иосиф II по Тешенскому миру 1779 г. отказался от всяких притязаний на Баварию, и кроме того Карл-Теодор Баварский также не имел права уступать кому-либо Баварию по Павийскому договору 1329 г., на основании которого все земли Баварского дома считались общею собственностью дома и при вымирании одной линии соединялись в руках другой; курфюрстское достоинство переходило то к той, то к другой линии, смотря по тому, где представитель старше. О соблюдении этого договора представители разных линии Виттельсбахского дома заключили между собою тайное условие весьма недавно, - незадолго до кончины Максимилиана-Иосифа в 1778 году. Тем не менее Император Иосиф II своим намерением вызвал волнение в Германии и борьбу между княжескими дипломатами и придворными, причем главным поприщем борьбы являлся г. Мюнхен и Цвейбрюкен. Король Фридрих и (Прусский) обещал Карлу прислать генерала для устройства Баварских войск и чтобы управлять, по словам Румянцева, не только войсками, но и особою будущего курфюрста. Французы снабжали его деньгами. Румянцев, имевший приказание не допускать обмена земель, почти не выезжал из Цвейбрюкена, следил за каждым шагом герцога, вмешивался в его домашние дела и о всем доносил в Петербург, получая приказания не упускать ничего, что может утвердить или умножить связь фюрстов с Российскою Империею, не показывая вида, что ими интересуются. После долгих и неоднократных объяснений Румянцева с герцогом Цвейбрюкенским в продолжение трех недель (описанных им на 30 больших листах в донесений Екатерине II) дело об обмене земель прекратилось. В начале 1785 г. Иосиф признал, что обмен стал невозможен, по крайней мере в настоящее время, и его министр Кауниц засвидетельствовал признательность своего двора Екатерине II как за добрые ее намерения, так и за исполнение. Дело с Голландиею о реке Шельде и крепостях также скоро окончилось. Хотя Иосиф II отправил ультиматум в Голландию об открытии Шельды, приказал стягивать войска к Бельгии и отозвал своего посланника, но участие к Голландии, проявленное Франциею, заставило его удовлетвориться только вознаграждением за военные издержки и отменою так называемого барьер-трактата . Шельда осталась по-прежнему в полной власти голландцев, не пропускавших чужих кораблей в устье этой реки. Эти обе неудачи Иосифа II, уронив его нравственное влияние в Германии, возвысили национальное значение Пруссии, принявшей сторону и Голландии, и Цвейбрюкена. Ее король Фридрих II выступал еще в 1784 году со своим планом Союза князей , т. е. устройства в Германской Империи из фюрстов, как светских, так и духовных, рода ассоциации, на подобие бывшей некогда Шмалькальденской лиги, с тем, чтобы добыть себе союзников. Очевидно, этот Союз князей в пользу Пруссии готовился против Австрии и России. Подробное изложение развития и осуществление на деле этого плана не входит в биографию графа Н. П. Румянцева, тем более, что и в инструкции, ему данной, ничего не упомянуто об этом Союзе. Он лично находил, что в составе Союза не было не только ни одного светского курфюрста, но даже ни одного фюрста I-го разряда, а только один фюрст II разряда и несколько князей низшего разряда; все они пользуются почестями верховной власти, не имея и тени характеризующего ее могущества. Словом сказать, они не имели ни достаточного войска, ни денег для его содержания. Лига эта, писал Румянцев, при первых о том стараниях не сбылась; она бессильна и послужит лишь к торжеству императорских домов, если только за них будут Бавария, Вюртемберг и Кассель. Впрочем, и Фридрих II сам не возлагал больших надежд на лигу, принимая, что она может выставить никак не более 27000 войска. Румянцев же, стараясь противодействовать этому союзу, обратил особенное внимание на эти три названные государства, а также некоторые другие. Так, он ездил к герцогам Цвейбрюкенским, где встретился с Прусским агентом Штейном, сделавшимся столь известным в 1813 году, - с целью не допустить его примкнуть к лиге; но это ему не удалось: Штейн умел склонить Карла и Максимилиана на сторону лиги, они подписали договор о лиге и дали подписку на себя и потомков никогда не соглашаться на обмен баваро-пфальцских наследных земель. Равным образом курфюрст Майнцский Фридрих Карл Иосиф по убеждениям Штейна и Бемера 18-го октября 1785 г. также подписал союзный договор, несмотря на старание Румянцева и Троутсмандорфа, посланника Венского. По следам Майнцского владыки пошел и маркграф Баденский. Но курфюрсты Трирский и особенно Кельнский, приняв очень любезно Румянцева, отказались от Союза князей. Из епископов, которых также посетил Румянцев, все отказались примкнуть к лиге, за исключением епископа Оснабрюкского. Среди светских фюрстов Румянцев имел мало успеха. В Карлсруэ маркграф Баденский приступил к лиге; равным образом, после колебаний и разных прельщений и угроз со стороны агентов Прусских, ландграф Гессен-Кассельский, а также и многие другие, менее значительные фюрсты, пристали к лиге, потому что, как замечал Румянцев, в Германии слабые всегда следуют за сильными. Против союза князей явились герцоги Ольденбургский, Виртембергский и курфюрст Баварский; к ним из Пруссии даже и не посылали приглашения приступить к Союзу, сознавая заранее тщетность. Таким образом за год с небольшим до кончины великого короля, последовавшей 6-го августа 1786 года, был заключен Союз князей. Его преемник напрестоле и племянник Фридрих-Вильгельм и явился ревностным приверженцем этого Союза и, по словам Н. П. Румянцева, "дал ей новое приращение. Переписка, переезды и сношения всякого рода интригантов более прежнего событие возымели". Молодой король и особенно его министр старались укрепить Союз князей и извлечь из него общую пользу. Скоро к Союзу или лиге примкнул даже коадъютор Майнцского архиепископа и оба герцога: Мекленбург-Шверин и Стрелиц. Таким образом, вопреки стараниям Румянцева, по предписаниям из Петербурга, состоялся в пользу Пруссии так называемый Союз князей, который, впрочем, существовал недолго. Между союзниками стали проявляться раздоры, каждый из них старался преследовать свои эгоистические цели, князья завидовали друг другу и подозрительно следили один за другим. Саксония и Ганновер составляли тайную оппозицию против успехов Пруссии в Германии; Баден стремился образовать частную унию и т. д. Скоро появились разные памфлеты против Союза князей (в том числе известного Иоганна Мюллера) и уже в 1792 году Союз князей как бы и не существовал уже, а Пруссия и Австрия заключили союз между собою, для борьбы с Французскою революциею 1789 года. В это время предстояло произвести выбор коадъютора Майнцского. Это была особенно важная должность, так как самый курфюрст Майнцский занимал первое место в Германии; он руководил императорскими выборами, председательствовал в коллегии курфюрстов на императорском сейме, помазывал избранного императора на царство, назначал имперского вице-канцлера в имперский Надворный Совет, заправлял всем Имперским Сеймом и т. д. Поэтому выбору ему помощника, имеющего его заместить со временем, придавали большое значение; в Германии очень интриговали по поводу этого избрания. Кроме того, интриговали и Пруссия и Австрия в пользу выбора выставляемых ими кандидатов, в числе которых являлся и Дальберг , в то время наместник Майнцского архиепископа в Эрфурте и один из просвещеннейших и выдающихся лиц Германии в то время. "Он слывет отменно мудрым, доносил Румянцев, в великом уважении во всей здешней Империи, имеет безмерные знания в высших науках" и т. д. Австрийский канцлер князь Кауниц ручался, что император доставит место коадъютору Дальбергу, которому было обещано и содействие Екатерины II, через Румянцева. Пруссия же старалась провести некого Дингейма и отклонить от Дальберга сочувствие Майнцских каноников. После не малых происков и хлопот всякого рода сам Майнцский курфюрст согласился на выбор Дальберга, после чего он и был избран 5-го июня 1787 года Майнцским коадъютором, к немалому собственному его изумлению.

Вскоре после этого выбора граф Н. П. Румянцев, давно желавший посетить Петербург, получил, наконец, в 1789 году разрешение прибыть в отечество. Он был милостиво принят Ее Величеством и старался освободиться от дальнейшего пребывания во Франкфурте, указывая на худое состояние своего здоровья и на продолжительное уже пребывание на одном месте, во Франкфурте. Он готов был, за неимением свободных посольских и министерских мест, принять временное назначение в члены Иностранной Коллегии, до открытия первой вакансии. Но это не осуществилось, а между тем внезапная кончина 26 февраля 1790 г. Императора Иосифа II принудила его отправиться в скорейшем времени обратно во Франкфурт и принять участие в предстоящем избрании и короновании нового Императора. Пространным рескриптом Имп. Екатерина поручила графу Н. П. Румянцеву присутствовать при всех имеющих быть по этому случаю торжествах, о всем происходящем ее уведомлять и выражать почти уверенность, что выбор курфюрстов, по крайней мере большинства, падет на особу короля Венгрии и Богемии, - моего союзника , (т. е. брата умершего Иосифа II Леопольда), чем Германская Империя приобретет императора справедливого и миролюбивого, Действительно, избран был Леопольд II, и коронован 28-го сентября (9 октября) 1790 г. Румянцев присутствовал на всех происходивших по этому поводу торжествах и сам принимал у себя в особом помещении, истратив на это представительство немало собственных денег, данных ему на этот предмет его отцом. Леопольд II, как известно, был недолго Императором: он скончался в конце февраля месяца 1792 г., после чего Румянцеву пришлось снова присутствовать во Франкфурте на различных торжествах и празднествах, происходивших во время избирательного сейма для выбора нового Императора - Франца II 24-го июня (5-го июля) и затем его коронования (или венчания , как доносил Румянцев) 14-го июля 1792 года. Все это было сопряжено снова с немалыми расходами для Н. П. Румянцева, занятого в то время совсем другим делом, как наложено ниже. Румянцев же был произведен, 1-го января 1791 года, в тайные советники.

Происходившие около этого времени события во Франции привлекли Румянцева вскоре к новой деятельности. Как известно, после происшедшей в Париже в 1789 г. революции и взятия 14-го июня Бастилии братья короля Людовика XVI, как-то герцог Прованский (будущий король Людовик XVIII), герцог д"Артуа (будущий Карл X), принц Кондэ и многие другие лица, бывшие при дворе, а также очень многие дворяне, пользовавшиеся различными преимуществами старого порядка, 17-го июня покинули Францию и после скитания по разным местам Европы собрались, под именем эмигрантов, близ самого Кобленца, в замке, принадлежавшем родственнику Французского королевского семейства курфюрсту Трирскому. Видя спасение Французской монархии в применении вооруженной силы, эмигранты прилагали все усилия восстановить Европу против революционной Франции, чтобы спасти корону Франции, которую ее король не в силах был защищать. Нуждаясь сами и в деньгах, и в войске, королевские принцы и эмигранты просили различные государства (Швецию, Пруссию, Австрию и Россию), а также различных немецких курфюрстов придти им на помощь. Тем временем, в силу различных мер, принимавшихся во Франции, значительно увеличилось число эмигрантов, покидавших отечество и собиравшихся у Кобленца и преимущественно у Вормса, где они, под начальством принца Конде, составляли целый военный отряд. По близости этих мест от Франкфурта и ввиду письменных сношений принцев и других эмигрантов с Императрицею Екатериною II, Н. П. Румянцеву поручено было быть как бы посредником между ее Величеством и принцами в Кобленце. Это и вызвало его неоднократные поездки в Кобленц, где его принимали с очень большим почетом и уважением, устраивали различные овации (как, напр., маршал Брольи во главе 800 дворян-эмигрантов в парадной форме произносил ему в 1791 году благодарственную речь), принимали всегда очень ласково, так что Румянцев, помимо личного сочувствия делу эмигрантов, находил удовольствие проводить время в таком отменном обществе. Он явился ревностным ходатаем эмигрантов пред Императрицею, хотя очень хорошо знал, что Государыня не примет деятельного участия в их деле и, не посылая свои войска на берега Рейна, ограничится только денежными вспомоществованиями.

Румянцев доносил в Петербург очень часто и весьма подробно о всем происходившем в Кобленце и касавшемся дела эмигрантов; он нередко в самых цветистых фразах, притом на французском языке, передавал Государыне их признательность Императрице за доставляемые им деньги, за ее благосклонное к ним расположение, ходатайствовал весьма часто об определении многих из эмигрантов на службу Ее Величества, Представлял в ярких красках бедственное их положение в денежном отношении и т. д. Как известно, в 1792 году Франция, после известного свидания в Пильнице 26-го августа 1791 г. Австрийского императора с Прусским королем и изданной ими декларации 27-го августа, объявила им, 20-го апреля 1792 г., войну, возникшую вскоре в различных местах по границам Франции, причем принц Конде с 35000 французов направился в составе Австрийской армии под начальством принца Гогенлоэ, а прочие принцы - в Прусскую армию, под начальством герцога Брауншвейгского, с целью скорее вступить в пределы Франции. Должно заметить, что отсутствие единства в стремлениях и действиях со стороны французов, боровшихся с революциею, и недостаток средств материальных не могли доставить желаемого успеха предпринимаемому делу - восстановить старую монархию во Франции. Король Людовик XVI и его супруга, находившиеся в заключении, не желали прибегать в военной силе и вмешательству иностранных войск для своего освобождения и водворения на престоле Франции. Как известно, чрез преданного им Бретеля они послали к Императрице Екатерине некоего маркиза Бомбелля в 1792 г. с поручением убедить Государыню созвать конгресс для обсуждения способов и восстановления порядка во Франции прежнего королевства. Императрица, недолюбливавшая Бретеля еще с 1762 года, приняла Бомбелля сухо и с высокомерием, отвечала уклончиво на его предложение, которое не замедлила сообщить гр. Н. П. Румянцеву, в свою очередь поспешившему известить об этом принцев, графов Прованского и д"Артуа, желавших во главе войск вернуться во Францию и силою оружия низложить революционное правление, доставить торжество роялистам и овладеть престолом Франции. Они оба очень рассердились на Людовика ХVІ. Партия роялистов в то время представляла при иностранных дворах "скандал и даже посмешище, что часто хуже скандала", по словам Ланжерона в его записках. При каждом дворе оказывалось два представителя Франции: один от короля и королевы, а другой - от принцев и братьев короля; эти представители зависели от различных кабинетов; во главе первого стоял Бретель, во главе другого - Калон, и оба, прибегая к разным средствам, относились враждебно друг к другу и к республиканцам. Императрица Екатерина II и ее представитель граф Н. П. Румянцев приняли сторону принцев, но ограничивались исключительно денежными вспомоществованиями, не принимая участия в войне Австрии и Пруссия с революционною Франциею, хотя, по словам Ланжерона, она намеревалась, вместе с королем Шведским Густавом III и под его начальством, по договору 19-го октября 1791 г., высадить в Нормандии отряд войск из 24000 русских и 12000 шведов, которыми вообще должен был распоряжаться талантливый, храбрый и предприимчивый генерал, маркиз Буллье. Внезапное убийство Густава III 16-го марта 1792 года на маскараде в Стокгольме расстроило совершенно это предприятие; Екатерина II занялась вторым разделом Польши, куда были направлены ее войска. Война же Австрии и Пруссии с Франциею, как известно, тянулась долго и с переменным успехом. Н. П. Румянцев при самом начале войны умолял Императрицу Екатерину II, 24-го июня 1792 года, дозволить ему последовать за принцами и доблестным французским дворянством и служить Ее Величеству, находясь при принцах. Это ему было разрешено, и он успел присоединиться к принцам 1-го (12-го) октября, в то время, когда они с армиею герцога Брауншвейгского отступали из пределов Франции после неудачного похода и в большом смятении и беспорядке вступали обратно в Люксембург и расположились на зимние квартиры. Из Люксембурга Румянцев доносил 8-го (19-го) и 23-го октября (2-го ноября) о герцоге д"Артуа и о свидании его с королем Прусским, о бедственном положении французских эмигрантов, а затем сообщил Ее Величеству 17-го (28-го) декабря, что братья Людовика XVI, исполняя волю короля Прусского, поселяются в м. Гамм, в Вестфалии, принадлежащей Пруссии; сам же король Прусский остается во Франкфурте довольно долго, и что он, Румянцев, будет находиться при нем, как министр Ее Величества. Уже во Франкфурте Румянцев получил всемилостивейший рескрипт о пожаловании ему, 24-го ноября 1792 г., ордена св. Александра Невского. В Париже в продолжение этой войны совершилось потрясающее событие: казнь в январе 1793 г. Людовика ХVІ (а затем, позднее, и его супруги, Марии-Антуанетты), после которого остался малолетний сын, Людовик XVII, признанный роялистами в то время королем Франции, причем, ввиду его малолетства, регентом Франции объявлен был старший брат умершего короля, герцог Прованский (будущий король Людовик ХVIII); брат же, герцог д"Артуа, был сделан главным начальником военной силы Франции (lieutenant-général du Royaume). Последствием этого было, между прочим, прекращение со стороны России всех политических сношений с революционною Францией по указу 8-го февраля 1793 года, прекращение всех торговых сношений между Россиею и Франциею указом 8-го апреля и выселение из пределов Империи всех французов, не желавших принять присягу на верность королевской власти. Вместе с тем, Россиею было признано регентство в лице герцога Прованского, и представителем Императрицы при нем был назначен граф Н. П. Румянцев, по его о том желанию, в 1793 году. С этого времени он постоянно пребывал при регенте и его брате; делами же Франкфуртской миссии заведовал за него некто Вукасович, по временам извещавший его о совершавшемся в Германии. Между тем, обстоятельства складывались весьма неблагоприятно для стремлений роялистов, и положение эмигрантов становилось все плачевнее. Денежные средства их, полученные от благосклонной щедрости некоторых царствующих особ, быстро исчезали, при тех легкомысленных расходах, которые они себе позволяли на представительство, на поддержание блеска и роскоши при дворе, большого придворного штата, к числу которого надо причислить и некоторых дам, пользовавшихся особым расположением герцогов Прованского, д"Артуа, Конде и др. Вскоре эти герцоги принуждены были прибегать к различным займам, заключать которые становилось все более и более затруднительным, так как военные действия Австрии и Пруссии, предпринятые в их пользу, не сопровождались успехом. Войска революционной Франции подошли сами к берегам Рейна и Майна, и ее правительство стало требовать все более и более настойчиво удаления эмигрантов из сопредельных с Франциею мелких Германских государств и недопущения формирования отдельных отрядов из эмигрантов, явно враждебных Франции. К тому же и население этих мелких государств стало тяготиться пребыванием в своей среде эмигрантов, не имевших никаких средств и проживавших как бы на его счет. Вскоре последовали распоряжения различных немецких правительств об удалении эмигрантов из пределов их территории, особенно после того, как предпринятая в марте месяце 1793 года поездка графа д"Артуа в Петербург не имела успеха; он был принят с различными почестями, но холодно, хотя сам был в восторге от Императрицы, подарившей ему при отъезде золотую шпагу с большим солитером, но недовольной его приездом. Екатерина II решительно отклонила его просьбы принять сторону королевского трона во Франции деятельным образом и послать свое войско в пределы Франции. Она ограничилась предоставлением д"Артуа небольшой относительно суммы в 200000 рублей. Вскоре последовало приказание со стороны Австрии и Пруссии о роспуске отряда принца Конде, как самостоятельной части армии, и об удалении эмигрантов из пограничных с Франциею государств, а также и Нидерландов. Затем и сами графы прованский и д"Артуа, видя, что надежды и не осуществляются, покинули свое местопребывание - Кобленц. Первый, после долгих переговоров, перебрался в Испанию в виде частного лица; граф д"Артуа переехал со старшим сыном в Англию, а позднее - в Митаву. Румянцев же 1-го (12-го) августа 1794 г. из Гамма в Вестфалии доносил Императрице, что "таковым делом и отсутствием положен миссии моей при Королевских Высочествах предел", и что он возвращается к исполнению своих обязанностей по должности во Франкфурт-на-Майне, согласно приказанию Ее Величества. Дела во Франкфурте с 1793 по 1795 год не представляли чего-либо замечательного; все внимание было обращено на военные действия Пруссии и Австрии с Францией [Пруссия вскоре заключила с революционною Франциею мир в Базеле - в 1796 г., марта 5-го; Австрия же продолжала войну дольше и только после битвы при Маренго 14-го июня 1800 г. заключила мир с Франциею в Люневилле.]. Румянцев следовал приказанию Екатерины II, - "не подавал вида, чтобы в Петербурге придавали какую-либо важность Союзу князей или опасались каких-либо весьма значащих от него последствий". Ему предстояло действовать с осторожностью и делать к немецким князьям представления и указания в такой форме, чтобы они, убеждаясь в их правильности, сами отставали от возникавших в них несправедливых суждений. Пользуясь затишьем в своей миссии, граф Румянцев испросил себе увольнение в Петербург в 1795 году, на что последовало тогда же Высочайшее соизволение, причем управление делами миссии было возложено на бывшего при Румянцеве поверенного в делах надв. сов. Ивана Вукасовича, управлявшего делами, за невозвращением более графа Румянцева к возложенному на него посту, до 1797 года, когда, в феврале месяце, последовало назначение барона Ивана Карловича Стакельберга на должность чрезвычайного посланника и полномочного министра.

Пребывая более 11 лет во Франкфурте-на-Майне, граф Н. П. Румянцев, помимо прямых своих дипломатических обязанностей, исполнял и другие поручения, возлагавшиеся на него Императрицею. Так, ему не раз поручалось приискивать и отправлять в Россию иностранцев, обладавших различного рода техническими познаниями. В исполнение этого он рекомендовал некоего де Фаллуа, ученика Белидора, бывшего начальника инженеров в армии Генриха Прусского; Бейста, - управлявшего солеварнями в Сардинии, а затем в Саксонии; Зильбершлака - известного по части гидравлики и гидростатики; Фельдгейма - по части механики и особливо по рудокопной науке; Канкриниуса, - также известного познаниями по соляной части, и т. д. Некоторые из сих лиц и были приняты на службу Ее Величества.

Граф собирал также сведения об училище в Штутгарте, в котором воспитывались дети некоторых Русских дворян.

В конце 1790 г. на Румянцева было возложено особо важное поручение, доказывающее степень доверия к нему Императрицы Екатерины II: ему поручено было среди германских княжеских домов приискать наиболее соответствующую невесту будущему наследнику престола Великому Князю Александру Павловичу, причем Императрица не раз писала Румянцеву весьма обширные письма, на которые и он отвечал пространными сообщениями. Большая часть этих писем напечатана уже в труде Великого Князя Николая Михайловича: "Императрица Елисавета Алексеевна, Супруга Императора Александра I".

Румянцеву в этом, особенно затруднительном для него поручении указывалось, как известно, обратить внимание на одну из дочерей наследного принца Карла-Людвига, маркграфа Баденского, Луизу-Августу 11 лет и Фредерику-Доротею 9 лет, что он и исполнил, и после продолжительной переписки они обе, 31-го октября 1792 г., прибыли в Петербург, а 28-го сентября 1793 года совершилось бракосочетание старшей принцессы Луизы с любимым внуком Императрицы Екатерины II.

Равным образом Румянцев по поручению Императрицы приискивал невесту и второму ее внуку, Великому Князю Константану Павловичу, ездил по ее приказанию ко дворам принцев Нассау-Вейльбургского, Нассау-Усинген и принцу Кобургскому, где обратил особенное внимание на принцессу Юлию; в своем донесении 24-го мая (4-го июня) 1795 г. он писал, что все так стремятся быть супругою Великого Князя Константина Павловича, что он ручается за успешное исполнение данного поручения; но Великий Князь может вступить в брак лишь с одною из принцесс, и он опасается за себя, что неизбранные им побьют его каменьями ("Je m"attends à être lapidé par toutes celles qu"il n"aura pas pris")...

В конце 1795 г. граф Н. П. Румянцев прибыл снова в Петербург, но с намерением не возвращаться более во Франкфурт; он надеялся, при посредстве очень любившей его тетки - Анны Никитичны Нарышкиной и при содействии князя П. А. Зубова быть назначенным членом Коллегии Иностранных Дел, но это не осуществилось, и граф Румянцев был назначен сперва в особую Комиссию для обсуждения вопроса об изменении курса нашей медной монеты, а затем, 11-го апреля 1796 года, занял место графа П. В. Завадовского в Государственном Заемном Банке; при этом он был назначен сенатором по І Департаменту Сената. С учреждением же особого Комитета для изыскания средств к скорейшему погашению государственных долгов и к изысканию новых средств для удовлетворения государственных потребностей, граф Румянцев 8-го мая 1796 г. был назначен членом этого Комитета вместе с князем П. А. Зубовым, графом А. А. Безбородко, графом А. H. Самойловым и другими. Вскоре скончалась Великая Императрица. Ее преемник, Император Павел, равно и его супруга, Императрица Мария Феодоровна, очень благоволили к графу Н. П. Румянцеву и оба находились в переписке с ним; новый Император не замедлил уже 16-го ноября 1796 г. пожаловать его в гофмейстеры, а затем, 22-го ноября того же года, - в обер-гофмейстеры, а чрез четыре дня, 26-го ноября, произвел его в действительные тайные советники. Вскоре граф Н. П. Румянцев лишился отца своего, фельдмаршала графа П. А. Румянцева, скончавшегося в Ташани (близ Киева), и после него сделался обладателем весьма значительного состояния. По должности, им занимаемой, он обязан был постоянно находиться при Дворе и пользовался расположением к нему Монарха и его Супруги. В день коронования Императора, 9-го марта 1797 г., он награжден был очень ценною табакеркою с портретом Его Величества. С учреждением особого Вспомогательного для дворянства Банка, 18-го декабря 1797 года, граф Н. П. Румянцев был назначен одним из его Директоров.

При Императорском Дворе, как известно, вскоре возникли придворные интриги из-за влияния на Императора, одно время находившегося под благотворным влиянием своей супруги и особенно ее фрейлины - Е. И. Нелидовой; обе они были очень расположены к братьям Румянцевым. Вскоре, однако, противная партия успела удалить Нелидову, в 1798 году, после чего опала постигла братьев Куракиных, а затем и их двоюродный брат, обер-гофмейстер граф Румянцев 6-го сентября 1798 г. был уволен от службы и получил приказание уехать в чужие края ; на его место был назначен Ив. Ан. Тизенгаузен.

Граф Н. П. Румянцев принужден был, таким образом, покинуть Петербург и только при вступлении на престол Александра I получил разрешение возвратиться в Россию, затем, 17-го августа 1801 г., был назначен присутствовать в Совете, а 27-го того же месяца - и в І Департаменте Сената (см. Арх. Сената, кн. № 241, от 1801 г., стр. 215 и 296). Немного ранее, 21-го августа 1801 г., благодаря покровительству вдовствующей Императрицы, он был назначен Директором водяных коммуникаций, на место Кушелева, отправлявшего эту обязанность при Павле І. При короновании Императора Александра, 15-го сентября того же года, ему была пожалована табакерка с бриллиантами в 8500 рублей.

Граф Румянцев не замедлил распределить заведование водяными сообщениями между 4 членами Департамента и, ввиду недостатка в то время отечественных техников, испросил Высочайшее разрешение на отправку за границу, - в Англию и Францию, - нескольких лиц для изучения производства гидравлических и других работ. Он озаботился окончанием работ, начатых его предшественниками, и приступил к исполнению новых сооружений, как-то каналов Березинского, Вельевского, Ивановского, Мариинского и Огинского, Свирского, Сясского, Северо-Екатерининского и Тихвинского, а вместе с тем начал расчистку фарватеров многих рек для улучшения по ним судоходства, как-то: по рекам Бугу, Волхову, Западной Двине, Дону, реке Москве, Суре, Упе и т. д. Он принимал меры к нарезке и устройству бечевников, необходимых для тяги судов, и к составлению правил о пропуске судов по каналам. При нем же в ведение Департамента поступил в 1805 г. водопровод в г. Москве из Мытищ, а в Петербурге - Лиговский канал, снабжавший водою Таврический сад; при нем же был устроен и Обводный канал. Позднее, в 1807 г. последовало Высочайшее повеление об улучшении системы Вышневолоцких вод и реки Волги, а также об исправлениях по трем водяным путям, соединяющим Петербурге с Каспийским морем. Граф Румянцев управлял водяными коммуникациями Империи до 1809 года, когда возложенное на него, сверх Министерства Коммерции, еще управление Министерством Иностранных Дел побудило его просить об освобождении от управления водяными коммуникациями. 18-го апреля 1809 г. он был освобожден от этого управления и награжден весьма лестным рескриптом; преемником ему был в то же время назначен Принц Георг Ольденбургский, главный начальник губернии Новгородской, Тверской и Ярославской.

Ранее этого, с учреждением Министерств в 1802 г., граф Н. П. Румянцев был назначен Министром коммерции и отправлял эту обязанность до самого упразднения Министерства Коммерции 25-го июня 1811 года и передач и ее дел ведению Департамента внешней торговли, входившего в состав Министерства Финансов. Время 1802-1811 годов не представлялось благоприятным для торговли; Россия в этот небольшой промежуток времени воевала два раза с Франциею, едва не все время - с Турциею и, кроме того, с Швециею и Англиею. Поэтому едва ли можно было ожидать значительного развития нашей торговли в это время. Тем не менее, и в это время состоялись распоряжения по этой части, заслуживавшие внимания, как, напр., следующие: в 1806 г. графом Румянцевым были собраны сведения о торговле (т. е., о привозе и вывозе товаров в Империи) за 1802-1805 годы в форме синоптических таблиц, которые Император приказал сделать известными всем верноподданным, - с тем, чтобы всякий мог содействовать общественной пользе. Эти сведения указывали наглядно, что торговый баланс склонялся не в нашу пользу, и граф Румянцев заботился немало о его поправлении.

Еще в 1802 году он испросил Высочайшее разрешение на издание с 1803 г. под его надзором "С.-Петербургских Коммерческих Ведомостей", которые печатались в типографии Коммерц-коллегии. Газета хотя не окупалась, но выходила до 1811 года. Кроме того, при графе Румянцеве издавались еще, с 1802 по 1807 год, " Виды государственной внешней торговли России". В Петербурге было открыто Училище корабельной архитектуры. При Румянцеве же приступлено, в 1804 г., к сооружению нового здания С.-Петербургской Биржи, являющегося украшением столицы и в наши дни (она была закончена 1809 году), а также к сооружению новых амбаров в Риге для склада пеньки (в 1804 году). Румянцев, на основании особого рескрипта от 18-го марта 1802 г., имел особое наблюдение за развитием торговли в Одессе и Южном Крае России и вел обширную и очень любопытную переписку с известным дюком де Ришелье, назначенным Императором Александром I, 27-го января 1802 г., градоначальником города Одессы и в 11 лет своего управления много сделавшим для вверенного ему города. Ришелье прилагал старание к привлечению торговли в Одессу и другие порты Черного моря и к направлению товаров транзитом из Одессы в Молдавию, Валахию, Австрию и Пруссию; заботился об устройстве портовых сооружений, мола, набережной, таможенных и карантинных строений в Одессе, а также об учреждении Коммерческого Суда, разменной и учетной Контор Банка и т. д. Кроме того, он основал Коммерческую Гимназию и благородный Институт, преобразованный со временем в Лицей, названный в честь его "Ришельевским". Для города Одессы Ришелье разбил городской сад, построил собор и театр. Одновременно с Одессою дюк , как звали для краткости дюка де Ришелье, обращал внимание на весь обширный юг России от Днестра до Кубани. Он поселял колонии иностранцев, облегчал Ногайским кочевникам переход к оседлости и сельскому хозяйству, водворял остатки запорожцев на Кубани, учреждая из них Кубанское войско, основал Никитский Сад в Крыму и крымское виноделие, выписывая лозы из Франции, развивал овцеводство, приобретая опытных овчаров и племенных овец, и т. д. Кроме того, он заботился о развитии образования в южных губерниях, учредил Институт для детей дворян, несколько приютских школ. В подобных непрестанных заботах о вверенном ему крае Ришелье был в деятельной переписке с Н. П. Румянцевым, от которого, в качестве Министра Коммерции, он был в непосредственной зависимости по отношению коммерции и промышленности вообще. Граф являлся горячим сторонником просвещенных взглядов Ришелье относительно мер, предлагавшихся им к развитию торговли и промышленности вверенного ему края, и усердным предстателем пред Его Величеством различных мероприятий, предлагавшихся Ришелье. По представлениям Румянцева состоялись Высочайшие повеления, разрешавшие большую часть указанных выше предположений дюка де Ришелье и отпуск необходимых для этого денежных средств. Кроме того, были, по докладам Румянцева, уменьшены пошлины на все товары, привозимые в Одессу и отвозимые из этого порта, и т. д. Любопытная переписка дюка де Ришелье с графом Н. П. Румянцевым хранится в Государственном Архиве и нельзя не пожелать ее издания. В 1803 году Румянцев испросил разрешение на учреждение Архангельской Торговой Компании для производства рыбных и звериных промыслов в Белом море. Кроме того, он очень покровительствовал основанной ранее Российско-Американской Компании, имевшей обширные земли на северо-восточном берегу Америки, где находился также порт или гавань, носившая его имя.

Румянцев заботился о развитии вывоза наших товаров, о поощрении торговли по Закавказскому прибрежью, о распространении овцеводства вообще на юге Империи - для доставления хорошей шерсти нашим суконным фабрикам, выделывавшим различные сукна, необходимые для обмундирования нашей армии и флота, а также об увеличении числа означенных фабрик в разных местах Империи. Нельзя не упомянуть, что при графе Румянцеве положено начало производству в нашей Империи сахара из свекловицы, получившему впоследствии весьма значительное развитие; первый завод был устроен помещиком Бланкенгагеном в Тульской губернии, причем ему было выдано пособие в размере около 50000 рублей. Число лиц, принадлежавших к торговому сословию, значительно увеличилось при Румянцеве предоставлением, по его докладам, прав заниматься торговлею лицам, до этого такими правами не пользовавшимся. Так, в 1802 г. было дозволено лицам дворянского сословия производить оптовую заграничную торговлю, а в 1804 г. им же разрешено было входить в состав купеческих товариществ и записываться в 1-ю и 2-ю гильдии; для поощрения купечества заниматься торговлею непрерывно, из рода в род, была заведена так называемая Бархатная книга ; лицам, торговавшим оптом по всему государству или за границею, присвоен был титул первостатейный купец . Разрешено было записываться в купечество всем лицам и во всякое время, кроме мещан и поceлян. В гильдии разрешено записываться иностранцам, принимавшим навсегда подданство России. Всем крестьянам разрешено торговать собственным именем, по свидетельствам четырех родов, причем торг хлебом и произведениями хозяйственными, крестьянскому быту свойственными, оставался свободным и для крестьян. Разрешался и самый переход крестьян в купечество в тех случаях, когда крестьянин не упражнялся хлебопашеством, обзавелся в городе и земля, им покидаемая, не остается впусте.

Граф Румянцев был, по его собственным словам, приверженец свободной торговли и враг различных привилегий, данных разновременно различным иностранным компаниям, в ущерб прямому интересу нашего отечества. Заботясь о выгодном для нас торговом балансе, он принимал меры к усилению нашего вывоза и к возможному уменьшению привоза иностранных товаров, что вызвало к нему нерасположение и даже какую-то злобу со стороны приверженцев безграничной, свободной торговли и нашего торгового союза с Англиею. К числу таких лиц должно причислить и бывшего его друга графа Семена Романовича Воронцова, решавшегося высказывать даже письменно, "что самый глупейший таможенник в Константинополе менее графа Н. П. Румянцева несведущ в общих началах государственной торговли".

Будучи Министром Коммерции, граф Н. П. Румянцев состоял Членом Государственного Совета со дня его учреждения в 1801 году, принимал деятельное участие в обсуждении дел, доходивших до рассмотрения Совета, и нередко высказывал особые мнения, из которых многие позднее были напечатаны. При преобразовании Государственного Совета в 1810 г., граф Н. П. Румянцев был назначен первым Председателем оного, - на те случаи, когда Его Величество не председательствует в Совете. Когда же в 1812 году, 1-го апреля, графу Румянцеву повелено было находиться при Императоре по особым поручениям, на место Председателя Государственного Совета, со времени отбытия Государя из столицы, назначен был фельдмаршал граф Н. И. Салтыков. Помимо этого, Румянцев принимал также участие в особых Комиссиях или Комитетах, которые учреждались при Государственном Совете для рассмотрения особенно важных дел и возникавших вопросов, как, например, в 1810 году - для окончательного рассмотрения образования Министерств, для рассмотрения проекта учреждения Сената, записки Н. С. Мордвинова о рекрутской повинности, многих дел об увольнении крестьян в свободные хлебопашцы и т. д.

Вскоре граф Румянцев получил еще другое назначение.

Известно, что заключенный в Тильзите в 1807 году мир совершенно изменил существовавшие ранее отношения между Россиею и Франциею; возникшие дружественные между ними отношения делали невозможным сохранение за бароном Будбергом, отъявленным врагом Наполеона, занимаемой им должности Министра Иностранных Дел. Наполеон добивался его замещения другим лицом и, кроме того, выражал желание, чтобы в Париж было прислано торжественное посольство со стороны России. Император Александр I намеревался первоначально послать в Париж графа Н. П. Румянцева, но, возвратясь из Тильзита в столицу, нашел его до того осунувшимся, больным и не могущим следовать везде за Наполеоном, что не решился назначить его в Париж, к великому сожалению самого Румянцева, и предпочел назначить туда графа П. А. Толстого. Граф же Румянцев, указом Сенату от 12-го февраля 1808 г., был назначен Министром Иностранных Дел, с оставлением и Министром Коммерции и при всех прочих должностях, на него возложенных. Румянцев долго не соглашался принять этот пост, но уступил убеждениям Государя, по словам Стединга, а также потому, что был пленен представившеюся ему перспективою славы включения своего имени в число тех, которые удостоятся чести быть упомянутыми в столь великом веке, уготовляемом Наполеоном: граф Румянцев в то время имел великое доверие к Наполеону и его обещаниям и старался делать ему все угодное, как это надо заключить из слов Савари, посланника Наполеона при Российском дворе.

Назначение Румянцева не могло не возбудить неудовольствия со стороны лиц, впрочем, не весьма в то время еще многочисленных, желавших войны с Наполеоном и не одобрявших такой угодливости к нему со стороны нашего правительства. Означенные лица отзывались о графе Н. П. Румянцеве весьма неблагоприятно. Так, Греч в своих Записках называет его неспособным говоруном; князь А. А. Прозоровский считал, что графа Румянцева купить, конечно, нельзя, но что он не более, как полный глупец (animal à manger du foin). H. H. Hoвосильцев писал, что это безумец, которого морочат, и т. д. Бунина считала, что граф Румянцев по своим способностям мог бы управлять Департаментом иностранных дел в республике Сан-Марино, что он подлый льстец , душою всегда предан был Наполеону и т. д. Не останавливаясь далее на подобных голословных отзывах о графе Н. П. Румянцеве, заметим только, что он, гораздо ранее назначения его Министром иностранных дел, был известен, как не желавший войны с Франциею, как приверженец союза с Франциею, и еще в 1804 году, при казни герцога Энгиенского, а затем и в 1805 г., после сражения при Аустерлице, высказывался против разрыва с Франциею, настойчиво советуя беречь силы России для собственных ее ближайших целей , каковыми, по его мнению, в то время являлись вопросы Польский и Турецкий . Он находил необходимым добиться осуществления обещаний, данных Наполеоном в Тильзите, - именно присоединить к Империи нашей Молдавию и Валахию, чтобы прочно утвердиться на Дунае; этим он навлек на себя ненависть Меттерниха, видевшего в этом намерении стремление охватить Австрию славянами с севера и юга. В отношении Польши он не допускал и мысли о ее восстановлении, к чему вселяло надежды среди Поляков учреждение Герцогства Варшавского в 1807 году; он прямо говорил Коленкуру: "Мы продадим последние наши рубашки, а не согласимся на восстановление Польши". Он разделял мысль Императора Александра I, что Галиция, отнятая Франциею от Австрии, должна быть разделена между Россиею и Герцогством Варшавским. Придерживаясь союза с Наполеоном, граф Румянцев предвидел, что рано или поздно Франция с ее союзниками объявит войну России, и что война сия может и даже неминуемо должна решить участь России, и писал об этом Барклаю-де-Толли еще 30-го марта 1810 г. При назначении же его на должность Министра в 1807 году он сам и его Император были, конечно, очень далеки от мысли о войне с Наполеоном. В следующем, 1808 году состоялось известное свидание обоих монархов в Эрфурте, на которое граф Румянцев сопровождал Александра І, и вел дипломатические переговоры с Шампаньи, назначенным на место Талейрана. Он вырабатывал совместно с Шампаньи проекты разрешения различных вопросов, которые окончательно решались совместно обоими Императорами. На этом свидании (с 15-го (27) сентября по 2-е (14) октября 1808 года), в котором, под влиянием тайных бесед с Талейраном, зародились разочарования Александра І в своем союзнике, Наполеон предоставил Александру I завоевать себе Финляндию, а также присоединить к России Дунайские княжества, если бы ей удалось принудить к такой уступке Порту. - Оба Императора согласились обратиться к Англии с предложением мира с Франциею и послали в Лондон соответствующую депешу, ответ на которую должны были ожидать в Париже Шампаньи с графом Румянцевым. Поэтому последний, в октябре месяце 1808 года, отправился в Париж, с полномочием Императора Александра на заключение желаемого с Англиею мира. Он представлялся не раз Наполеону, вскоре отправившемуся в Испанию, где шла упорная война со всем населением этой страны, бывал часто при дворе Императрицы, посещал высшее французское общество, осматривал все достопримечательности города и т. д., но желаемой, главной цели поездки ему достичь не удалось: Англия отказалась вступить в переговоры о мире. При том же Наполеон был занят предстоявшею ему войною с Австриею, которую всеми силами старался предотвратить Император Александр I, обязанный, по секретной конвенции, заключенной 30-го сентября (12-го октября) в Эрфурте, в случае объявления Австриею войны Наполеону, действовать заодно с Франциею. По возвращении из Испании Наполеон осыпал графа Румянцева милостями и подарками; во время этого пребывания его в Париже и перед отъездом его 3-го (15-го) февраля 1809 г. из Парижа вручил ему письмо к Императору Александру от 2-го (14) февраля, в котором выражал, что "никто , кроме графа Румянцева , по его талантам и полнейшей осторожности , не был склонен осуществить все то, что мы (т. е. Император Александр и он) предначертали для блага мира... Он передаст вам на словах весь наш разговор об Австрии". - Покинув Париж, граф Румянцев, не заезжая ни в Карлсруэ, ни в Веймар, быстро приближался в Кенигсбергу (где в то время имел резиденцию король Прусский, лишенный Наполеоном большей части его владений после погрома при Иене и Ауерштедте) и получил в Мариенвердере, 17-го февраля (1 марта) 1809 года, письмо Императора Александра, который, предполагая, что граф еще близ Парижа, приказывал ему остановиться и ожидать на месте приказаний Наполеона в отношении взглядов, выраженных Государем о действиях Венского двора. Александр І, не одобряя таковых, находил необходимым сделать Австрии, для получения положительного от нее ответа, намеревается ли она воевать с Франциею, представление решительное, но благородное, не делая ей каких-либо угроз, но силою неотразимых доводов доказав ей, что собственный интерес Австрии побуждает ее быть в неразрывном союзе с обоими Императорами и держаться системы, принятой в Эрфурте. Александр I добавлял, что, по его мнению, один граф Румянцев может быть облечен необходимым доверием для предстоящих об этом переговоров с Австриею. Граф Румянцев сообщил Наполеону содержание этого письма и добавил, что охотно бы ожидал его приказаний, но, находясь уже не близ Парижа и не на дороге в Вену, но почти у границы своего отечества, он будет при своем повелителе ожидать распоряжений Наполеона к достижению мирного союза с Австриею, с полною готовностью ехать в Вену, если это будет признано необходимым. Затем граф Румянцев посетил в Кенигсберге короля Прусского, обедал у него, имел с ним продолжительную беседу, которую предпочел передать Его Величеству на словах, и, получив от короля орден Черного Орла с бриллиантами, поехал далее. Он прибыл в Петербург 15-го марта 1809 г. и был очень милостиво принят Императором Александром I, занятым в то время войною со Швециею, тянувшеюся уже второй год. После известного перехода наших войск по льду Ботнического залива в 1809 году, опасность грозила столице Шведского короля Густава-Адольфа IV и принуждала его желать мира. Поэтому вместе с военными приготовлениями стали подготовляться и к дипломатическим переговорам, и еще в бытность графа Румянцева в Париже Император Александр 16-го февраля 1809 г. поручил Д. Алопеусу (бывшему нашему послу в Стокгольме) вступить с новым Шведским Министром иностранных дел Лагербьелке в переговоры о мире на заранее установленных условиях, в числе коих главнейшим являлась полная уступка России всей остальной Финляндии, принятие Ботнического залива и реки Торнео границами обоих государств и т. д. С этими условиями Алопеус и отправился в Або, но вскоре узнал, что в Стокгольме 2-го (13) марта 1809 г. король Густав IV был устранен от престола со всем потомством, и что корона Шведская перешла к его дяде Карлу XIII (герцогу Зюдерманландскому), не имевшему детей. Сей последний прислал в Петербург своего адъютанта с извещением о своем вступлении на престол и о желании Швеции заключить с Россиею мир. Вследствие этого Алопеусу поручено было съездить в Стокгольм и выяснить шведам, на каких условиях Россия согласна переговариваться. В то же почти время Император, намереваясь присутствовать на открытии Финляндского Сейма в Борго 16-го марта, направился туда 13-го числа в сопровождении князя А. H. Голицына, M. M. Сперанского, Толстого, а также графа Н. П. Румянцева, который не считал, однако, созвание подобного Сейма уместным и необходимым. Открыв Сейм, Его Величество и сопровождавшие его лица 17-го числа уехали в Гельсингфорс, а затем прибыли в Петербург. Тем временем Алопеус, пробыв в Стокгольме дня четыре, вернулся также в Петербург. Вскоре под главным руководством Канцлера должны были открыться в Фридрихсгаме 19-го июля 1809 г., переговоры о мире, причем со стороны России представителями были граф Румянцев и упомянутый выше Алопеус, а со стороны Швеции - Стединг, бывший в Петербурге при Екатерине II Шведским послом, и полковник Шельдсбрант. Переговоры тянулись довольно долго. Стединг по болезни и другим причинам прибыл только 2-го августа, а заседания Конгресса начались только 4-го августа. Затем Стединг возбуждал бесчисленные затруднения о границах, об Аландских островах, о долгах Швеции и т. д. Но успешные действия Каменского в Швеции при Севаре и Ратане сделали Стединга уступчивее. Граф Румянцев, для скорейшего окончания этого дела, испросил разрешение Государя принять границею не реку Торнео, а реку Кемь, немного восточнее, пожертвовав железными рудниками между Торнео и Каликсом. "Стоит ли настойчиво гоняться за таким убогим богатством, писал граф Румянцев, рискуя замедлить заключение мира". Император согласился на это, но с тем, чтобы это было сделано при самой последней крайности и притом, чтобы вместо реки Кеми была принята границею река Торнео. Тем временем Стединг заболел лихорадкою; король же Шведский непременно желал сохранить за собою Аландские острова и принять границею на севере непременно реку Кемь. Начались снова бесконечные прения. Видя их бесполезность, граф Румянцев сделал вид, что считает переговоры, по несогласию Швеции, прекратившимися и выразил сожаление, что Фридрихсгамская конференция не привела к установлению мира. Стединг, по болезни которого это заседание происходило у него на квартире, просил дать ему время на размышление и притом дождаться возвращения его адъютанта из Стокгольма с дополнительными приказаниями. Граф Румянцев согласился на это и писал Его Величеству, что со стороны шведов возражений не видит даже по вопросу о северной границе. Государь остался очень доволен графом Румянцевым и писал ему 29-го августа, что "невозможно было вести переговоры с большим талантом и мудростью. Россия обязана Вам признательностью". После этого было приступлено к составлению самого мирного договора, который и был подписан 5-го сентября 1809 года (I П. С. З., № 23883) и по которому Швеция навсегда уступала России завоеванные оружием губернии: Кимменегродскую, Ниландскую, Тавастгусскую, Абовскую и Бьернеборгскую с островами Аландскими, Саволакскую и Карельскую, Вазовскую, Улеаборгскую и часть западной Ботнии до реки Торнео. За успешное достижение таких мирных условий граф Румянцев был возведен в звание Государственного Канцлера 7-го сентября 1809 года.

Вскоре после этого закончилась и война Наполеона с Австриею - миром в Шенбрунне 2 (14)-го ноября 1809 г., по которому, за оказанное Франции содействие в этой войне, Россия получила небольшую Тарнопольскую область Галиции. Нерешительные действия русских войск в этой последней войне Франции с Австриею вызвали охлаждение отношений Наполеона к России; участие в континентальной системе, принятое на себя Александром по обязательству в Тильзите, наносило ущерб торговле России и тяготило Государя, а присоединение части Галиции к образованному Герцогству Варшавскому и земель Герцогства Ольденбургского к Франции усиливали раздражение Александра против Наполеона, который, в свою очередь, был также раздражен неудачным исходом переговоров о своем браке с сестрою Императора - Великого Княжною Анною Павловною, в конце декабря 1809 года. Оба прежние союзника начинали помышлять о войне между собою и приготовляться к ней, - но Канцлер не допускал и мысли о подобной войне.

Еще до начала Отечественной войны граф Румянцев успел осуществить давно задуманную им мысль: 30-го мая 1811 г. он испросил Высочайшее разрешение учредить при Московском Архиве Иностранных Дел особую Комиссию, с известным Н. Н. Бантышем-Каменским во главе, для собрания и напечатания всех Российских древних и новых публичных трактатов, конвенций и тому подобных актов, - по примеру сборника, составленного во Франции Дюмоном. Граф Румянцев все расходы (до 67000 руб.) по этому изданию принимал на себя. К концу 1811 года большая половина 1-й части "Собрания Государственных грамот и договоров была приготовлена к печати, но наступившая Отечественная война задержала дальнейшие работы этой Комиссии [Сообщим здесь, что упомянутый том "Собрания государственных грамот и договоров" был издан в 1813 г.; следующие три части изданы в 1819-1828 гг., но уже под наблюдением А. Ф. Малиновского, управлявшего Архивом после кончины Н. Н. Бантыша-Каменского. Издание актов доведено до 1696 года. Пятая часть издана уже в 1894 г.]. Ввиду приближения французов к Москве все дела не только этой Комиссии, но и всего Архива были вывезены в Нижний Новгород, а сам граф Румянцев, назначенный указом 1-го апреля 1812 г. состоять при особе Государя Императора, должен был сопровождать его в Вильно, куда Александр направился для осмотра своих войск, собранных на наших западных границах. Как известно, наши армии вскоре отступили от границ и продолжали отступление до самой Москвы. Император и граф Румянцев покинули Вильну; первый поехал в Москву, а второй в Петербург. Дорогою, в Великих Луках, удар паралича постиг графа Румянцева, окончившего только что переговоры о договоре с Испаниею и ее представителем Зеа-Бермудес 8 (20) июля 1812 года.

Оправившись от паралича, значительно повредившего его слух, граф Румянцев прибыл в Петербург и вступил в отправление своих служебных обязанностей, когда уже знаменитая Отечественная война 1812 года была в разгаре. Наполеон со своими армиями направлялся к нашей древней столице, причем по нашему плану войны наши армии постоянно отступали. Это непрерывное отступление наших войск вызвало, как известно, неудовольствие не только в армии, но и во всей стране против одного из главных ее начальников - графа Барклая-де-Толли; он был замещен князем M. И. Кутузовым. Это же неудовольствие распространялось и на графа Н. П. Румянцева, известного обществу по своему расположению к Наполеону и к Франции. Враги его сделали попытку его сместить; в начале августа 1812 года, после взятия Смоленска французами, они поручили Английскому генералу Вильсону, приехавшему из Константинополя в Петербург, намекнуть Императору о смене графа Румянцева. Вильсон это выполнил, и Александр ответил ему, что армия заблуждается в отношении графа Румянцева, - что граф никогда не советовал ему покориться Наполеону и никогда не подавал повода ни к какому несогласию, либо разномыслию с ним, и что он, Император, "не может напрасно пожертвовать верным и преданным ему лицом". Граф Румянцев таким образом остался во главе вверенного управления, но уже только номинально: большая часть бумаг и дел шла чрез руки графа де Местра и молодого Нессельроде; граф же Румянцев был отстранен от личных сношений с Императором по дипломатической части, и ему давали подписывать и скреплять бумаги, написанные другими лицами. При вторичной поездке, в декабре 1812 года, Императора Александра в Вильну, к армии, после окончательного поражения Наполеона при Березине стоявшей уже на берегах Немана, граф Румянцев не сопровождал уже Государя - "из уважения к его преклонным летам и болезненному состоянию"; он оставался в столице, облеченный почетною должностью Председателя Государственного Совета. Граф Румянцев принадлежал к числу немногих лиц, не сочувствовавших намерению Императора Александра кровью русских воинов и деньгами населения России пуститься, в союзе с другими державами, на освобождение Европы от ига Наполеона. "Не желая слыть Государственным Канцлером, когда отлучен от участия и сведения государственных дел", граф Румянцев решил совсем покинуть службу, испросив на то разрешение Государя при удобном случае, каковой и представился ему в 1813 году. Необходимо здесь припомнить, что после мира с турками в Бухаресте в 1812 году их союзники, персы, тем не менее, продолжали войну с нами в Малой Азии, за Кавказом, но вскоре герой Кавказа, генерал Котляревский, 19-го и 20-го октября 1812 года нанес им жестокое поражение при Асландузе, после которого и был заключен с персами 12-го октября 1813 г. мирный трактат в Гюллистане, подписанный Главнокомандующим в то время на Кавказе генералом Н. Ф. Ртищевым. По установленному канцелярскому порядку этот трактат был доставлен в Министерство Иностранных Дел для представления его на Высочайшее воззрение Его Величества. Граф Румянцев представил таковой Государю при особом письме 29-го апреля 1813 г., в котором, упомянув, что служил 12 лет Его Величеству, причем, в последние 6 лет, различные войны закончились благополучно мирными трактатами с Швециею, Турциею, Англиею и Персиею, просил увольнения от службы, добавив: "не лета и не болезнь из оной меня выводят, а необходимость , что продолжаю слыть Государственным Канцлером, когда отлучен пребываю от участия и сведения государственных дел". Не получая на это никакого ответа от Императора, занятого в то время военными действиями против Наполеона на Эльбе, граф Румянцев решился напомнить ему о своей просьбе при первом удобном случае, а тем временем неоднократно просил графа А. А. Аракчеева, с которым был в большой дружбе, содействовать разрешению его просьбы. Император оставлял долго подобные просьбы Канцлера без последствий и только в 1814 г., по возвращении своем из-за границы в Петербург, после ряда писем графа Румянцева к графу Аракчееву и после того, что граф Румянцев написал Его Величеству 11-го февраля 1814 года, что он устранился от всех дел , ему вверенных , и передал их , по порядку, старшему после себя т. с. Вейдемейеру, состоялись, наконец, 1-го августа 1814 года, краткий указ Сенату об увольнении Румянцева от дел, на него возложенных, с сохранением всех получаемых им ныне окладов, и рескрипт графу с выражением отличной благодарности за оказанные им отечеству услуги и непоколебимого уважения к нему Его Величества, причем высказывалась надежда, что граф не отречется быть полезным отечеству своими познаниями и опытностью, когда состояние здоровья его то дозволит.

После этого граф Румянцев чрез графа Аракчеева, 13-го августа 1814 г., испрашивал милости откланяться Его Величеству и прочесть ему докладную записку о сдаче, кому будет повелено, работ Обводного около столицы канала, что займет не более десяти минут. По-видимому, граф Румянцев приема у Его Величества не имел; об этом не упоминается и в Камер-Фурьерских журналах после 13-го августа.

Румянцев вскоре уехал в свой любимый Гомель и очень занялся им. Скажем об этой новой деятельности графа в нескольких словах, упомянув ранее, что за время управления графом Румянцевым Министерством Иностранных Дел началось постепенное преобразование центрального управления этого ведомства на новых началах: была учреждена особая министерская Канцелярия, и из ведения Коллегии изъяты были дела по дипломатической части, возникающие в Азиатских государствах ; они возложены были на особый Азиатский Департамент. Кроме того, была учреждена особая Экспедиция консульских дел, с начальником, утверждаемым Высочайшею властью, во главе; эта Экспедиция, кроме дел консульских вообще, заведовала делами о призах и предметами, до торговли и мореплавания относящимися.

На живописном берегу р. Сожи, притоке Днепра, был расположен, при местечке Гомеле, барский дом графа Румянцева с большим садом и церковью возле него во имя Св. Петра и Павла, в которой позднее был предан земле прах владельца местечка Гомель, прилегавшего к усадьбе. Граф Н. П. Румянцев не только любил, но и увлекался сельским хозяйством, следил за его развитием и усовершенствованием в других землях и старался вводить у себя в Гомеле все, что было доступно и возможно. Это вовлекло его не только в немалые расходы, но и в большую переписку с различными лицами, более или менее известными в то время, по части сельского хозяйства. Из этой переписки можно усмотреть, что граф получал из Лиссабона семена португальских овощей, из Кременецкого Лицея - разные семена, полученные из Новой Голландии, в том числе китайскую коноплю, из Устюга - семена кедров; из дворцового сада в Киеве - деревья грецкого ореха, из Никитского Сада в Крыму - различные растения и т. д. Он выписывал луковичные семена и семена клевера из Гамбурга, чрез нашего резидента Струве, который покупал и отправлял ему голландских коров, а также мериносов и овчаров для них. Граф обращал особенное внимание на овцеводство и выписывал овец и бонитеров (особых ученых пастухов овец) из Саксонии, а также мериносов от графа Нессельроде. Стада тонкорунных овец графа были известны графу Канкрину, посылавшему графу статьи и правила об овцеводстве.

Граф Румянцев не гнался за доходом от своего имения; он находил, что ему неприлично делать спекуляции и гоняться за будущими важными прибылями; он желал покойно пользоваться своими знатными имениями и держать их не только в устройстве, но и в отличном порядке. Помимо добывания различных произведений сельского хозяйства он стремился их перерабатывать у себя и с этою целью устраивал у себя различные заводы. Кроме очень хорошей сыроварни, тут имелись заводы винокуренный, стеклянный, гончарный, прядильный, выделывавший из льна и конопли пряжу и затем салфетки, скатерти и пр. При этом заводе была еще белильная фабрика. Для лучшей перевозки своих произведений граф Румянцев учредил пароходство по рекам Соже и Днепру (существующее и поныне). Помимо этого, граф заботился и о самом местечке Гомеле: он построил новый мост чрез реку Сож, каменную католическую церковь, а также еврейскую школу, с тем, чтобы на содержание ее Гомельское еврейское общество взносило ежегодно 12000 руб. по частям; водворял в местечке мастеровых и т. д.; он помышлял и об устройстве ланкастерских школ для обучения местного населения. Как любитель, интересующийся сельским хозяйством, граф Н. П. Румянцев состоял членом Императорского Вольно-Экономического Общества, отпускал неоднократно деньги в распоряжение Общества на выдачу премий в поощрение различных сельскохозяйственных усовершенствований, открытий и сочинений, доставлял Обществу различные семена для их распространения в нашем отечестве. Общество не раз выражало графу Румянцеву свою признательность за такие приношения и 7-го декабря 1804 года поднесло ему особую золотую медаль, при бумаге за подписью всех членов Общества, а затем, с 1807 года, он получал все издания Общества. Нельзя не упомянуть также о довольно обширной переписке графа Румянцева с Христианом Христиановичем Стевеном, начальником Никитского Сада в Крыму, касавшейся исключительно разведения в Саду различных полезных в хозяйстве деревьев и растений, с целью распространения их в нашем отечестве. Граф не раз посылал в Сад различные деревья и растения и позднее пожертвовал Саду свой бюст. Но эти занятия графа Гомелем и ежегодные почти объезды его обширных земельных владений являлись для него как бы минутами отдохновения от занятий более важных и возвышенных, которым он всецело предался, удалясь от государственной службы, и которые доставили ему венец бессмертия в летописях Русской исторической науки. Об этой деятельности графа не раз уже подробно говорилось в различных исследованиях, указанных ниже, на основании которых, для полноты биографического очерка графа Н. П. Румянцева, скажем только несколько слов и об этой его деятельности. Граф с молодых лет имел расположение в отечественной истории: еще в 1777 году он просил отца своего о доставлении ему церковных книг, находя, что они являются дополнениями к сказаниям летописцев. Позднее, будучи послом во Франкфурте на Майне, он также занимался собиранием исторических выписок и сочинений, относящихся до славянской истории и сношений России с Германиею в XI веке, и сам составил краткий очерк Русской истории на французском языке. Кроме того, при посредстве Австрийского министра Стадиона, он вступил в сношения с известным Добровским о разыскании памятников древних сношений России с Моравиею и Чехиею. В то время уже он сожалел, что не мог отдаться вполне изучению Русской истории и древностей и, желая сказать какую-либо пользу ее изучению, предложил еще в 1790 году Императрице Екатерине II приступить к изданию, по образцу Дюмона, Русских трактатов и договоров с различными государствами, принижая расходы по изданию на свой счет. Мысль эта не получила в то время осуществления, но граф Румянцев ее не покинул, как сказано уже выше, и, будучи Министром Иностранных дел, испросил разрешение Императора Александра І на учреждение для этого особой Комиссии в Москве, как сказано выше, под непосредственным заведованием Н. Н. Бантыша-Каменского и его помощника А. Ф. Малиновского, которые не замедлили издать 1-й том, а затем и следующие, на средства графа. Это издание положило начало оживленной переписке графа с А. Ф. Малиновским, которая продолжалась до конца его жизни и касалась почти всех предпринимаемых графом ученых изданий и изысканий, а также приобретения рукописей, медалей, монет, остатков старины и т. д. Но еще ранее этого Канцлер вступил в сношения с известным нашим иерархом Евгением Болховитиновым, а именно, еще в 1804 году, когда Евгений прислал ему рисунок Корсунских врат в Новгороде, а затем неоднократно высказывал ему, какие розыскания по библиотекам и архивам желательно произвести, причем указывал также лиц, которым можно было поручить подобные труды (в том числе известного со временем А. X. Востокова). Румянцев вскоре возымел мысль о собрании памятников Отечественной истории и представил разновременно Императорской Академии Наук 25000 руб. для издания рукописи летописца Нестора по Кенигсбергскому или Радзивиловскому списку, а также свод ее по трем другим спискам: Ипатьевскому, Ермолаевскому и Хлебниковскому. В то же почти время (1813 г.) он поручал Н. Н. Бантышу-Каменскому отыскать Киприяновскую Степенную Книгу и сличить ее текст, намереваясь приступить к изданию древних наших рукописей, хранящихся в Библиотеке Имп. Академии Наук. Он желал издать также древние богатырские сказки, древние стихотворения и т. д. и просил А. Ф. Малиновского их приискать. Для этих трудов были приглашены им К. Ф. Калайдович и П. М. Строев. Занимавшийся ранее этого в Синодальной Библиотеке, Калайдович обратил на ее сокровища внимание графа, который поручил Малиновскому испросить разрешение духовного начальства на издание описания рукописей этой Библиотеки. В 1817 году граф Румянцев поручил П. М. Строеву осмотреть и описать монастырские библиотеки Московской епархии, начав с обители св. Иосифа Волоколамского, причем Строев получил указания от А. Ф. Малиновского для этого труда, который был выполнен им к великому удовольствию графа, намеревавшегося занять Строева изданием древних Российских путешествий, начав с путешествия Афанасия Тверетинова в Индию, а также составлением вместе с Калайдовичем описи всем древним рукописям, хранящимся в библиотеке Троице-Сергиевской Лавры. Строев по поручению графа потрудился над изданием Софийского Временника, причем из-за вознаграждения за этот труд отношения графа и Строева несколько обострились, но это не препятствовало Строеву предложить графу приступить к составлению словарей: исторического, географического, топографического и толкового для уразумения языка летописей и других памятников древней нашей словесности, на что исчислялось около 10000 руб. Последовавшая вскоре кончина графа Румянцева воспрепятствовала осуществлению этого полезного издания, которому граф готов был содействовать. До этого граф вступил в переписку с молодым Григоровичем, священником в Гомеле, которого знал с детства, составителем исторического и хронологического "Опыта о посадниках Новгородских", предложившим графу составить обозрения архивов Белорусских монастырей и актов северо-западного края с переводами оных. Граф испросил на это новое разрешение и принял на свой счет расходы по изданию составленной Григоровичем І части Белорусских архивов древних грамот. После этого Григорович сообщал графу о древнейшем Литовском летописце, найденном в Польше, о лежащих в г. Мстиславле старых делах и т. д.

Граф также знал и очень любил молодого Лерберга, написавшего на немецком языке свое исследование к объяснению древней Русской истории, которое было переведено, по поручению графа, Д. И. Языковым. Лерберг очень скоро умер, и граф купил его библиотеку, причем познакомился с академиком Ф. И. Кругом, по совету которого приступил к изданию некоторых византийских источников Русской истории, как-то: Льва Дьякона, Георгия Амартола и прочих. С этою целью Круг, по поручению графа Румянцева, вступил в переписку с эллинистом Газе и другими лицами относительно приобретения неизданных сочинений византийских историков, хранящихся в монастырях Малой Азии, Испании, а также в книгохранилищах Англии.

По тесной связи нашей отечественной истории с судьбами соседнего Польского королевства граф Н. П. Румянцев не мог не обратить внимания на различные акты, относящиеся к истории сего государства и вступил в переписку с некоторыми польскими учеными исследователями того времени. Так, с проф. Ив. Ник. Лобойко граф переписывался об издании сочинения о народе, жившем в Литве, и языке его, об издании Волынского летописца и о бумагах Супрасльского монастыря, а также о различных Литовских древностях. Граф выражал ему желание издать на свой счет Литовско-Самогитский словарь. Равным образом граф имел сношения с профессором Самуилом Линде, а также с известным Иоахимом Лелевелем, изъявлявшим готовность взять на себя, по желанию графа, наблюдение за печатанием труда Даниловича о Литовском Статуте; Лелевел узнавал также для графа и о хронике тевтонских рыцарей Вигандта. Граф Румянцев получал от профессора Варшавского Университета Буссе сведения о богатом собрании славянских рукописей в базилианском монастыре в Журавицах, а также о найденной Ганкою древнейшей рукописи Чешского права ХІV века, бывшей до этого неизвестною, и о договоре гетмана Жолкевского с Русскими боярами об избрании Владислава на престол Московский. Другой Польский ученый - Бандтке - сообщал графу об исторических материалах, относящихся до Литвы, Польши и России и хранящихся в труднодоступных библиотеках Вены.

Граф Румянцев, понимая важность для истории России многих писателей Востока, вступил, при посредстве нашего академика Френа, в сношения с известным Гаммером относительно издания восточных рукописей, касающихся истории, географии и этнографии России, а также с Козегартеном по поводу издания хроники Масуди. Сам же Френ, по желанию графа, трудился над переводом истории Абулгази и Беласори, а также Ибн-Фацлана. Помимо этого, Френ содействовал графу при приобретении различных рукописей, а также монет и медалей восточного происхождения, определял их стоимость и значение для науки и составлял подробный им каталог. Френ определил и заслуги самого Румянцева в отношении литературы Востока. Под влиянием Френа граф постепенно все более и более стал увлекаться восточною и русскою нумизматикою, особенно, когда были найдены в 1822 году в самом Гомеле около 82 куфических монет, которые были описаны Френом. Граф Румянцев дорожил очень монетою Спартака ІV, купленною в Крыму, и очень интересовался также памятниками греческого и римского происхождения, встречающимися на юге России, по преимуществу в местах существования Генуэзских колоний, в позднейшее время. Он обращался к Новороссийскому и Бессарабскому генерал-губернатору графу Ланжерону об отводе ему по берегу моря полосы земли у подножья Митридатовой горы и далее за Золотую гору, на протяжении 5 верст, при ширине в полторы версты, где находилась древняя Пантикапея, для производства раскопок и для доставления отечеству пользы и наукам приращения. Граф Ланжерон, не отводя графу Румянцеву береговой полосы, принял меры, чтобы никто, кроме графа, не касался этой земли. Под влиянием того же Френа граф Румянцев понемногу стал увлекаться и восточною и русскою нумизматикою.

Оживленную переписку вел Румянцев с Аделунгом и А. X. Востоковым. Первый сообщал ему о хронике Вигандта, о редких изданиях в Лейпциге, об описании Тибета, о переводчике географии Геродота французе Гэле (Gail) и писал ему о путешествии Мейерберга и о рисунках к нему, а также о продаже разных коллекций; он же составил план систематического издания сказаний иностранных писателей о России; Румянцев очень сочувствовал этому изданию и содействовал его осуществлению, но судьба допустила их обоих издать только две монографии, именно - путешествия Герберштейна и Мейерберга. Кроме того, Аделунг являлся как бы посредником в сношениях графа с Шегреном, Кеппеном, Беттихером и Вуком Караджичем, а также исполнителем множества поручений и пожеланий графа, по преимуществу научного содержания. Востоков же вел, по поручению графа, обширную переписку по разным редким, по преимуществу славянским, книгам и научным историческим вопросам и затем, заведуя отделом русских книг и славяно-русских рукописей в библиотеке самого графа, заботился об их пополнении, рассматривал приобретения графа по части славяно-русских летописей и древних книг, сличал рукописные книги, ему присылаемые, и составил множество библиографических описаний для каталога славяно-русских рукописей графской библиотеки.

Петр Иванович Кеппен, издатель "Библиографических Листов", путешествуя по России и за границею, сообщал графу о различных рукописях и редких сочинениях, которые он видел в книгохранилищах Европы. Граф, в свою очередь, писал ему о своих приобретениях и спрашивал его мнения о том, не лучше ли сделать издание Сербской рукописи Даниила в самой Вене, поручив это Вуку или Копитару.

Расширяя постепенно круг своих научных изысканий, граф Румянцев вошел в сношения с В. Н. Берхом, известным собирателем материалов Пермского края, и поручил ему отыскивать в том краю летописи и грамоты, описывать надписи на камнях и утесах, собирать образцы инородческих слов, богатырские песни, предания, сказки, а также монеты и рукописи на татарском языке и т. д. Равным образом граф переписывался с М. Ф. Берлинским о различных древностях г. Киева и его окрестностей, о надгробных надписях, древних священных книгах, о росписях древних митрополитов. Чрез него граф вступил в сношения с приором Доминиканского ордена, обладавшим рукописью о древнем быте г. Киева, и осведомлялся о том, не находится ли в Киевских католических монастырях и помещичьих архивах древних документов и рукописных книг, особенно на пергаменте, ранее ХV века, относящихся до России, на языках латинском, польском и русском. С протоиереем Новгородского Знаменского собора Скородумовым граф с 1817 года сносился о разных древних летописях и рукописях в Новгородской епархии и в Софийской библиотеке, о летописце Ферапонтова монастыря и выражал притом желание, чтобы протоиерей уговорился с двумя из лучших семинаристов или писчиков относительно переписки старых рукописей. Кроме того, граф писал ему о разыскании древних монет, о покупке старой гривны серебра и других каких-либо древностей. Означенными выше лицами далеко не ограничивалась переписка графа Н. П. Румянцева по ученой части, потому что он, прочтя в газетах или узнав каким-либо иным образом о научных новостях, его интересовавших, имел обыкновение обращаться письменно за разъяснением и доставлением ему более подробных письменных об этом сведений. С другой стороны и сами владельцы интересовавших его предметов вступали с ним в переписку. Так, напр., граф Румянцев писал Броневскому о монгольской броне; А. М. Тургеневу (Тобольскому губернатору) - о покупке древнего вооружения бурят; П. Н. Пизани - о славянских рукописях на пергаменте; Бутеневу - о продаже на Афоне в монастыре "Изограф" библиотеки, о доставлении каталога книг Синайского монастыря; князю П. А. Голицыну - о кожаных деньгах, найденных при сломке старой кремлевской стены в Серпухове; князю Г. С. Волконскому в Оренбурге - о древних рукописях, могущих быть в местных церквах и у дворян этого края; г. Васильевскому в Омске - об иконе Премудрости Божией в Софийском храме этого города; графу В. Н. Панину - о славянских или русских рукописях, а также и об описании путешествий испанцев до конца XVI века, имеющихся в Эскуриале, и т. д. [В Госуд. Архиве имеется целый ряд подобных дел в разряде XVI красном.].

Нельзя не заметить, что граф в своей переписке, как и вообще в обращении со своими сотрудниками, отличался необычайною вежливостью, скромностью и простотою; он обходился с ними, как с лицами, совершенно равными ему, несмотря на значительное между ними различие и по общественному положению, и по состоянию; принимал большое участие в них, старался сделать все для них возможное и был очень аккуратен в денежных с ними расчетах. Он любил заранее точно определить все по возможности, вступая с автором или издателем в обязательства по какому-либо изданию или труду вообще, и не допускал, чтобы сделанный для него труд оставался без вознаграждения или был бы недостаточно им оценен. Он принимал ближайшее участие в самих изданиях совершаемых по его желанию научных трудов и входил во все мелочи издания, внимательно просматривая не только текст, но и предисловия, в которых не допускал высказывать каких-либо похвальных слов самому себе, и заставлял перепечатывать листы, если что-либо подобное в них встречалось. При таком личном участии графом были напечатаны следующие издания: 1. "Собрание Государственных грамот и договоров, хранящихся в Коллегии Иностранных дел". Три части, со многими изображениями печатей и рукоприкладств, Москва. 1813, 1819 и 1822 годов; 2. "Древние Российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым и вторично изданные, с прибавлением 35 песен и сказок, доселе неизвестных, и нот для напева", составил К. Ф. Калайдович, Москва. 1818 года; 3. "Законы великого князя Иоанна Васильевича и Судебник царя и великого князя Иоанна Васильевича с дополнительными указами и с образцами почерков, изданные К. Ф. Калайдовичем и П. М. Строевым", Москва. 1819 года; 4. "Исследования, служащие к объяснению древней русской истории, сочиненные Лербергом", СПб. 1819 года; 5. "Рустрингия, первоначальное отечество первого Российского великого князя Рюрика и братьев его. Исторический опыт Голдмана, переведенный Снегиревым", Москва. 1819 г.; 6. "История Льва Дьякона Калойского и другие сочинения Византийских писателей, изданные в первый раз с рукописей Королевской Парижской Библиотеки и объясненные примечаниями Карлом Бенедиктом Газе", переведены с греческого Д. Поповым, СПб. 1820 года; 7. "Записки о некоторых народах и землях средней Азии, соч. Филиппа Назарова, Отдельного Сибирского корпуса переводчика, посыланного в Коканд в 1813 и 1814 годах", СПб. 1821 года; 8. "Памятники Российской словесности XII века, изданные с объяснениями, вариантами и образцами почерков К. Ф. Калайдовичем", Москва. 1821 года; 9. "Исторический и хронологический опыт о посадниках Новгородских, из древних Русских летописей извлеченный протоиереем Г. Григоровичем", Москва. 1821 года; 10. "Софийский Временник или русская летопись с 862 по 1534 год. Издал П. Строев", 2 части, с изображением почерков, Москва. 1820 и 1821 года; 11. "Письма к Алексию Федоровичу Малиновскому об археологических исследованиях в Рязанской губернии, с рисунками найденных там в 1822 году древностей", К. Ф. Калайдовича, Москва. 1823 года; 12. "Иоанн Экзарх Болгарский. Исследование, объясняющее историю словенского языка и литературы IX и X столетия, написано К. Ф. Калайдовичем, с 16-ю гравированными изображениями", Москва. 1824 года; 13. "Белорусский архив древних грамот, собранный протоиереем Г. Григоровичем", часть I с изображениями, Москва. 1824 г.

Помимо этих изданий, появившихся в печати иждивением графа Н. П. Румянцева, неутомимый труженик науки имел намерение обогатить историческую нашу литературу и другими столь же полезными изданиями, как это видно из его переписки, но преждевременная и неожиданная кончина графа воспрепятствовала осуществлению на деле его благих намерений. На эти различные издания и научные предприятия графом затрачено было до 300000 рублей и притом безвозвратно, так как все его издания, несмотря на их бесспорную важность и полезность для нашей исторической науки, разделили общую участь, постигающую научные труды в нашем отечестве и по настоящее время, т. е. раскупались до крайности медленно и не всегда окупали расходы по изданию. Но это не смущало графа в его заботах об успехе отечественной науки, и до самой своей кончины он сохранил к ней глубокую привязанность; на смертном даже одре просил он брата своего докончить начатое им издание путешествия по России Мейерберга.

Помимо изданий, граф пытался приготовить лиц для занятия русскою историею, помещая лучших учеников духовной семинарии в Киевскую Духовную Академию под руководство Евгения Болховитинова. Кроме того, Румянцев давно имел мысль, для будущего полного сочинения Российской истории, образовать общество писцов, которым, собравшись вместе, одна особа читала все русские летописи, и каждый из них вносил бы в свою тетрадь выписку того, что к его труду принадлежит. Труд этот должно было производить под надзором мудрого ведателя Российской Истории. Кроме того, для трудов на поприще Русской истории граф признавал необходимым приготовить полезных деятелей из отличных учеников Могилевской Семинарии, поместив их пансионерами на его счет в Киевскую Духовную Академию. Эти свои мысли он сообщал очень уважаемому им Митрополиту Евгению, который не разделял, однако, этих взглядов графа.

Граф Н. П. Румянцев, не ограничиваясь осмотром наших отечественных хранилищ исторических актов и бумаг, приступил также к разысканию и рассмотрению памятников отечественной истории, находящихся в чужих землях. С этою целью он послал г-на Штрандмана в Италию, а Шульца - в Германию, преимущественно в Кенигсберг, Струве - в Гамбург, а также других лиц в Копенгаген, Стокгольм, Волфенбюттель, Любек, Бремен, Мекленбург, Шверин и т. д. для снятия самых точных копий с соответствующих актов и бумаг. В Англии осмотр подобных рукописей шел с большим успехом, благодаря содействию нашего посланника графа С. Р. Воронцова, друга Румянцева и страстного любителя отечественных древностей. Таким путем граф Н. П. Румянцев получил значительное количество списков, весьма важных, вошедших в состав рукописей Румянцевского Музеума. Штрандман также доставил любопытные списки из знаменитых библиотек Италии, в том числе с писем русского Митрополита Исидора. Из Парижа ориенталисты Газе и Сен-Мартен сообщали графу, что открыли немало важных документов на греческом и восточных языках, касающихся России, - как в Париже, так и в библиотеках Венеции, в Генуе и Милане. Румянцев предложил им издать на его счет ряд Византийских писателей и препроводил на это немало денег в Париж. Он также заботился о пополнении своей библиотеки, не упуская удобных к тому случаев, при помощи постоянных своих корреспондентов в этом отношении, как, напр., князя Козловского в Лондоне, Лизакевича в Дании, состоявших при наших посольствах, ученого библиографа Трескау в Германии и библиотекаря Вихмана, высылавших графу антикварные каталоги различных книг и изданий, а также подробные описания продаваемых более или менее обширных собраний различных книг и т. д. При посредстве означенных лиц графу Н. П. Румянцеву удалось собрать у себя весьма обширную и ценную библиотеку.

Интересуясь также географиею и вопросом об открытии морского прохода на севере из Атлантического океана в Ледовитый океан и на юге из Южного океана в Атлантический, граф Н. П. Румянцев снарядил, на свои средства, корабль "Рюрик", совершивший замечательное для того времени плавание под начальством Коцебу. 30-го июля 1815 г. он отплыл из Петербург и, совершив благополучно переход в Тенериф и Бразилию, обогнул бурный мыс Горн и поднялся до Камчатки. Открыв в северной широте 14°57"20" целую группу островов, Коцебу один из них назвал островом графа Румянцева , а затем дошел до острова св. Лаврентия и, возвратясь, по причине больших туманов, в Уналашку и порт св. Франциска, направился к Сандвичевым островам и группам островов Радак, причем одну из этих групп, под 9°28"9" широты, назвал купою островов графа Румянцева, а самый большой из ее островов - островом графа Аракчеева. Затем Коцебу, чрез Маниллу и Зондский пролив, достиг острова Мадагаскара, обогнул мыс Доброй Надежды и чрез Англию благополучно прибыл в Петербург 20-го августа 1818 г. (т. е. чрез три года), и стал на р. Неве пред домом канцлера, который затем издал на свой счет также описание этого плавания под заглавием: "Путешествие в Южный Океан из Берингов пролив для изыскания северо-восточного морского прохода в 1815, 1816, 1817 и 1818 годах, иждивением государственного канцлера графа H. П. Румянцева на корабле Рюрик, под начальством флота отставного лейтенанта Коцебу", СПб. 1821-1823 г., в трех частях.

Нельзя не упомянуть также, что тогда же, по предложению П. М. Строева, был выработан план ученых поездок по некоторым губерниям, нашего государства, для исследования монастырских библиотек и архивов, и что сам граф Румянцев, несмотря на свой преклонный возраст, болезнь глаз и глухоту, принимал личное участие в этих поездках, причем делал немало ценных приобретений всякого рода. Так, в начале мая 1822 года он совершил, вместе с К. Ф. Калайдовичем, поездку, для разыскания древностей, по монастырям Московской губернии, а также в Микулино Городище и в города Ржев и Старицу; этот объезд доставил ему целый ряд драгоценных рукописей, хранившихся в монастырях. В следующем, 1823 году, летом, он предпринял еще более тяжелое путешествие, также на лошадях, в окрестности Пятигорска для пользования, по совету врачей, Кавказскими минеральными водами. Из Пятигорска он сухим же путем направился в Крым и объехал всю наиболее интересную часть этого полуострова. Он остался очень доволен поездкою, устал, но, по его словам, вознаградился впечатлениями и воспоминаниями и приобрел немало различных монет и медалей, большею частью древних, о которых писал Ф. И. Кругу. Из Крыма он проехал в Киев, навестил Евгения Болховитинова и прибыл в свой любимый Гомель, где навестил его граф Аракчеев, проведший у него несколько дней. В начале февраля 1824 года граф Румянцев прибыл в Петербург и вскоре стал собираться в Москву, чтобы оттуда проехать в Нижний Новгород. Накупив немало медалей и монет, он прибыл в Гомель, но здесь очень ослабел; к тому же зрение его было чрезвычайно расстроено и он мог только подписывать письма и бумаги, заготовляемые его домашним секретарем, делая иногда лишь небольшие приписки. В 1825 г. граф пробыл в любимом Гомеле первую половину года и затем ездил на ярмарку в Ромны, откуда в июне месяце возвратился в Петербург.

Граф Румянцев был очень обрадован, узнав, что Император Александр I, путешествуя по Крыму, посетил также Никитский Сад, остался им очень доволен и выписал для Сада особый вид дуба. Вскоре за тем он был поражен и опечален кончиною монарха, которому был искренно предан.

Пребывая в Петербурге, граф, по обыкновению, проживал в своем доме - на Английской набережной, близ Николаевского моста, - купленном им еще в 1802 году от английского купца Вара. Он занимал весь главный этаж, а кругом, в различных залах и других помещениях, хранились все его драгоценные рукописи, медали, монеты и обширная библиотека. В этом доме он и скончался. Выйдя однажды из кабинета без провожатого, граф Н. П. Румянцев от слабости упал и ушиб левую ногу; у него появилась изнурительная лихорадка, от которой он и скончался. Он на словах поручил брату своему, графу Сергею Петровичу, не покидавшему больного, предоставить на общую пользу занимаемый им дом и все его собрание книг, рукописей, медалей и монет, а также докончить издание путешествия Мейерберга по России, приготовленное к печати Аделунгом. С этими словами граф и скончался 3-го января 1826 г.

По выраженному им ранее желанию, прах его был отвезен в Гомель и предан земле в соборе св. Петра и Павла, в левой стороне от главного престола. Над могилою Румянцева возвышается постамент из черного мрамора, на котором водружен поясной бронзовый бюст канцлера, а рядом с ним стоит бронзовая фигура Ангела мира, с пальмовою ветвью в руке. На одной стороне постамента изображены следующие слова: "Воздал Божия - Богови, Кесарево - Кесарю, отечеству - любовию и жертвами". Обычной же надписи, указывающей, кто погребен, скольких лет умер, какие имел звания и т. д., на памятнике не имеется.

Граф Н. П. Румянцев женат не был и потомства не оставил. Все его достояние, за исключением дома, в котором он жил, и богатого книгохранилища с монетами и медалями, завещанных на словах Русскому обществу на благое просвещение, перешло единственному в то время брату его, графу Сергию Петровичу, исполнившему в точности последние его желания (см. ниже, в биографии графа С. П. Румянцева).

Кроме этого замечательного и драгоценного пожертвования на пользу общества, канцлер разновременно принес в дар немало денег на общественную пользу. Так, еще в 1799 г. он внес 50000 руб. в Сохранную Казну Воспитательного Дома, с тем, чтобы на проценты с этой суммы увеличено было число воспитанников Военно-Сиротского Дома. В 1812 г. он обратил на пользу изувеченных защитников Отечества все разновременно полученные им от иностранных дворов ордена и табакерки, при продаже которых было выручено 75000 рублей. На этот же предмет граф, кроме того, жертвовал ежегодно по 3000 рублей. В 1814 году, по увольнении его от всех служебных обязанностей, он испросил соизволение Его Величества на зачисление в капитал на пользу инвалидов всех окладов содержания, сохраненных за ним при увольнении. В 1813 г. и 1825 г. он внес в Императорскую Академию Наук 25000 рублей на издание русских летописей и 4149 руб. для напечатания Греческого словаря. Он выстроил каменный дом в Гомеле для Духовного Училища, оставив ему, кроме того, капитал в 4399 рублей для поддержания его; в Харьковский Духовный Коллегиум - дал 2000 руб. для раздачи ежегодно медалей отличнейшим ученикам в память князя Д. М. Голицына и в Киевскую Духовную Академию 3000 pуб. для выдачи из % премий за лучшее сочинение по истории древностей или географии Киевского края. Он пожертвовал на отливку статуи Императрицы Екатерины II, для постановки в доме Благородного Собрания в Москве - 2000 рублей, на сооружение памятника в Ярославле д. с. с. Павлу Григорьевичу Демидову 1000 рублей и т. д.

Граф Н. П. Румянцев состоял почетным членом Императорской Российской Академии (с 18-го января 1819 года), а с 1814 года был членом Финляндского Экономического Общества, почетным членом Имп. Вольного Экономического Общества (с 1802 г.); был он и членом литературного общества Арзамас (см. Письма Карамзина к Дмитриеву, стр. 93). Кроме того, он был почетным членом Философского Общества в Филадельфии и членом Азиатского Общества в Париже (с 1822 г.), почетным членом Харьковского Университета (с 1814 года); почетным членом Общества любителей истории и древностей Российских в Москве (с 1823 года) членом Географического Общества в Париже, учрежденного известным географом Мальт-Брюном (с 1822 года).

Если служебная деятельность графа Румянцева и могла вызвать неблагоприятные для него отзывы о ней, - как указано в надлежащих местах, - то служение его Русской исторической науке и всему делу просвещения в нашем отечестве снискало ему единогласные отзывы великой за это признательности и было высоко оценено всеми, более или менее с ним знакомыми. Так, например, его современник Шлецер писал, что Румянцев создал сам себе "памятник бессмертный"; он понимал истинное значение науки, он привлекал к себе людей, разделявших с ним любовь к науке и неутомимо трудившихся для нее, как и он сам. По словам А. Ф. Малиновского, граф "покинул суету дел мира и обратился к науке, показав, как и в отставке можно служить Отечеству". Как человек строгих научных интересов, говорит Кочубинский, граф в своих научных начинаниях шел твердо по одному, ясно сознанному пути, с твердою целью глубоко изучить былое Русской земли, искал везде материал к этому изучению и всюду призывал всех к работе. Современник поэта Пушкина и близкий к нему человек, П. А. Плетнев говорит: "Если только чье-нибудь помышление клонилось на путь народной славы, никого не отчуждал граф Н. П. Румянцев, сей благородный вельможа, от своей поучительной беседы и благородного вспомоществования, был ли то историк, или мореходец, поэт или антикварий, географ или художник, грамматик или законовед. Он обратил дом свой в храм общественных муз, которого самая надпись "на благое просвещение" служит для нас заветом назидательным".

Формулярный список о службе графа Н. П. Румянцева в Государственном Архиве (дело № 48); Общий Гербовник Российской Империи, т. III и IX; Русская Родословная книга, князя А. Б. Лобанова-Ростовского, т. II, стр. 188; Письма графини Е. М. Румянцевой-Задунайской, изд. графом Д. А. Толстым; дополнения к тем же письмам - в Императорской Публичной Библиотеке, Рукописное Отделение (по Отчету 1888 года, № 1); Камер-фурьерский журнал (по алфавитн. указателю); Полное Собрание Законов: первое : т. XXVI, стр. 768, 860, 867, XXVII, стр. 37, 65, 69, 82, 199, 226, 232, 250, 313, 365, 381, 426, 518, 532, 832, прил. 36; XXVIII, стр. 413, 711, 758, 899, 901, 902, 1106, прил. 5; XXIX, стр. 320, 361, 991, 1011, 1173, 1191, 1214, 1221, 1297, 1321; XXX, стр. 50, 61, 111, 184, 278, 744, 875, 893, 913, 951, 993, 1015, 1037, 1115, 1188, 1229, 1231, 1233; XXXII, стр. 240, 390, 607, 875; XXXIV, стр. 945, 947; ХХХV, стр. 410; XXXVI, стр. 401; XL, прил. 96; Второе : І, 552; III, 524, 325, 785; VI, 412; IX, 288; X, 59; XX, 1042; XXI, 551; ХХІV2, 311; XXVIII, 526; XXXI2, доп. 4; XXXVI, 777; XXXVII, 529; XXXIX, 415; XLIII2, 316; XLIV, 524; Сборник Имп. Русского Исторического Общества, том III, IV, VIII, XV, XX, XXI, XXIII, XXVIII, XXIX, XXXII, XXXVII, XLII, XLVII, LIII, LVI, LIX-LXII включ., LXIV, LXV, LXVIII, LXXVI, LXXVIII-LXXXI вкл. LXXXIV, LXXXV, LXXXIX-ХСІ, XCV, ХСІХ, СIII-СVIII включ., CXI, CXIV, CXVII, СХХII-CXXVI включ., CXXVIII; "Чтения Имп. Общ. Ист. и Древн. Росс. в Москве", 1880, кн. I и IV, 1882, кн. І; "Русский Архив" 1864, 1866, 1867, 1869-1873 включ., 1875, 1876, 1878, 1880, 1881-1883, 1888, 1891, 1893, 1894, 1896, 1897, 1899, 1901, 1902 гг.; "Русская Старина", т.т. II, IV, X, XI, XX, ХХІII, XXVIII, XXIX, XXXII, XXXVII, XXXIX, XLII, XLVII, LIX, LIII, LVI, LXI, LXIV, LXVIII, LXXIX; LXXX, LXXXI, LXXXIII, LXXXV, CV-CVIII, CXIII, CXXIII, CXXV-CXXVIII; Архив Государственный: в Петербурге , разр. IX, №№ 2-109, 121-197; разр. XI, № 116, 272; ХV, № 37-44, 427; XVI, № 12, XVII, №№ 28-86 вкл., также Campagne de Suède 1809, négociations de paix, кар. 83; в Москве - д. Франкфуртские, III, карт. 1-10; "Архив графов Мордвиновых", т. III, стр. 414-446, т. IV, стр. 51, 396, 413, 465, 610; V, 418; VI, 668; "Архив кн. Куракина", т. 15; "Архив князя Воронцова", т. 7 по 10 вкл., 13, 15-24 включ., 27, 29, 30, и 32; Архив Мин. Импер. Двора в Петербурге, опись 212-646, раз. І, д. № 289, карт. 5343; оп. 36-1629, д. 106, 125; оп. № 52-886, д. № 29; оп. 214-648, раз. І, д. № 74, карт. 4015; Архив Конференции Имп. Акад. Наук, № 85 (письма Румянцева к Кругу); Архив Мин. Путей Сообщения, дела 1797 г., №№ 30, 82; 1799,№ 41; 1802, № 17-49, 55; 1803, № 70-133; 1806, №№ 35-63, 66-71; 1804, № 49-67; 1807, № 96-143; Архив Прав. Сената, кн. Высоч. пов. № 184, ст. 54; № 232, ст. 358; № 236, ст. 134; Архив Департ. Мануфактур и внутр. торговли 1803, св. 72; 1814, св. 153, 248; 1808, св. 21; Архив Государств. Совета, т. І; Государственный Совет, 1801-1901, издание Государственной Канцелярии, СПб. 1901 г.; "Древняя и Новая Россия" 1877 г., т. І стр. 5-22, 387 и след., 1880, т. І, стр. 18, 289, 361; т. II, стр. 723-770; т. III, стр. 619; И. Пушкарев, История Императорской гвардии; Карцов, История л.-гв. Семеновского полка; А. Ивановский, Государственный канцлер граф Н. П. Румянцев; Список членов Императорской Академии Наук 1725-1907 г., составил Б. Л. Модзалевский, СПб. 1908 г., стр. 342; Сборник Историч. материалов, извлеченных из Архива Собств. Его Имп. Велич. Канцелярии, т. VІ, стр. 145 и след., и т. XII, стр. 84-214; А. Старчевский, О заслугах графа Румянцева, оказанных отечественной истории - "Журн. Мин. Народн. Просвещ." 1846, т. 49, № 1-3; 1849, 1850 г., т. 65, отд. V, стр. 1-27; "Путешествие в Южный Океан и в Берингов пролив для отыскания северо-восточного морского прохода в 1815, 1816, 1817 и 1818 годах, иждивением Государственного канцлера графа Н. П. Румянцева на корабле "Рюрик", под начальством флота отст. лейт. Коцебу, СПб. 1821-23 г., в 3-х частях; "Сын Отечества" 1830 г., № 2, стр. 110-113; В. Иконников, Опыт русской историографии, т. I, кн. 1 и т. II; Кочубинский, Адмирал Шишков и Канцлер Румянцев, Одесса; "Переписка Митрополита Киевского Евгения Болховитинова с госуд. канцлером графом Румянцевым, Воронеж 1868 г., 3 выпуска; К. Ф. Калайдович, два биографических очерка Безсонова в 1861 и 1862 гг., изд. в Москве; П. М. Строев, Жизнь и труды, исследование Н. П. Барсукова; Переписка протоиерея Иоанна Григоровича с графом Н. П. Румянцевым, в "Чтениях Имп. Общ. Ист. и Древн. Российских", 1864 г., кн. І; Биография Круга, напечатанная Куником на немецком языке, помещена в "Forschungen in der älteren Geschichte Russlands", 2 Band, S.-Petersburg. 1848 г.; Coдействие Круга канцлеру Румянцеву... в "Отечествен. Записках", т. 65, V; Шиман, Смерть Павла І, стр. 8; Шильдер, Император Павел І; Е. С. Шумигорский, Фрейлина Е. И. Нелидова; Сочинения Державина, изд. акад. Я. К. Грота, т. VI, стр. 777 и след.; Верховский, Исторический очерк Министерства Путей Сообщения, СПб. 1898 г., часть І; С. Соловьев, Собрание сочинений, т. І, Император Александр, стр. 294, 433; Tableaux du commerce de l"Empire de Russie, années 1802-1805, publiés par M. le comte de Roumantzoff et traduits de l"original en forme synoptique par M. Pfeiffer, St.-Petersbourg; П. П. Семенов, Изучение исторических сведений о Российской внешней торговле и промышленности с половины XVII столетия по 1858 год, т. II; Кайданов, Систематический каталог делам Государственный Коммерц-коллегии, СПб, 1884; Тихменев, Историческое обозрение Российско-Американской Компании и действию ее до настоящего (1860 г.) времени; Семейство Разумовских, А. Васильчикова, т. III, стр. 149, 151, 179; т. IV, стр. 392-397, 414-430, 441-511; т. V, 112, 313, 317; Записки, мнения и переписка А. С. Шишкова, Берлин. 1870, т. І, стр. 105, 125-128, 221; Записки Имп. Екатерины II, перевод с подлинника, изданного Имп. Академией Наук, СПб. 1907 г., издание Суворина; "Труды Вольно-Экономического Общества" за 1802 г.; А. Ходнев, Исторический очерк Императорского Вольно-Экономического Общества, СПб.; Е. Ф. Корш, Опыт нравственной характеристики графа Н. П. Румянцева; Столетие Военного Министерства, т. V, кн. І, стр. 407; История Министерства Иностранных Дел, по случаю 100-летия его существования, СПб. 1912; "Журнал Мин. Народн. Просв." 1834 г., т. I, стр. 27 и след. (речь П. А. Плетнева на акте 1833 года); Собрание государственных грамот и договоров, т. IV, предисловие А. Ф. Малиновского; "Записки Имп. Одесского Общества Истории и древностей", 1902, т. XXIV, статья: "К отысканию древностей в Новороссийском крае"; "Императорское Одесское Общество истории и древностей", статья М. Г. Попруженко в "Историческом Вестнике" 1914 г., ноябрь, стр. 514 и след.; "Летопись занятий Археографической Комиссии", т. IV, стр. 130-164; "Временник Московского Общества Истории", кн. V, статья Максимовича; Письма гр. Румянцева к пр. Захарию Скородумову, изд. Прудников, СПб. 1854 г.; Письма гр. Николая Петр. Румянцева к его отцу, фельдмаршалу - в Имп. Публичной Библиотеке, в Рукописном Отделении (за октябрь и декабрь 1777 г. и п. 16 апр. 1780 г.); Бантыш-Каменский, Обзор внешних сношений России с 1800 года, т. І, стр. 86; т. II, 262; Покорение Финляндии. Опыт описания по неизданным источникам, К. Ордина, т. II; П. Н. Милюков, Главные течения русской исторической мысли, СПб. 1913 г., изд. 3, стр. 178-221; "Императрица Елисавета Алексеевна, Супруга Императора Александра I", Исследование Великого Князя Николая Михайловича, СПб. 1908 г., т. І и II; Ernest Daudet, Histoire de l"émigration, t. I; Les Bourbons et la Russie, и II: Coblenz ou les émigrés et le 18 fructidor. 1789-1793; Comte Steding, Mémoires, traduits par Beck, v. II, р. 336, 457, Catherine II et la Révolution Française, par Charles de Larivière, Paris, 1895; Le duc de Richelieu en Russie et en France 1766-1822, par Léon de Crousar-Crété, Paris, Librairie Finnin Didot, 1897; Mémoires, documents et écrits divers laissés par le prince de Metternich, classés et réunis par А. Klinkowstroem, Paris. 1880, 2 vol.

П. Майков .

{Половцов}

Румянцев, граф Николай Петрович

(1754-1826) - старший сын графа П. А. Р.-Задунайского. Образование, вместе с братом своим, Сергеем Петровичем (см.), он получил первоначально самое поверхностное; в 1772-1773 гг. находился при дворе Екатерины II, а затем вместе с бароном Гриммом отправился за границу и там слушал лекции в лейденском университете, потом путешествовал по Италии. В 1799 г. был назначен чрезвычайным и полномочным министром при германском сейме и ревностно старался усилить влияние России на германские дела. Свободное время он посвящал изучению французской, немецкой и английской литератур, наукам политическим, историческим и библиографии. При Павле I граф Р. был возведен в сенаторы, при Александре I был сделан министром коммерции и в звании этом очень заботился об улучшении водяных сообщений в России, о развитии промышленности и торговли с Азией. В 1807 г Р. был назначен министром иностранных дел, а в 1809 г. возведен в канцлеры. Вступление Наполеона в Россию так потрясло Румянцева, что с ним сделался апоплексический удар, и он навсегда потерял слух. По окончании войны с Наполеоном, Р. отправил за свой счет экспедицию на корабле "Рюрик", под начальством капитана Коцебу (1815-1818), для отыскания северо-восточного морского проезда. Он принимал участие и в других подобных предприятиях (Гагемейстера, Корсаковского, Устинова и т. п.). Особенно много сделал он для отечественной истории. Не говоря уже о том богатом книжном собрании, которое составило основу Р. музея и которое Р., не щадя средств, составлял в течение очень долгого времени. Вокруг Р. группировались и его материальной поддержкой пользовались многие из современных ему ученых: Бантыш-Каменский, Строев, Калайдович, Кеппен, Круг, Френ, Востоков, Григорович, Арцыбашев, митрополит Евгений, Карамзин и др. На его средства напечатан целый ряд изданий. Главнейшее из них - "Собрание Государственных Грамот и Договоров". Профессор В. С. Иконников перечисляет 27 подобных изданий.

Большая биографическая энциклопедия

Предшественник: Григорий Григорьевич Кушелев Преемник: Георгий Петрович Ольденбургский

Министр комерции Российской империи

8 сентября - 25 июля Монарх: Александр I Предшественник: должность учреждена Преемник: должность упразднена 12 февраля - 1 августа Монарх: Александр I Предшественник: Андрей Яковлевич Будберг Преемник: Вейдемейер, Иван Андреевич - Предшественник: Александр Романович Воронцов Преемник: Виктор Павлович Кочубей

Председатель Государственного совета и Комитета министров Российской империи

- Монарх: Александр I Предшественник: должность учреждена Преемник: Николай Иванович Салтыков Вероисповедание: православие Рождение: 3 (14) апреля (1754-04-14 )
Санкт-Петербург Смерть: 3 (15) января (1826-01-15 ) (71 год)
Санкт-Петербург Место погребения: Петропавловский собор (Гомель) Отец: Румянцев-Задунайский, Пётр Александрович Мать: Екатерина Михайловна (урожд. Голицына) Образование: Лейденский университет Военная служба Годы службы: - Принадлежность: Российская империя Российская империя Род войск: гвардия Звание: прапорщик Автограф: Награды:

Граф Никола́й Петро́вич Румя́нцев (Румянцов ) (3 (14 ) апреля , Санкт-Петербург - 3 (15 ) января , там же) - русский государственный деятель, в годы Наполеоновских войн занимавший пост министра иностранных дел .

Известен также как меценат, коллекционер, основатель Румянцевского музея , покровитель первого русского кругосветного плавания . Почётный член (). Сын военачальника Петра Александровича Румянцева .

Биография

• 1760 - записан в Конный лейб-гвардии полк .
• 1768 - переведён в Семёновский лейб-гвардии полк .
• 1769, 1 января - получил чин прапорщика .
• 1772, 1 августа - получил чин камер-юнкера , в этом качестве стал числиться при дворе Екатерины II .
• 1774, 14 апреля - 1776, 6 сентября - для пополнения образования путешествовал по Европе под наблюдением Ф. М. Гримма , слушал лекции в Лейденском университете , встречался с Вольтером .
• 1776-1781 - служба при «Малом Дворе».
• 1779, 5 мая - получил чин камергера .
• 1781-1795 - на дипломатической службе во Франкфурте-на-Майне .
• 1791, 1 января - получил чин Тайного советника .
• 1792 - по особому поручению императрицы подыскивал невест для её внуков - Александра и Константина .
• 1793-1795 - представитель императрицы при будущем французском короле Людовике XVIII .
• 1795, ноябрь - прибыл в Санкт-Петербург и назначен в состав Особой комиссии по изменению курса медной монеты.
• 1796, 11 апреля - назначен директором Государственного Заёмного банка и одновременно сенатором Первого департамента Сената .
• 1796, 16 ноября - назначен гофмейстером Высочайшего Двора .
• 1796, 22 ноября - назначен обер-гофмейстером Высочайшего Двора.
• 1796, 26 ноября - получил чин Действительного тайного советника .
• 1797, 18 декабря - 1798, 6 сентября - одним из директоров Государственного вспомогательного для дворянства банка, главным директором которого был его брат Сергей .
• 1801, 17 августа - назначен членом Непременного совета .
• 1801, 21 августа - 1809, 18 апреля - директор Департамента водных коммуникаций . Одним из успехов Румянцева на этом посту считается строительство Мариинской водной системы (открыта в 1810 году) .
• 1801, 27 августа - назначен в присутствие в Первом департаменте Сената.
• 1802, 8 сентября - 1810, 25 июля - министр коммерции.
• 1808, 12 февраля - 1814, 1 августа - министр иностранных дел. Убеждённый франкофил, сторонник дружественных отношений с Наполеоном . После нападения Франции на Россию с ним случился апоплексический удар , результатом которого явилась значительная потеря слуха. Принадлежал к числу немногих лиц, выступавших против Заграничного похода .
• 1809, 5 (17) сентября - заключил Фридрихсгамский мирный договор , закрепивший за Россией Финляндию .
• 1809, 7 сентября - возведён в чин Государственного канцлера .
• 1810, 1 января - 1812, март - председатель Государственного совета и Комитета министров .
• 1812, 24 марта (5 апреля) - заключил Петербургский союзный договор со Швецией.
• 1812, 6 (18) июля - Эребруский мир с Великобританией.
• 1812, 8 (20) июля - Великолукский союзный договор с Испанией.
• 1813, 9 апреля - подал прошение об отставке.
• 1819, 18 января - избран почётным членом Императорской Российской академии .
• 1826, 3 января - скончался в Санкт-Петербурге . Похоронен в Гомеле , в Петропавловском соборе . В качестве надгробия установлена бронзовая копия мраморного памятника «Олицетворение Мира» (скульптор А. Канова), украшавшего петербургский особняк Румянцева .

Награды

• Орден Святого Андрея Первозванного (04.05.1798)
• Орден Святого Владимира 2-й степени (24.11.1792)
• Орден Святого Александра Невского (24.11.1792)
• Орден Святой Анны 1-й степени (04.05.1798)
• Орден Почётного легиона , большой крест (Франция, 1808)
• Орден Серафимов (Швеция, 03(15).09.1812)

Личная жизнь

Канцлер занимал в Петербурге особняк Румянцева (Е. Л. Кочубея) Английская наб. , 44, Галерная ул., 45, 1720-1730-е гг., 1820-е гг., арх. В. А. Глинка, ск. И. П. Мартос , 1863-1865 гг., арх. И. А. Цим, 1882-1886 гг., арх. А. А. Степанов. В архиве канцлера сохранились 44 письма великой княгини Марии Фёдоровны к молодому Румянцеву, свидетельствующие об их особой привязанности друг у другу. Личный архив императрицы после её смерти был по её завещанию уничтожен Николаем I . Некоторые исследователи высказывают предположение, что у Марии Фёдоровны и Николая Румянцева были внебрачные дети. Их роман стал причиной ухода матери Румянцева, Екатерины Михайловны , с поста гофмейстерины при дворе. После этого Румянцеву до конца жизни не удалось создать семью. Свою привязанность и преданность памяти Николая Петровича Мария Фёдоровна выразила паломничеством к его могиле в Гомель в годовщину его смерти.

Память

• В Гомеле Н. П. Румянцеву установлен памятник.

Напишите отзыв о статье "Румянцев, Николай Петрович"

Примечания

Литература

• Василенко Н. П. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
• Майков П. // Русский биографический словарь : в 25 томах. - СПб. -М ., 1896-1918.
• Соловьёва Т. А. Потаённая любовь государственного канцлера. // Новый журнал . 1999. № 4. - С. 150-159.
• Соловьёва Т. А. Классический «треугольник»: страницы личной жизни Н. П. Румянцева. // Рукописное наследие деятелей отечественной культуры XVIII-XXI вв. - СПб.: РНБ, 2007. - С. 41. - ISBN 978-5-81920-341-5
• Российская национальная библиотека. Отдел рукописей. Фонд № 255. Ед. хр. 29. Пер. с французского.

Ссылки

• . Русские дипломаты в Париже . Музеи России (30 октября 2006). Проверено 8 мая 2012. .
• // Московский телеграф , 1826, № 3.

Комитет министров Российской империи Совет министров Российской империи Временное правительство Белое движение РСФСР Советский Союз Российская Федерация ¹ возглавлял правительство в качестве Президента

Главы Посольского приказа Президенты Коллегии иностранных дел 1917 - 1991 после 1991 года

Отрывок, характеризующий Румянцев, Николай Петрович

Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j"ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J"ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C"est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.
Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело.
– Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?]
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j"ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d"epouser l"autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c"est que j"aime l"un et l"autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s"appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m"aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j"ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu"il m"a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.

Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.