Тимур Олевский DR
После радиостанции «Эхо Москвы» работу на ТК «Дождь» журналист Тимур Олевский поменял на проект «Настоящее время», вместе с тем поменяв Москву - на Прагу. Елена Серветтаз в рамках проекта выяснила у Тимура Олевского, какие темы кроме «Крым наш» могут быть интересны русскоговорящему зрителю, как работать за границей и не рвать связь с родиной, и почему до настоящего журналистского «исхода» из России еще далеко.
RFI: Начнем по порядку: как получилось, что из России через Украину вы попали на радиостанцию с американским финансированием?
Довольно случайно. Я не представлял себе, что окажусь в Праге и начну работать на «Настоящеем времени». В одной из своих командировок в Донецк я познакомился с сотрудниками радиостанции, как раз они меня пригласили принять участие в телевизионном проекте. Мне сначала показалось, что переезд из России в другую страну - слишком резкое изменение моей судьбы, пусть даже я буду делать новости, как я тогда думал, про Россию.
Всегда странно, когда делаешь что-то, не находясь на месте событий. Но на самом деле это интересный эксперимент. Это профессиональные новости, профессиональные журналистские расследования, посвященные не только России, но и странам бывшего Советского Союза. Выходит программа в Украине, Грузии, России, нас смотрят и в Прибалтике, соответственно, круг наших интересов больше, чем Россия.
Мы не делаем сюжеты по описаниям людей, которые где-то что-то услышали, у нас есть свои корреспонденты, которые отвечают своей репутацией
Тимур Олевский
Здесь, находясь в центре ньюсрума, в котором мы работаем, мы собираем информацию от наших корреспондентов, выстраиваем повестку, которая кажется нам интересной. И получается очень любопытная история, потому что оказалось, что когда находишься вовне и смотришь со стороны, то некоторые вещи видны, может быть, даже лучше. Так я оказался в Праге на проекте «Настоящее время», где сейчас веду несколько программ.
Многим журналистам по этому поводу предъявляют претензии, что, мол, вы находитесь в Париже/Лондоне/Праге/Вашингтоне и говорите о том, что происходит в Крыму. Это самый легкий упрек, он лежит на поверхности. Не кажется ли вам, что таким образом мы возвращаемся в Советский Союз, когда у человека не было выбора, а если он был, то между BBC, которое глушили, Voice of America, Радио Свобода, RFI?
Я отвечу на это очень просто. Мы выходим в Украине на канале нашего большого информационного партнера, они ставят наши передачи в эфирную сетку, и их показывают совершено открыто. Наши программы, об Украине в том числе, тоже пользуются популярностью, а в Украине и близко нет сложностей с доступом к информации.
Там много хороших СМИ, много хороших журналистов, и разные точки зрения звучат в эфире. Если удается даже в таком конкурентном информационном поле делать интересные вещи, которые находят своего зрителя, значит, это вполне работает.
Мы не делаем сюжеты по описаниям людей, которые где-то что-то услышали, у нас есть свои корреспонденты, которые отвечают своей репутацией за те сообщения, те репортажи, которые они делают. А в России немного другая ситуация. В России СМИ, не связанных с кремлевской повесткой, осталось не так много, их по пальцам можно пересчитать: это «Новая газета», «Дождь», отчасти РБК, отчасти «Эхо Москвы».
Всем интересно, что происходит в Америке, но мало кому интересно, что происходит в Таджикистане или Киргизии.
Тимур Олевский
Мне кажется, что это совершенно нормально, когда появляется еще одно русскоязычное СМИ, которое дает разные точки зрения, рассказывая о России и тех странах, о которых федеральные российские СМИ говорят всегда довольно заряжено.
Возвращает ли нас это во времена СССР? В случае с Украиной это никак нас не возвращает во времена Советского Союза, в России, наверное, отчасти да. Но все-таки разница есть, потому что люди, уезжавшие работать на «Свободу» или, например, в Париж 30 лет назад, вряд ли думали, что когда-нибудь смогут вернуться на родину.
Здесь мы работаем не в изгнании и не в эмиграции. Мы ездим в страны, из которых приехали, поддерживаем связь с людьми, которые там остались. Не вся моя семья, например, переехала в Прагу, моя жена продолжает работать в Москве. То есть мы не рвем связи с родиной, вот в чем дело.
То есть говорить о каком-то исходе журналистов, наверное, еще рано? Я просто вспоминаю, как Евгения Марковна Альбац в какой-то из программ сказала, что да, возможно, это исход журналистов.
Да, есть такая тенденция. Но, во-первых, Роман Супер находится в России, он мой коллега по радиостанции «Свобода», он работает в московском бюро. А исход… Отчасти это правда, наверное. Я не говорю сейчас за себя, я попробую обобщить, может быть, за коллег. Для кого-то стоит вопрос острой нехватки рабочих мест в изданиях с тем профессиональным стандартом, к которому они привыкли.
Мы же знаем, что в России переформатировалось довольно много изданий, они были выкуплены менеджерами, так или иначе не желающими портить отношения с администрацией президента, или просто закрылись в силу разных причин. В конце концов в стране кризис, и для кого-то отъезд в другую страну - это возможность просто сохраниться в профессии.
В моем случае вопрос стоял совсем не так. У меня был выбор работать на «Дожде» (ТК «Дождь») или на «Настоящем времени», но у меня немного другой круг задач, чем на «Дожде». Я не просто корреспондент-ведущий, а в некотором смысле со своими коллегами принимаю участие в верстке информационной картины дня, и это очень любопытный опыт.
То есть как главный редактор?
Тимур Олевский на Майдане
DR
Я не главный редактор, ни в коем случае. Я соавтор своей программы, и это любопытно. Проект, на котором я работаю, это все-таки телевидение в традиционном представлении о том, как оно должно быть сделано. Наши ресурсы, конечно, нельзя сравнить с федеральными российскими телеканалами, но у нас есть представление о том, как это должно выглядеть.
И потом, всегда интересно работать на новом проекте. Проект, который поднимается с нуля - а Current Time («Настоящее время») до моего прихода туда существовал всего год, т. е., это практически старт проекта.
Участвовать в чем-то, что делается своими руками, вместе с коллегами, с которыми ты разделяешь какие-то убеждения и точки зрения, это очень любопытный вызов, опыт, который потом обязательно пригодится.
В Праге я часто говорю вслух, что я однажды вернусь в Россию, и мне не должно быть стыдно за то, что я здесь дал зрителями, читателями и вообще - гражданами России, которые могут оценить мою работу, чтобы профессионально не уронить какие-то вещи. Всякое может случиться с любым журналистом - это понятно. Мы стараемся об этом думать.
Зритель ТК «Дождь» вас, прежде всего, запомнил как одного из лучших репортеров России последнего времени. В Current Time у вас, скорее всего, не будет возможности снимать и делать такие репортажи, по которым Тимур Олевский всем запомнился. Вам не будет скучно?
Это лестно, спасибо за добрые слова. Вначале это было очень трудно, потому что, конечно, я репортер, и когда мне предложили работать ведущим, для меня это значило изучить что-то совсем новое в профессии. Плюс научиться доверять корреспондентам, потому что одно дело - ты сам говоришь и отвечаешь только за свои слова, а другое - ты сидишь и осмысливаешь информацию, придумываешь, как интересней ее подать, и надо довериться людям, которые делают то же, что делал совсем недавно я.
Мне поначалу было трудно пережить этот психологический момент, но я учусь. Это, собственно говоря, и есть та часть нового в профессии, что я сейчас для себя открываю и изучаю. Я не знаю, будет ли так всегда, я все-равно в душе остаюсь корреспондентом, мне кажется, и когда-нибудь сорвусь в какую-нибудь командировку.
Что не может не радовать ваших зрителей. Мы уже начали обрисовывать географию тех мест, где смотрят «Настоящее время», насколько я понимаю, там есть и Средняя Азия...
И это очень большая часть аудитории. Я с большой гордостью за этот проект могу сказать, что там делают такие потрясающие истории, о существовании которых люди в России вообще не подозревают. Это целый мир.
В России, как и в Украине, да и, наверное, в любой постсоветской стране круг интересов замыкается вокруг собственного государства или собственной политики, экономики, и мало кто следит за тем, что происходит, казалось бы, у соседей. Всем интересно, что происходит в Америке, но мало кому интересно, что происходит, скажем, в Таджикистане или Киргизии.
Из-за этого упускаются какие-то истории, которые интересны сами по себе просто потому, что они оказывают на нас влияние, - большие истории, о существовании которых мы даже не подозревали.
Я у себя на фейсбуке нередко размещаю ссылки на репортажи моих коллег из проекта «Настоящее время. Азия» просто потому, что это очень любопытно.
Кроме того, у нас есть своя гордость. Наши коллеги из пакистанской редакции «Свободы» сделали видео. На первый взгляд, в нем ничего особенного нет - пожилой мужчина всю жизнь зарабатывает тем, что переносит очень тяжелые мешки на рынке в Пешаваре, и рассказывает о том, что он это делает для того, чтобы зарабатывать деньги, а не просить милостыню. Я думаю, мимо этой истории сложной пройти мимо. Она неожиданно в социальных сетях собрала полтора миллиона просмотров. Такое количество просмотров простой человеческой истории трудно себе представить, это меня впечатлило, я понял, что такие истории интересны всем.
«Настоящее время» хочет показать картинку с другими историями «из республик», как говорят, а не только те новости, как где-нибудь в Москве, простите, «торговцы арбузами что-нибудь разгромили» или кого-то ограбили.
Конечно, мне кажется, в России важно знать, как люди живут в тех странах, из которых они приезжают, например, в Россию.
Кроме того, это просто очень любопытный информационный материал, об этих историях можно подумать, обсудить. Мне тоже понравилась одна история - она не набрала полтора миллиона - в маленьком городе Нарыне на севере Кыргызстана сохранили троллейбусный парк, в котором существует, по-моему, только один троллейбус. Его оставили только потому, что на нем дети ездят в школу, а если они пойдут пешком, на них могут напасть волки и шакалы.
Об этом же невозможно узнать никаким другим способом, кроме как сделать про это репортаж и показать его. Мне кажется, это очень любопытно. Мне самому это было интересно - я этого ничего о Нарыне не знал. Конечно, какие-то вещи о странах, в которых я побывал, я знал, но, естественно, до таких человеческих историй, таких подробностей мне не хватало навыков добраться, и сейчас я получаю от этого удовольствие.
Ваш зритель с ТК «Дождь», слушатель «Эха Москвы», перешел ли он вместе с вами на «Настоящее время», или это уже другие люди?
Трудно сказать. Если мы говорим о России, то, наверное, аудитории телеканала «Дождь» и зрители «Настоящего времени» во многом пересекаются. Что касается радиостанции «Эхо Москвы», то нет, наверное.
Аудитория радиостанции «Эхо Москвы» - люди, не настолько хорошо владеющие в массе своей социальными сетями. Мне кажется, во-первых, слушают именно саму станцию, а во-вторых, у нее сложившаяся аудитория. Часто это люди, которые из других источников, кроме как из «Эха Москвы», информации не черпают, или, по крайней мере, у меня складывается такое впечатление.
Все-таки «Эхо Москвы» и «Дождь» отличаются сильно, особенно сейчас, разошлись в мировосприятии, оценке реальности, каких-то событий, происходящих в стране - сами редакции и, соответственно, их аудитории. Аудитории «Дождя» и «Эха» никогда полностью не пересекались, а с течением времени и аудитория «Эха Москвы», как мне кажется, дрейфует вслед за какой-то официальной повесткой.
«Эхо Москвы» хоть и продолжает оставаться радиостанцией, где высказываются разные мнения, но прогосударственные мнения становятся все более агрессивно заметны, соответственно, они доминируют просто потому, что звучат ярче. Но это сложный вопрос.
В маленьком городе Нарыне на севере Кыргызстана сохранили троллейбусный парк, в котором существует только один троллейбус. Его оставили только потому, что на нем дети ездят в школу, а если они пойдут пешком, на них могут напасть волки и шакалы.
Тимур Олевский
Понимаете, мне все-таки было важно, и нам сейчас важно, сохранять баланс преподнесения информации с разных сторон. У меня, как и любого человека, есть свои ценности, в моем случае - связанные с гуманитарными вещами, очень понятными, но часто забываемыми в России, такими, как ценность человеческой жизни, достоинство личности.
Я всегда имею это в виду, когда делаю свои сюжеты. Но это хорошие ценности, это не значит, что надо искажать информацию или не давать возможности высказаться кому-то. Просто надо понимать, что в конечном счете люди должны уважать друг друга.
Когда началась вся история с Украиной, из Брюсселя и Вашингтона чиновники высказывались по поводу того, что нужно дать отпор российской дезинформации. Вы сейчас говорите о балансе и информации, которая подается под разными углами. Не кажется ли вам, что конкретно эта позиция ЕС и США потерпела поражение в истории с Украиной, потому что никакого отпора российской дезинформации, собственно, видно не было?
На самом деле, когда началась история с Украиной, разговоры о том, что надо давать какой-то отпор, только начинались. Тогда никакого международного участия в освещении украинских событий не было. Были только российские СМИ, поэтому, мне кажется, ни Европа, ни Америка не оказались готовы к тому, что вокруг событий в Украине начнется настоящая информационная война.
С другой стороны, отпор - вещь лукавая, потому что пропаганда - заряженная информация, а контрпропаганда - информация, не менее заряженная. Мы не занимаемся контрпропагандой, ей заниматься неинтересно и непрофессионально, мы занимаемся информацией.
Как это ни странно, качественная журналистика всегда дает отпор пропаганде. Не контрпропаганда, которая использует те же методы, но с другой стороны, перекручивая информацию, чтобы представить черное белым. Объективная информация обычно разбивает ложь пропаганды. Другой вопрос, что это происходит медленнее, потому что пропаганда дает всегда краткосрочный и сильный эффект. Надо надолго и качественно приучать людей к поиску информации, ее анализу, тому, как должен выглядеть информационный сюжет и почему не стоит сразу доверять заряженному источнику, который использует броские слова, не имеющие никакого отношения к лексике профессиональной журналистики.
Мне кажется, что сейчас Европа готова и пытается заниматься контрпропагандой, но, думаю, скоро будет понятно, что не может быть контрлжи на ложь. На ложь может быть только правда, а правда подразумевает профессионализм и стандарты.
В моем воображении Воркута казалась куда больше, чем она в реальности. Я никогда там не был, и все, что знаю, - это что в ней есть шахты, как в Донецке. Только в вечной мерзлоте. Само слово «Воркута» вызывает очень широкие ассоциации, и удивительно, что там живет всего 60 тысяч человек. И практически все они так или иначе связаны с углем.
Уголь в Воркуте добывает «Северсталь». Вот что пишет в группе «ВКонтакте» Сергей Проскуряков, машинист горных выемочных машин на шахте «Северная»: «Хотелось бы рассказать всем, что на самом деле творится у нас на шахтах. Это богом забытое место, руководство предприятия творит все, что ему угодно, чтобы заработать больше денег. Много нарушений техники безопасности выработки горных пород. Например, общеизвестный факт, что у нас на шахте подкручивали датчики, фиксирующие содержание в воздухе газа метана. По указанию начальства приборы настраивали так, чтобы они не зашкаливали и показывали цифры, которые соответствуют норме. В действительности содержание метана в шахте значительно выше, чем того требуют правила безопасности. Теперь те, кто давал указания подкручивать датчики, пусть посмотрят в глаза родственникам погибших шахтеров». Собственно, это все, что нужно знать о добыче угля в Воркуте, чтобы понять, почему авторы петиции против администрации компании призывают ее публично расстрелять.
В воскресенье я позвонил одному из авторов петиции против руководства «Северстали». Записал разговор с довольно очевидными ответами, о чем она и зачем. Наталья рассказывала мне, что шахты надо закрыть, что люди гибнут в них постоянно. Не всегда сразу такое количество жертв, но смерть не отдыхает ни на минуту. В конце, уже собираясь положить трубку, спросил: «А ваш муж где работает?» «Он шахтер», - каким-то упавшим голосом ответила Наталья. «А что, он согласен с вами, что надо шахты закрыть?» - «Нет, муж не разделяет моего мнения. Он говорит, что если шахты закрыть, ни у кого вообще не будет работы». - «А если он погибнет?» - «Он говорит: если я погибну, вы же получите компенсацию, так что не надо волноваться». - «Скажите, а как он отдыхает, если все время идет на работу, думая о том, что погибнет за компенсацию? Он как-то особенно себя ведет?» - «Нет, тихо себя ведет». Вот, собственно, и весь разговор.
В Воркуте это история про страшное терпение. В таком месте ничто не должно от этого отвлекать.
Мой коллега Григорий Туманов описал свои впечатления от страшной истории с женщиной, которая отрезала голову четырехлетнему ребенку: «Всегда самые страшные преступления - про мотив которых ни черта не понять. Я не понимал и не понимаю, что случилось тогда с Евсюковым, когда он устроил бойню в супермаркете, не понимаю, какого рожна эта няня сотворила этот ужас, не понимаю до сих пор, кому и зачем понадобилось убивать Немцова. Самое жуткое, что очень часто даже после наказания виновных ответов не появляется». И здесь, в Воркуте, тоже нет и не будет ответов.
Мне даже не приходит в голову спрашивать, почему Россия не вложила в Воркуту деньги для какого-то другого развития этого края. Разве куда-то вложила? Там, где добывающие компании России достают что-то из земли, умирает все, кроме самой добычи. И счастье живущих зависит уже только от климата, способа добычи и добавленной стоимости. Уголь в этом смысле - самый несчастливый товар, северный особенно.
Донецким шахтерам было в чем-то проще: у них был выбор уйти из забоя в ополчение или уехать в другой украинский город - ни с чем, но живыми, два часа на автобусе. Но сами они остановиться не могли, многих остановила война. У шахтеров в Воркуте нет своего местного ополчения, разве что поехать в Донбасс.
В Воркуте это история про страшное терпение. Мне кажется, в таком месте ничто не должно от этого отвлекать. Люди готовы умирать по плану, чтобы всем вместе не потерять работу. Может быть, если шахты закрыть, Воркута исчезнет. Но она не исчезнет.
Мы все в этой Воркуте, без ответов, поэтому она кажется такой огромной.
Телеканал "Дождь" снова попал в переплет с работой на иностранные государства - его журналист Тимур Олевский, как выяснила пресса , "активно сотрудничал с украинскими силовиками и чиновниками Порошенко.
Ранее в рамках расследования, которое провел политолог Илья Ухов , им были найдены немецкие отчеты. Судя по ним, ТК «Дождь», например был выбран для сотрудничества за «антикремлевскую позицию». Еще раньше публикации на официальных ресурсах британских и американских фондов показали - за немалые деньги "Дождь" занимался пропагандой Великобритании и США.
Как отмечает Ruposters, проект "Специальный корреспондент" телеканала "Россия" 30 марта продемонстрировал в эфире телефонные переговоры, на которых экс-журналист "Эха" и "Дождя", а ныне сотрудник американского "Радио "Свобода" очень тесно сотрудничал с украинским силовым блоком и администрацией президента Украины.
Напомним, что изначально переговоры Олевского были опубликованы "Киберберкутом" - они происходили в 2015 году.
"Одним из собеседников Олевского стал Антон Геращенко, советник министра внутренних дел Украины. В разговоре с ним Олевский пообещал поддержать украинскую информационную кампанию в Интернете и принял приглашение "допросить" задержанных на территории ЛНР россиян",- рассказывает портал.
СМИ также цитируют сами переговоры:
Геращенко: Алло, привет Тимур.
Олевский: Да, привет!
Геращенко: Можешь приезжать, допрашивать их ["бойцов ГРУ"], я думаю, мы организуем. Второе - можете показывать видео допроса уже сейчас. И мы разгоняем это сейчас по российским соцсетям. Просьба помочь!
Олевский: Это мы сделаем. Это мне самому важно. Давай мне родственников срочно.
Но это далеко не все. Была продемонстрирована запись, на которой один из ведущих сотрудников "Дождя" общается с главой департамента информационной политики президента Украины Андреем Жигулиным. Он откровенно призывает подключить "Дождь" к раскрутке истории со "спецназовцами ГРУ".
"В разговоре Олевский фактически отчитывается перед Жигулиным по освещению ситуации с задержанными Александровым и Ерофеевым",- поражены расследователи "Рупостерс".
Жигулин: Я же хочу тебя подключать по поводу этих товарищей, которых задержали.
Олевский: Меня надо подключить к ним.
Жигулин: У меня просьба к вашему каналу, чтобы вы раскрутили с той стороны историю.
Олевский: Мы сейчас дозваниваемся до российского министерства обороны, потому что мы, типа... Мы сейчас пытаемся у них выяснить ну и х*** вы молчите, что это ваши. Мы ждем, что они скажут, мы вообще про это ничего не знаем, что они не наши. И мне нужны координаты родителей. Вот если официальный представитель, например, администрации президента сказал, что с родителями штурмовиков этих мы уже связались, и мы приглашаем их в Киев проведать своих детей. Мы это тут же даем в новости. Это акт доброй воли, и тогда мы легализуем родителей. После этого мы можем им звонить. Это б***ь бомба!
Жигулин: Хорошо, я понял.
Авторы материала замечают, что за все время переговоров, Олевский никогда не поинтересовался, есть ли у Украины доказательства принадлежности захваченных к российской армии - о которой он так много писал и говорил в СМИ.
"Тимур Олевский долгое время трудился на радиостанции "Эхо Москвы", затем стал работать корреспондентом на телеканал "Дождь". Во время работы на телевидении он освещал военные действия на Донбаcсе, в том числе со стороны ВСУ. В июле 2015 года Олевский заявил, что подписал годовой контракт с "Радио Свобода", и уехал в Прагу, где работает в американском интернет-проекте "Настоящее время",- дает справку Ruposters.
Напомним, что ранее в рамках отчетов германской корпорации оказалось, что самыми активными партнерами для неё являются РБК, «Дождь», сайты Newsru.com и Lenta.ru. В отчете помимо этого фигурирует цифра в еще 41-о издание, но названия этих СМИ не обозначены.
Также в прошлом году этих медиа со стороны Британии и США. Там речь шла о пятистах миллионах долларов.
