Татищев, Василий Никитич
Родился 19 апреля 1686 г., умер 15 июля 1750 г., сын стольника Никиты Алексеевича, принадлежал к древнему русскому аристократическому, но "захудалому" роду, происходившему от князей Смоленских. Татищевы были в родстве с Салтыковыми, и этим объясняется принятие Василия Никитича семилетним мальчиком в число стольников ко двору царицы Прасковьи Федоровны, урожденной Салтыковой, жены царя Иоанна Алексеевича. Один из биографов Т. полагает, что он или до 1704 г., или уже по вступлении в военную службу учился в московской артиллерийской и инженерной школе, находившейся в заведовании Брюса. Поступив на службу в 1704 г., Т. участвовал в 1704 г. во взятии Нарвы, в 1709 г. в Полтавской битве, а в 1711 г. в Прутской кампании. Стоянка с полком в Польше в 1710 г. побудила его учиться польскому языку, а пребывание в 1713-14-17 г. в Берлине, Бреславле и Дрездене дало ему возможность усовершенствоваться не только в науках, но и в знании немецкого языка, которым, по свидетельству современников, он прекрасно владел. Во время заграничного пребывания Т. приобрел довольно много книг по математике, военным наукам, географии и истории. В 1717 г. Петр Великий, придававший большое значение изучению древностей, в особенности русских и славянских, и уверенный в познаниях в этой области T., отправил его в Гданск (Данциг) хлопотать о включении в контрибуцию старинной иконы, писанной, как гласило предание, св. Мефодием, первоучителем славянским. Т. не мог выполнить поручения царя, потому что магистрат Гданска не согласился уступить икону, но Петру Великому не пришлось жалеть об этой неудаче, так как, ознакомившись с историей иконы, Т. доказал неверность предания. По возвращении из Гданска Т. состоял при Брюсе, генерал-фельдцехмейстере и президенте берг и мануфактур-коллегий, и ездил с ним на Аландский конгресс. Как из Гданска, так и с Аландских островов, Т. привез много книг, которые оказали ему большую пользу, потому что, по повелению Петра Великого, ему пришлось заняться географией России. Мысль о составлении подробной географии России принадлежит Брюсу, но он сам не мог посвятить этому труду достаточно времени, а потому Т. было поручено заняться собиранием материала. Убедившись, что изучение географии невозможно без знания истории, Т. начал собирать в 1719 г. материалы для истории России. Занятия эти заставили его обратить внимание на тот вред, который происходил от общности и чересполосности земельных владений, и он в том же году подал царю представление о необходимости размежевания земель в России, чтобы прекратить частые ссоры, возникавшие между землевладельцами. В 1720 г. Т. должен был временно прекратить свои историко-географические работы, так как, по-видимому по представлению Брюса, был послан "в Сибирской губернии, на Кунгуре и в прочих местах, где обыщутся удобные разные места, построить заводы и из руд серебро и медь плавить". Для T. дело это было совершенно незнакомо, а заводы, вверенные ему, находились в двух обширных губерниях - Сибирской и Казанской. С ним были отправлены саксонец Блиер, знаток горного дела, уже прежде бывший на Урале, и несколько учеников московской инженерной школы. Приехав в Кунгур, Т. не мог найти рабочих, потому что, как оказалось из произведенного им следствия, при прежних управителях насильно наряжали крестьян на горные работы и по большей части не платили им денег. Т. поселился на Уктукском заводе и учредил там горную канцелярию, переименованную затем в "Сибирское высшее горное начальство". В течение полутора года, которые Т. пробыл на уральских заводах, он воспользовался указаниями Блиера и пленного шведа Шенстрема, вызванного им из Соликамска, чтобы познакомиться с горным делом. Несмотря на краткость своего пребывания на Урале, Т. сделал очень много: он перенес Уктукский завод на реку Исеть и назвал это поселение, в честь жены Петра Великого, Екатерины Алексеевны, Екатерининском, чем положил начало теперешнему Екатеринбургу; хлопотал о переводе туда Ирбитской ярмарки и о колонизации заводов пленными шведами; предлагал дозволить разработку руд частным предпринимателям и учредить для надзора за ними шихтмейстеров; открыл при заводах школы, из которых две были первоначальные, где священники учили читать и писать, а в двух других школах учили арифметике, геометрии и "прочим горным делам"; требовал, чтобы были заведены школы в селениях, приписных к заводам, и в виде поощрения обещал грамотным освобождение от рекрутства. Т. составил инструкцию для заводских управителей, в которой главное внимание было обращено на добросовестное отношение к крестьянам, работающим на заводах. До Т. крестьяне должны были с своими исками ездить в Тобольск, но по его ходатайству был назначен особый судья на заводы. Башкирам, препятствовавшим в розыскании руд, была прислана, по мысли T., грамота из Сената; они послушались этой грамоты и стали показывать рудники.
Весьма интересен разговор, бывший у Петра Великого с Т. перед отъездом его в Швецию; он приведен впоследствии Т. в сочинении "Разговор двух приятелей о пользе науки и училищ", откуда мы целиком его выписываем. "В 1724 г., как я отправлялся в Швецию, случилось мне быть у его величества в летнем доме; тогда лейб-медикус Блюментрост, яко президент Академии Наук, говорит мне, чтоб в Швеции искать ученых людей в учреждающуюся академию в профессоры, на что я, рассмеявся, ему сказал: ты хочешь сделать архимедову машину очень сильную, да подымать нечего и где поставить места нет. - Его Величество изволил спросить, что я сказал, а я донес, что ищет учителей, а учить некого, ибо без нижних школ академия оная с великим расходом будет бесполезна. На сие его величество сказал: Я имею жать скирды великия, только мельницы нет; да и построить водяную и воды довольства в близости нет; а есть воды довольно в отдалении, токмо канал мне делать уже не успеть для того, что долгота жизни нашея ненадежна и для того перво мельницу строить, а канал велел только зачать, которое наследников моих лучше понудить к построенной мельнице воду провести". Мельница - академия, канал - школы математические и епархиальные, основанные Петром. "Но сие желание и надежда его величества весьма обманула, - продолжает T., - ибо по его скорому представлению, хотя люди в науках преславные скоро съехались и академию основали, но по епархиям, кроме Новгородской и белгородской, не токмо школы вновь устроены, но некоторые и начатые оставлены и разорены; вместо того архиереи конские заводы созидать прилежали".
Вскоре после приезда в Швецию Т. заболел и два месяца пролежал в постели. Не успел еще он приняться за выполнение возложенных на него поручений, как пришло известие о кончине Петра Великого, перед которым он благоговел. Впоследствии Т. так вспоминал о своем царе-покровителе: "Все, что имею: чины, честь, имение и главное над всем - разум, единственно все по милости Его Величества имею: ибо если бы он в чужие краи меня не посылал, к делам знатным не употреблял, а милостью не ободрял - то бы я не мог ничего того получить".
Правительство Екатерины І оставило T. в Швеции, и он обратил там внимание на все, что считал полезным для России. Осмотрев горные заводы и рудники, он собрал множество чертежей и планов и условился с мастерами об отдаче им на внучку русских. Относительно найма инженеров ему не посчастливилось; вследствие запрещения шведским правительством вывозить в большом количестве каких-либо мастеров, Т. был нанят и послан в Екатеринбург один только мастер, по фамилии Реф. Этот Реф умел прочно поставить обучение гранильному искусству; ученики его, оказав замечательные успехи, в свою очередь стали обучать гранению следующее поколение, так что Екатеринбург, построенный T., ему же обязан во все время своего существования постоянным и верным заработком. Т. сблизился в Швеции со многими учеными, особенно с королевским библиотекарем Бреннером, которого он знал еще в России, а через него с упсальским профессором Бензелем, известным знатоком древностей северных народов. При их помощи он ознакомился с библиотеками, архивами и музеями Швеции и немедленно сообщил в Петербург план выборки из скандинавских историков всего, что касается русских древностей. Т. не ограничился собиранием исторических материалов и покупкой книг; он старался пополнить свое образование и заимствовал у ученых шведов метод исследования исторических источников. В бытность свою в Швеции T. посетил и Данию. По возвращении в Петербург он прежде всего занялся составлением отчета о своей поездке, затем, принимая во внимание шведскую монетную систему, указал на необходимость ввести в России десятичную систему в монетах, весах и мерах. Вероятно, в это же время он представил императрице предположения относительно устройства дороги в Тобольск и в Нерчинский край.
С 1727 по 1730 гг. Т. был членом монетной конторы. После кончины императора Петра II члены Верховного тайного совета послали избранной ими в императрицы вдовствующей курляндской герцогине Анне Иоанновне составленные без ведома всех сословий "кондиции", на оснований которых она должна была управлять Россией. Дворянство, или, как тогда его называли, шляхетство, не сочувствуя олигархической программе "кондиций" и не желая отдать судьбу России в руки немногих ее представителей, состоявших главным образом из князей Долгоруких и Голицыных, решило поднести императрице, по приезде ее в Москву, свои проекты государственного устройства России. В сочинении этих проектов шляхетства T. принимал весьма деятельное участие. Он составил "мнение" о таком устройстве по просьбе одного из шляхетских кружков, во главе которого стоял кн. А. М. Черкасский; "мнение" Т. служит весьма любопытным и характерным выражением политических воззрений, как кружка, так и самого T., стоявшего принципиально за монархическое правление в России, но относительно Анны Иоанновны допустившего некоторые "поправки" в своем политическом принципе. Из этого довольно обширного "мнения" приведем только соображения Т. по поводу "вступления на престол особы женского пола". "О государыне императрице (Анне Иоанновне) - говорит Татищев, - хотя мы ее мудростию, благонравием и порядочным правительством в Курляндии довольно уверены, однако ж, как есть персона женская, к таким многим трудам неудобна, а паче всего ей знания законов не достает; для того на время, доколе нам Всевышний мужескую персону на престол дарует, потребно нечто для помощи ее величеству вновь учредить". Это нечто состояло, по проекту T., из двух камер, основанных на своеобразном представительстве от шляхетства: "вышнее правление" - сенат из 21 члена представителей высших, родословных, "фамильных" людей, от каждой фамилии по одному, и "нижнее правление" - по избранию от шляхетства - 100 членов, разделенных на 3 сессии, по 30 с лишком лиц в каждой, которые заседают по очереди в течение четырех месяцев. Эти постоянные члены "Нижнего правительства" ведают дела внутренней экономии. Три раза в год "нижнее правительство" собирается в полном своем составе для рассмотрения важных дел, а в выдающихся случаях, как напр. объявление войны, кончина безнаследного государя, - созывается полный состав "нижнего правительства" в общее заседание с "вышним".
Шляхетство не выказало единодушия; оно разбилось на кружки, из которых почти каждый выработал особые планы государственного строя. Партия кн. Черкасского, как самая многочисленная, взяла верх, и адрес от шляхетства, в котором давалось знать о его желаниях, Т. прочел императрице при общем собрании Верховного тайного совета, сената, генералитета, шляхетства и духовенства. По требованию гвардии был восстановлен прежний порядок правления; тем не менее правительство Анны Иоанновны обратило внимание на Т. и произвело его из коллежских советников прямо в действительные сенатские, а в день коронации он исправлял обязанности обер-церемонимейстера.
В том же 1730 г. появился план академии ремесел, которая должна была состоять из четырех отделений; во главе отделения механики хотели поставить T. Академия эта не была учреждена, потому что против нее высказался Остерман. Т. был назначен главным судьею, т. е. председателем, монетной конторы и приложил к этому делу знания, приобретенные в Швеции. Если бы он дольше оставался во главе монетной конторы, то сумел бы добиться устройства училища для преподавания наук, нужных для монетного дела; но он не поладил с своим ближайшим начальником гр. М. Г. Головкиным, которому в 1731 г. была подчинена монетная контора вместо сената: Т. предполагал, что их ссорил Бирон. Правительством было получено известие о взятках T., и его уволили от должности председателя монетной конторы; весьма вероятно, что главная причина увольнения Т. заключалась в том, что гр. Головкин вместо одной компании скупщиков желал поставить другую (скупщиками назывались купцы, поставлявшие в казну серебро и золото в иностранных монетах, вещах, слитках, ломе и т. п.).
В 1734 г. T. был освобожден от суда и снова назначен на Урал "для размножения заводов", согласно данной ему инструкции. В то же время ему поручены составление горного устава и надзор за частными заводами как относительно доброкачественности их произведений, так и относительно положения работников и общего распорядка на заводах. Вмешательство в управление частными заводами навлекло на T. жалобы и нарекания со стороны Демидовых и некоторых других заводчиков, а потому частные заводы были переданы в ведение коммерц-коллегии. T. пробыл на Урале до 1737 г., усердно и ревностно выполняя возложенное на него поручение о "размножении заводов": число заводов возросло при нем до 40, и он считал возможным открыть еще 36. В 1736 г. берг-директором был назначен Шомберг, вызванный из Саксонии Бироном, который, по словам T., "вознамерился оный великий государственный доход [т. е. доход от горных заводов] похитить".
В 1737 г. Т. был произведен в тайные советники и назначен в Оренбургскую экспедицию на место умершего Кирилова, известного основателя новой Оренбургской линии, построенной для прикрытия Оренбургского края от нападения степных народов. Т. нашел дела запущенными, остался недоволен составом служащих, настоял перенести Оренбург с того места, которое выбрал Кирилов, и продолжил начатое его предместником построение укрепленной Оренбургской линии. Одну из построенных им в этой линии крепостей он назвал своим именем - Татищевой. Т. находил, что невозможно окончательно усмирить Башкирию крутыми мерами: по его мнению, надо было упорядочить сбор ясака и отделить башкирские земли от чувашских и мещерякских. Усмирение края осложнилось обращением мятежников к киргизскому хану Абул-Хаиру, которого они провозгласили своим ханом. Абул-Хаир с толпою мятежных башкир явился в Оренбург и начал творить там суд и расправу. Т. медлил ехать в Оренбург, ссылаясь на недостаток в деньгах и амуниции, но получил за это строгое замечание и поехал уговаривать Абул-Хаира снова присягнуть российской императрице, что ему и удалось достигнуть. Одновременно с заботами об умиротворении башкир, на долю T. выпали хлопоты поселения в русских пределах крещеной калмыцкой княгини Тайшиной, для которой он выстроил город, названный Ставрополем. В январе 1739 г. Т. поехал в Петербург с донесением о положении дел в Оренбургском крае. Вследствие поданных на него жалоб, гр. Головкин счел нужным отрешить Т. от должности и назначить особую комиссию для расследования взводимых на него обвинений: взяток, утайки части жалованья, назначенного киргизскому хану и старшинам. построения себе дома в Самаре и т. п. По свидетельству саксонского посланника, во время производства дела Т. был посажен в Петропавловскую крепость. Комиссия работала полтора года; постановили лишить T. чинов и взыскать с него штраф в возмещение ущерба, нанесенного им казенным и частным интересам; но так как не все касающиеся его дела были рассмотрены, то приговор оставили без исполнения.
В 1741 г. правительство Анны Леопольдовны решило воспользоваться знакомством Т. с Оренбургским краем и с калмыцкими делами и отправило его во главе калмыцкой экспедиции, а затем, по вступлении на престол Елизаветы Петровны, он назначен губернатором в Астрахань, с оставлением при калмыцких делах. Приехав в Царицын, Т. узнал, что раздор между калмыцкими владетелями продолжает усиливаться; вскоре один из них, Дондук-Даши, добился должности "наместника" калмыцких улусов и сумел расположить к себе влиятельных лиц в Петербурге настолько, что те верили его жалобам и неоднократно присылали выговоры Т. за резкое обращение с наместником и в особенности за нападки на суеверие калмыков. Дело дошло до того, что наместник заявил подозрение в покушении Т. на его жизнь и обвинял его во взятках. Главные пререкания между ними происходили из-за судебного устава, составление которого было поручено T.: наместник жаловался, что Т. не составляет устава; Т. ссылался на то, что наместник не присылает ему сборника степных обычаев. Выведенный из терпения, Т. написал наместнику резкое письмо, в котором между прочим почти слово в слово повторил выражение своего державного учителя о законах: "о правах вам объявляю - писал T.: - хотя я их сочиняю, но тщетно законы писать, если их не хранить". Дондук ответил дерзостью. Тогда Т. прекратил с наместником всякие сношения и переписку с ним переслал в Петербург. По приказанию из Петербурга было сделано строгое расследование; тех людей, которые ссорили наместника с губернатором, отвезли в Петербург и одного из них наказали плетьми. Вдова калмыцкого хана Дондук-Омбо, Джанша, производившая смуты, была крещена вместе с детьми, и волнения среди калмыков наконец улеглись.
Во время своего астраханского губернаторства Т. обратил внимание на внутреннюю и внешнюю торговлю Астраханского края, а так как первое место во внутренней торговле принадлежало торговле рыбой, то он занялся разбором прав калмыков и русских на рыбную ловлю и устроил в Астрахани контору, наблюдавшую за этим промыслом. Желая правильно поставить торговлю с Средней Азией, он стал собирать сведения о вывозимых и привозных товарах и данные о торговых путях и о населении края.
Пространство тогдашней Астраханской губернии было гораздо больше теперешнего; в нее входили, кроме теперешней Астраханской губернии, нынешняя Саратовская губерния, Земля войска Уральского и Прикавказье нашего времени. Т. был удручен состоянием всей этой обширной области и писал в 1742 г, кабинет-секретарю императрицы Елизаветы Петровны Ив. Ант. Черкасову, которого знал еще при Петре Великом: "Сия губерния так разорена, как недовольно сведущий поверить не может, понеже люди разогнаны; доходы казенные растеряны или расточены; правосудие и порядки едва когда слыханы - что за таким великим отдалением и не дивно, - и вам, яко более меня сведущему, писать пространно не потребно. Причина же сего есть главная, что несколько губернаторов сюда вместо ссылки употреблялись и, не имея смелости, или ничего, или боясь кого, по нужде неправильно делали. A может и то, что, не имея достаточного жалования, принуждены искать прибытка, невзирая на законы". Несмотря на недостаток помощников, Т. не ограничивался текущими делами и занимался проектами для улучшения положения края. Он предлагал выстроить несколько городков и населить их волжскими казаками, крещеными калмыками и выходцами из других губерний, чтобы увеличить количество оседлых поселений; для постройки крепостей он просил прислать инженеров из Петербурга, причем артиллерию для них считал возможным взять из Сибири. Раздача земель, по его предложению, должна была совершаться по указным дачам; в татарские суды надлежало определять грамотных мурз и т. п. Как видно, Т. заботился о благоустройстве вверенной ему губернии и желал, чтобы всюду и всегда закон стоял на первом плане; недаром он с огорчением упоминал в письме к Черкасову, как мы видели выше, что "правосудие и порядки едва когда слыханы". О его деятельности в Астраханской губернии имеем следующее свидетельство доктора Лерха, посетившего Астрахань по пути в Персию: "Татищев во всех делах сведущ и решителен; умел каждому посоветовать и помочь, а в особенности купцам, которых он привел в цветущее состояние. Делал он это однако не даром, за что подвергся ответственности, и сенат прислал указ, которым он отрешается". Т. во время его астраханского губернаторства приходилось неоднократно оправдываться в поборах и взятках, как видно из его писем к Черкасову. Все обвинения он опровергал очень основательно, но признавал правильным: "когда кому благодеяние сделаю, то я по закону божескому принять приносимое без зазрения могу". Отрешение T. от должности произошло, главным образом, из-за жалобы на него наместника Дондук-Даши. Подняли старое дело, которому не давали хода более трех лет, и постановили освободить Т. по милостивым манифестам 1741 и 1744 гг. от назначенного ему наказания, но взыскать положенный денежный штраф. Несмотря на то, что обер-прокурор сената Брылкин представил возражения как относительно денежного взыскания, так и относительно неправильного отрешения от должности - канцлер гр. Головкин настоял на увольнении Т.
Сдав дела, Т. выехал из Астрахани 17 ноября 1745 г., а 22 декабря прибыл в Симбирскую деревню сына, где перезимовал. Затем он отправился в свое подмосковное Болдино, где и прожил до самой смерти, работая над своей "Историей России". Он считался состоящим под судом, а потому у его двери находился постоянно солдат сенатской роты. Обстоятельства, предшествовавшие его смерти, настолько необычны, что мы приводим их на основании семейного предания. Накануне своей смерти Т. поехал верхом в церковь за три версты и велел туда явиться мастеровым с лопатами. После обедни он пошел с священником на кладбище, велел вырыть для себя могилу подле предков и просил священника приехать на другой день приобщить его. Домой он вернулся уже не верхом, а в одноколке, и нашел там курьера, который привез указ, оправдывающий его, и орден св. Александра Невского. Он возвратил орден, сказав, что умирает; то же сказал и повару, когда тот пришел спрашивать об обеде на завтра. На другой день, 15 июля 1750 г. он приобщился св. Тайн, соборовался, простился со всеми и скончался.
По своему умственному развитию, по своим взглядам и убеждениям, Т. бесспорно принадлежит к числу замечательнейших из передовых людей своей эпохи. Его "умоначертание", как выражались в XVIII веке, сложилось под влиянием западноевропейских мыслителей XVII и ХVІIІ веков и преобразовательной деятельности Петра Великого. Из этих мыслителей ему наиболее симпатичны: Бейль, Локк, Гоббс, Лейбниц, последователь Лейбница и его популяризатор Хр. Вольф и основатели науки так назыв. естественного права - Пуффендорф, Томазий и Гуго Гроций. Свои философские, религиозные, политические и общественные убеждения Т. выразил как в "Истории России", так и в других ученых и политических трактатах.
По мнению T., цель человеческой жизни - учение, развитие разума, усвоение добра и отвращение от зла; смысл науки - самосовершенствование и самопознание человека для плодотворной практической деятельности на пользу государства и общества.
Религиозные убеждения T., составившие ему между современниками репутацию "атеиста" и пугавшие многих своею смелостию, исходили из его философских воззрений, но не отличались особою устойчивостью. Полагая в основу всего человеческого миросозерцания разум, Т. признавал Высшее Существо, Промысл Божий и загробную жизнь, высоко чтил евангельское учение, но относился отрицательно к вероучению положительных христианских религиозных исповеданий: нападал на чрезмерное развитие обрядности, на смешение в религии важного и первостепенного с неважным и второстепенным и на несоответствие действительного состояния духовенства с его высоким назначением в народной жизни. В жизни, на практике, особенно под влиянием личных невзгод, он исполнял благочестивые православные обряды предков и отличался даже набожностью. Т. придавал религии большое государственное значение и считал, что религия охраняет народную массу от пороков и преступлений. Многие из этих мыслей Т. выражает в так называемой "Духовной", которая содержит в себе советы его единственному сыну Евграфу Васильевичу, совершенно юному в то время, когда она писалась. Обыкновенно в "духовной" делаются распоряжения относительно распределения остающегося имущества, но T. иначе взглянул на дело и преподал своему сыну наставления: 1) касательно веры, душеполезного чтения и ознакомления с инославными христианскими вероисповеданиями; 2) светских наук, знания гражданских и воинских законов; 3) почтительного отношения к матери (несмотря на то, что T. давно разошелся с своей женой), выбора жены (советует взять жену несколько моложе себя или одних лет с собой; за богатством не гнаться, но обратить внимание, чтобы было "свойство доброе", которое может оказать большую пользу; видеть в жене "не рабу, но товарища, помощницу во всем и друга нелицемерного"); 4) службу государю и государству нести верно и прилежно; ни от какой услуги не отказываться и ни на что не напрашиваться; для шляхетства есть три рода службы: военная, гражданская и придворная, и Т. дает советы, как держать себя на каждом из этих поприщ.
По политическим убеждениям T. принадлежал к кружку, во главе которого стоял Артемий Петрович Волынской, желая страстно, чтобы просвещение и общественное развитие России шли дальше по пути, указанному "первым русским императором", т. е. заимствовали бы все пригодное и полезное от Западной Европы, сообразуясь вместе с тем с частными русскими национальными особенностями. Поэтому Т. требовал национального направления в русском правительстве и враждебно относился к Бирону и прочим немцам-правителям, хотя не мог открыто высказывать это. Исходя из своих основных воззрений на различные формы правления в государствах и увлеченный личностью и замыслами Петра Великого, T. признавал самодержавие единственной формой правления, пригодной для России, и считал, что власть законодательная и высшая судебная принадлежат исключительно монарху. Но понятие о самодержавии у него неразрывно связывалось с представлением о личности его учителя Петра Великого. Иначе смотрел Т. на императорскую власть в руках "персоны женской", как мы видели это выше. Главнейшими обязанностями государственной власти, по убеждению T., были: просвещение народа, правосудие, попечение об экономическом и нравственном благосостоянии всех классов населения страны, наконец, упорядочение центрального и областного управления, в основе которого должно лежать коллегиальное начало.
Как уже говорилось выше, Т. по поручению сначала Брюса, а затем самого Петра Великого, должен был составить географию России. Желая уяснить себе разные географические, этнографические и статистические вопросы, он невольно перешел к изучению истории. В ней он искал ключа к пониманию современного ему политического, экономического и культурного состояния России. Составление ландкарт, изданный им "Географический лексикон" (СПб. 1793, 3 тома, доведено до буквы К) и, наконец, "История России" - все это подготовительные работы для достижения его заветной мысли - описания России в географическом отношении. Широкий взгляд Т. на географию выражен им в замечательном его "Предложении о сочинении истории и географии Российской". Предложение это было представлено в 1737 г. в Академию Наук, ему придали официальное значение и разослали по областным правителям и канцеляриям. Оно состояло из 198 вопросов и было, по справедливому замечанию Н. А. Попова, обширною программою для трудов многих ученых, многих экспедиций, многих поколений. Предложение касалось самых разнообразных вопросов истории, географии и этнографии России. Между прочим Т. обратил внимание на тщательное записыванье местных слов, на исследование местных племенных наречий, говоров, верований, на собиранье поверий, песен, преданий, древних названий разных местностей, урочищ и рек и самоназваний разных племен, населяющих Российскую империю, на сохранение и описание вещественных древностей, на приведение в порядок и описание местных архивов. Обработкой материалов для сочинения "Истории Российской с самых древнейших времен, неусыпным трудом через тридцать лет собранной и описанной", Т. начал заниматься в 1727 г., как он сам говорит в донесении коллегии иностранных дел из Самары от 29 ноября 1738 г., а собирать материалы для этого труда он стал в 1720 г. У T., как упомянуто раньше, была большая библиотека; кроме того, он пользовался библиотеками Брюса и известного "любителя наук" этого времени кн. Дм. Мих. Голицына, кн. С. Д. Голицына, во время губернаторства последнего в Казани, в 1730-х годах, от кн. Черкасского, А. П. Волынского, Еропкина и Хрущова; покупал рукописи на площадях, у разносчиков; поручал своим знакомым списывать рукописи; разведывал, нет ли старинных рукописей в монастырях, архивах, присутственных местах. Пользуясь рукописями, T. объясняет во введении к "Истории", почему он отдает предпочтение тому или другому списку летописи, почему считает свидетельство одного летописца достовернее другого. Большинство рукописных летописей, вошедших в состав Татищевского свода, не дошло до нас. В этом заключается причина того, что впоследствии стали сомневаться во многих сведениях, сообщаемых Т. Главное сомнениевозбудили приведенные им отрывки из Иоакимовской и Полоцкой летописей. Т. получил отрывки из Иоакимовской летописи от своего родственника, архимандрита Бизюкова монастыря, Дорогобужского уезда, Смоленской г., Мельхиседека Борщова в 1748 г. и, списав их, вернул тетради Борщову, который вскоре умер, а имущество его было расхищено.
При жизни Т. встретил не только холодность, но даже враждебное отношение к своему труду, и печатание его "Истории" могло осуществиться только при Екатерине II. Подлинный манускрипт "Истории" Т. сгорел вскоре после его смерти вместе с обширной библиотекой в его подмосковном имении, селе Болдине, и его сын Евграф Васильевич принес в дар Московскому университету весьма неисправную копию с подлинника. Университет решился издать эту копию, поручив редактирование ее известному русскому историку того времени, немцу Миллеру, академику и начальнику Главного Московского архива министерства иностранных дел. Приняв на себя труд редактирования, Миллер разделил "Историю" на несколько книг и издал в 1768-1773 гг. лишь первые две книги (1-я книга в двух частях), не сумев исправить искажения и не поняв того значения, какое имеет "История" Т. 3-я книга "Истории" была издана по особому повелению императрицы Екатерины II в Петербурге в 1784 г. Все 3 книги (в 4 частях) доводят события из русской истории до 1462 г., т. е. до вокняжения Иоанна III. Через шестьдесят с лишком лет после издания 3-й книги "Истории" М. П. Погодин нашел среди своих рукописей 4-ю ее книгу, обнимающую события от вокняжения Иоанна III до 1577 г., с приложением жизнеописания царя Феодора Иоанновича, составленного патриархом Иовом. В 1848 г., т. е. без малого столетие спустя после смерти T., эта 4-я книга была издана на средства Московского общества истории и древностей российских, под редакцией проф. О. М. Бодянского. Таким образом, мы располагаем в настоящее время печатным экземпляром "Истории Российской" T. с древнейших времен до царствования Феодора Иоанновича включительно. Русские историки XIX в.: Погодин, Бутков, Соловьев и митрополит Макарий пользовались "Историей" Т. для своих ученых работ, а профессор П. А. Лавровский посвятил обширную статью опровержению мнения А. Л. Шлецера, что Т. выдумал Иоакимовскую летопись. Этим ученым, а также и биографам T., отзывы которых о нем будут приведены ниже, наука русской истории нашего времени обязана несомненными доказательствами ученой добросовестности Т.
Для изучения исторических воззрений Т. всего более интереса представляет введение в его "Историю", занимающее первую часть первой книги. В этом введении Т. излагает понятие об истории, под которой он разумеет деяния в смысле всех явлений и "приключений" в общественной и культурной жизни народов. Затем он предлагает разделение истории на священную, церковную, политическую и ученую и переходит к изложению пользы истории, которая, сообразно представлениям века, по мнению T., заключается прежде всего в том, что история есть наука опыта , а потому ни богослов, ни юрист, ни медик, ни администратор, ни дипломат, ни вождь не могут с успехом исполнять своих должностей без знания истории. Отечественная история, а в том числе и русская, всего более нужна в этом отношении природным жителям своей страны: однако необходимо русским изучать иностранную историю, а иностранным историкам русскую "для лучшего обработания науки исторической". Здесь Т. выражает справедливую мысль, что одни отечественные историки недостаточны для "составления вполне беспристрастной истории", потому что отечественные писатели в своих суждениях могут руководствоваться "любовью" или "страхом". Западноевропейские историки, без знания русской истории, не могут уяснить себе истории древних народов, обитавших в пределах теперешней России, и кроме того, только при знании русской истории они могут опровергнуть ложь, сочиненную нашими врагами. Нельзя не отметить важного замечания Т. о малом знакомстве русских образованных людей его времени с русской историей, о их нежелании узнать ее должным образом и о стремлении их более знакомиться с историей западноевропейской. Рассуждение о пользе истории T. заканчивает указанием на ее воспитательное значение, в смысле собрания нравственных подвигов из прошлого, в пример, нравоучение, подражание современным деятелям на разных государственных и общественных поприщах. "Сия то есть потребность истории - говорит он, - но что всякому человеку нужно знать, то можно легко уразуметь, что в истории не токмо нравы, поступки и дела, но из того происходящие приключения описуются, яко мудрым, правосудным, милостивым, храбрым, постоянным и верным честь, слава и благополучие, а порочным, несмысленным, лихоимцам, скупым, робким, превратным и неверным бесчестие, поношение и оскорбление вечное последуют, из которого всяк обучаться может, чтоб первое колико возможно приобрести, а другого избежать". Основная причина всех "приключений", взаимодействие которых составляет предмет истории, по воззрению T., есть ум человеческий и обратная его сторона, отсутствие его, глупость. Просвещенный ум, называемый Т. разумом, является основной силой всемирной истории, а потому умопросвещение есть главнейшее ее содержание. Это умопросвещение выражается в трех явлениях, сообразно времени их возникновения: в изобретении письмен, в возникновении и распространении на земле христианства и в изобретении книгопечатания. На основании их Т. желает рассматривать главнейшие "деяния" в истории славян и славяно-руссов, а потому он подробно останавливается на вопросе о древности письмен у славян, о идолослужении, бывшем у славян, и о крещении славян и Руси. На возникновении и развитии книгопечатания у славяно-руссов Т. не успел остановиться, так как та часть его "Истории", где должно было найти место это явление, им не вполне обработана.
Т. перечисляет затем вспомогательные науки при изучении истории и указывает на ее разделение по содержанию (общая, пространная, участная, особенная) и по времени (древнейшая, древняя, средняя, новая и новейшая); потом следуют рассуждения о качествах, необходимых для историка. Нельзя не отметить своеобразный взгляд Т. на научное отношение историка к своим обязанностям. "Властно - говорит он - как человек домовитый к строению дому множество потребных припасов соберет и в твердом хранилище содержит, дабы, когда что потребно, мог взять и употребить, но к тому потребно смысл , чтоб прежде начатия определение о распорядке строения и употребления по местам пристойным припасов положить, а без того строение его будет или нетвердо, нехорошо, непокойно, тако к писанию истории весьма нужно свободный смысл, к чему наука логика много пользует; другое суждение, чтоб яко строитель мог разобрать припасы годные от негодных, гнилые от здоровых, тако писателю истории нужно с прилежанием рассмотреть, чтоб басен за истину, и неудобных за бытия не принять, а паче беречься предрассуждения, и о лучшем древнем писателе, для которого науку критики знать не безнужно; третье, как всякое строение требует украшения, так всякое сказание красноречия и внятного в нем сложения, которому наука риторика наставляет".
Уже в приведенном мнении Т. видно его воззрение на историческую критику и историческое исследование, но он считает это недостаточным и излагает далее основательно правила исторической критики, в которых он наряду с туземными, отечественными письменными источниками ставит и свидетельства иностранцев, отдавая впрочем преимущество свидетельствам русским. Всего более скептицизма замечается y T. относительно достоверности исторических свидетельств, принадлежащих лицам духовным. "Мню попали измышлено" - постоянно восклицает он при таких "приключениях" в летописях и отдельных сказаниях, которые представляются ему сверхъестественными, чудесными, а потому и невероятными. Вполне понимая важность для русского историка изучения инородцев, живущих в пределах русского государства, он считает необходимым, кроме языков русского и славянского, знание для историка России языков татарского и финского. После изложения правил исторической критики T. перечисляет источники русской истории, останавливаясь главным образом на источниках письменных, и разделяет весь ход русской истории на следующие периоды: 1) сведения о народах, живших в пределах теперешней Европейской России с незапамятных времен (скифы, сарматы, готы и другие германские племена, славяне до 800 г. по P. Хр.); 2) от 860 г. до нашествия татар; 3) от нашествия татар до Иоанна III и 4) от Иоанна III до Михаила Федоровича Романова. Дальнейшие события русской истории Т. не считал возможным обнародовать на следующих основаниях: во-первых, события с воцарения Михаила Федоровича в его время были известны большинству тогдашних образованных русских людей, а во-вторых потому, что, излагая подробно обстоятельства избрания Михаила и последующие события, неизбежно пришлось бы затронуть "многих знатных родов великие пороки", чем можно было "подвинуть потомков сих родов на великую злобу".
Все вышеизложенное составляет содержание первых трех глав "введения"; главы 4 и 5 посвящены Иоакимовской летописи и подробному рассмотрению известий начальной Киевской летописи, в то время всецело приписываемой Нестору. Всех глав во введении 49. С главы 6-й до 42-й включительно Т. приводит подробные свидетельства иностранных, древних и средневековых, писателей о первоначальных насельниках восточной Европы до появления на ней славян. В дальнейших главах мы встречаем весьма ценные даже для нашего времени заметки о географии вообще и о русской в частности, и об отношении географии к истории; о древнем разделении России на княжества; о "древнем правительстве русском и других в пример" (гл. 45); о русском государственном гербе; о родословии русских государей; о церковной иерархии, где Т. высказывается против папства. Последняя 49-я глава первой части "Истории" посвящена рассмотрению "чинов и суеверий древних" по отношению к христианской церковной иерархии.
В 45-й главе введения, определяя разные формы государственности у разных народов сообразно с их географическим положением и просвещением, Т. приходит к заключению, что России всего более "приличествует" монархический образ правления: "Великие области - говорит он - открытые границы, а наипаче где народ учением и разумом не просвещен и более за страх, нежели от собственного благонравия в должности содержится - тамо оба первые [демократия и аристократия] не годятся, но нужна быть монархия ". Постепенное развитие монархического начала в русской исторической жизни является для T. важным фактором в ее общественности. Все явления антимонархического характера признает он беспутством. Такими "беспутствами" он считает и новгородский вечевой строй и междукняжеские распри.
В этой же главе Т. предлагает, как бы выразились в наши дни, изложение "эволюции" общественной и политической жизни у людей. Он отмечает следующие стадии этой эволюции: 1) супружество, т. е. муж и жена - начало общественности, 2) семья, род - родители и дети, 3) дом - господин и слуги, 4) гражданское общество, состоящее во взаимной защите своих членов и в разделении занятий, 5) постепенное возникновение из этого общества государства (демократия, аристократия и монархия).
Сначала Т. намеревался изложить "Историю России", как он выражается, "историческим порядком", т. е. прагматически и на современном ему русском книжном языке, но затем, найдя в списках летописи разногласия и опасаясь дальнейших "охулений" его труда, он изменил план и решил составить свод летописных известий: "естьлиб, - говорит T., - наречие и порядок их переменить, то опасно, чтоб и вероятности не погубить". Летописный сводный текст он стал снабжать примечаниями, которые имеют большое значение как для изучения исторических, философских и политических его воззрений, так и для бытовой истории его времени, но и эти примечания в печатном тексте очень урезаны; они заканчиваются второй печатной книгой его "Истории", а 3-я и 4-я состоят только из свода летописных известий.
Самый выдающийся русский историк XIX века, близко знакомый со всем ходом русской историографии, С. М. Соловьев в следующих выражениях определяет научное значение "Истории Российской" T.: "Заслуга Татищева - говорит он - состоит в том, что он первый начал дело так, как следовало начать: собрал материалы, подверг их критике, свел летописные известия, снабдил их примечаниями географическими, этнографическими и хронологическими, указал на многие важные вопросы, послужившие темами для позднейших исследований, собрал известия древних и новых писателей о древнейшем состоянии страны, получившей после название России, одним словом, указал путь и дал средства своим соотечественникам заниматься русскою историею; кто посвятил себя научным исследованиям, тот знает, как важны первые указания на предмет, на его различные стороны, как бы мнения первого указателя ни были неправильны, тот оценит великие услуги Татищева, как первого указателя; не говорю уже о том, что мы обязаны Татищеву сохранением известий из таких списков летописи, которые, быть может, навсегда для нас потеряны; важность же этих известий для науки ставится день ото дня ощутительнее".
К этой мастерской характеристике можно только прибавить следующее. Т. понимал очень широко для своего времени историю, как общественный процесс, и задачи исторической науки, ее вспомогательных знаний и исторической критики, гораздо шире, чем понимали эти вопросы впоследствии многие из русских историков XIX века.
Научные заслуги T. в области русской истории не исчерпываются печатным изданием его "Истории". Необходимо отметить еще следующие труды его по русской истории, распадающиеся на две группы: неизданные до сих пор обзоры и изложения целых эпох русской истории и изданные труды историко-юридические. Многие исторические рукописи T. хранятся доселе неизданными в Московском Главном архиве министерства иностранных дел и в рукописном отделении библиотеки Императорской академии наук. И. А. Попов перечисляет часть этих рукописей, виденных им в вышеупомянутом архиве. Из этого перечисления видно, что T. изложил все царствование Федора Иоанновича и события смутного времени, а равно все царствование Михаила Федоровича и жизнеописание царя Федора Алексеевича. Перечисление рукописей T., хранящихся в академии наук, дано академиком Куником.
Т. открыл для ученого мира и исследовал два важных историко-юридических русских памятника, так наз. Царский Судебник Иоанна ІV и Ярославову "Русскую Правду", снабдив оба памятника интересными примечаниями, но оба они, так же как и "История" T., были изданы после его смерти: Судебник в 1768 г., а "Русская Правда" в 1786 г. в 1-й книге "Продолж. Древ. Рус. Вивлиофики". В э той же книге, изданной академией наук, помещено и 2-е издание Судебника царя Иоанна ІV в обработке Т.
Кроме отмеченных ученых трудов Т. приводим список главнейших его сочинений политических и общественных. Таковы: 1) "Произвольное и согласное рассуждение и мнение собравшегося шляхетства русского о правлении государственном" (1730), - мнение, поданное Т. Верховному совету при воцарении Анны Иоанновны и подписанное сорока лицами, большею частью из высшего шляхетства (помещ. в сборнике Погодина "Утро" на 1859 г.); 2) "Напомнение на присланное росписание высоких и нижних государственных и земских правительств" (1739-1740) (помещ. в том же сборнике); 3) "Духовная" (1733) и сходное с ней предсмертное увещание сыну (изданы А. А. Дмитриевым в "Журн. Мин. Нар. Пр.", 1886, апрель; кроме того "Духовная" издана А. H. Островским и помещ. в т. IV "Известий Казанского общества Археологии, Истории и Этнографии"); впервые эта "Духовная" была напечатана отдельной книжкой в Петербурге в 1773 г. С. В. Друковцовым по списку его отца, В. М. Друковцова; Островский отметил все неправильности, допущенные Друковцовым, и издал "Духовную" вполне научно; 4) "Экономические записки для управляющего деревнею" (помещ. в "Временнике Моск. Общ. Ист. Др. Poс.", кн. XII); 5) "Разговор двух приятелей о пользе наук и училищ" (1733-1736); издан вполне в "Чт. М. Общ. Ист. и Др.", 1887 г., кн. I, а выдержки из него в статье К. H. Бестужева-Рюмина (см. "Биографии и характеристики", стр. 99-140); 6) "Рассуждения о ревизии поголовной" (2-й ревизии 1742), напеч. в книге Н. А. Попова "Татищев и его время", приложение № 16.
"Экономические записки" посвящены Т. вопросу об упорядочении отношений между помещиками и крестьянами. На первом плане стоит у него нравственное благосостояние крестьян. Главнейшая обязанность помещика заключается, по его убеждению, в попечении о благолепии церкви и о приобретении ученого священника, "который бы своим еженедельным поучением и предикою к совершенной добродетели крестьян довести мог". Затем следует забота о непременном обучении крестьян, как мужеского, так и женского пола, грамоте и наученье мастерствам; попечение о здоровье и призрении крестьян (необходимость иметь в деревнях лекарей, больницы и богадельни). Излагая подробно наставление относительно образа жизни крестьян и всего обихода их, он считает необходимым искоренять в них лень и приучать их к порядку и систематичности в работах; велить прикащику иметь над крестьянами строгий надзор; работой их не утомлять; летом давать большой отдых в жар. Не ограничиваясь работами, производимыми крестьянами для помещиков, T. заботится и о зимнем времяпрепровождении крестьян, когда обученные ремеслам могут зарабатывать лично для себя. "А в зиму ревизует [приказчик крестьян] читаем мы в "Экономических записках" - что кто сделал для своей продажи и не были ль праздны, понеже от праздности крестьяне не только в болезнь приходят, но и вовсе умирают". От управления деревнями он переходит к управлению домом и дает советы даже о количестве белья и одежды, которое должно быть у дворовых; "все должны уметь грамоте, партес петь и на музыке играть; жаловань давать на каждого не менее трех рублей в год, дабы оные всем были довольны, и затем наказывать за вину нещадно; одна милость без наказания быть не может по закону божию".
В "Разговоре о пользе наук" Т. подробно обозревает учение, свойственное каждому из четырех возрастов человеческих: младенчеству (до 12 лет), юношеству(до 25 лет), мужеству (до 50 лет). Форма разговора, в которую Т. облек свое сочинение, была в то время весьма распространенною, так как придавала живость изложению и открывала широкое поле для опровержения разных возражений. От обучения отдельного человека Т. переходит к рассмотрению "умопросвещения" всего человечества, которое он делит, сообразно с возрастами человека, также на четыре периода, повторяя здесь те же подразделения, которые им высказаны во "введении" к "Истории России". Отстранив возражение против пользы науки, беседующий переходит к вопросу о том, чему надо учиться. Т. излагает целую классификацию наук, на которой резко отражается утилитарное понимание знания в России, внесенное к нам Петром Великим. "Наука" в то время понималась у нас только в смысле усвоения необходимых в житейской практике различных прикладных сведений. Т. делит все науки по их "качеству" на следующие пять групп: нужные, полезные, щегольские или увеселяющие, любопытные и тщетные, вредительные. Но при том некоторые "по стану или состоянию человека могут быть нужны или полезны". Нужные науки те, с помощью которых мы сохраняем тело и возвышаем душу (домоводство, врачебство, закон Божий, для шляхетства - уменье владеть оружием); полезные науки те, которые "до способности к общей и собственной пользе принадлежат" (сюда относятся: письмо, изучение иностранных языков, математика, история, география и т. д., красноречие или витийство для лиц духовных, дипломатов и придворных) щегольскими науками T. называет стихотворство, музыку, танцы, вольтижирование, знаменование (живопись); любопытными и тщетными такие, которые "ни настоящей, ни будущей пользы в себе не имеют, но большею частию и в истине оскудевают" (таковы: астрология, физиономика, хиромантия, алхимия); вредными , наконец, он считает разного рода гадания и волшебства. В заключении "Разговора о пользе наук" Т. предлагает учредить училища по всем губерниям, провинциям и городам на монастырские и церковные доходы, с тем, однако, чтобы дети из шляхетства "особливо от подлости отделены были". Особые шляхетские школы, по мнению T., могли быть основаны на суммы, которые составятся от экономии в шляхетском кадетском корпусе. Такие шляхетские училища должны быть основаны в Москве, Киеве, Казани, Воронеже, Нижнем, Смоленске и Вологде; учителей надо приготовлять из русских.
В заключение приводим характеристики T. трех его биографов: Н. А. Попова, В. П. Безобразова и К. Н. Бестужева-Рюмина. "Иностранные путешественники, заезжие академики, образованные русские считали Татищева - говорит Н. А. Попов - человеком ученым и проницательным; петербургские правители усердным чиновником и отличным администратором; сослуживцы и подчиненные строгим, взыскательным, но справедливым начальником; управляемые - рассудительным и сведущим судьей; купцы, ремесленники, простые рабочие - человеком опытным в их делах, к которому в случае надобности всегда можно обратиться за советом. Лишь от одного недостатка не мог отделаться Татищев во всю свою жизнь: от природы больной и раздражительный, он не умел укрощать своего крутого, взмерчивого нрава. С другой стороны общественная жизнь представляла множество соблазнительных примеров для взяточничества; и Татищев любил собирать отовсюду благие даяния, умел и сам при случае дать посул важному лицу. Но зато это был трудолюбивейший и внимательнейший к своему делу человек того времени". По справедливому замечанию академика В. П. Безобразова, Т. был редким и счастливым сочетанием человека дела и человека науки. О европейской образованности Т. и о том способе, как он использовал ее на благо своего отечества, академик Безобразов говорит: "Татищев разрешил в своей государственной деятельности и личности другую трудную задачу, которая возбуждает много недоумений и разногласий в наше время: он был вполне европеец, по своему образованию, и вместе с тем был с ног до головы русский человек, - самобытный и цельный. Он считал Россию нераздельною частью общеевропейского мира, но знал ее особые исторические и национальные условия. Он вспахивал русскую ниву с идеями общеевропейского просвещения и с усовершенствованными орудиями современной ему европейской техники, но он проводил каждую борозду по этой ниве, сообразно со всеми особенностями ее почвы и климата, и трудился с такою любовью к своей земле, какой не могли иметь никакие иноземцы, процветавшие на ней в его время. Для всего этого надо было вполне овладеть европейским просвещением и наукой, а не быть знакомым только с поверхностными их формами, как было большинство окружавших его, так называемых "образованных" русских людей".
К. H. Бестужев-Рюмин находит, что если Пушкин назвал Ломоносова "первым русским университетом", то название это в значительной степени может быть применено и к первоначальнику русской исторической науки - B. H. Татищеву.
"B. H. Татищев" (биография), "Сын Отечества", 1821, ч. 69, № 16, стр. 71-81. - "В. Н. Татищев", "Сибирский Вестник", 1821, ч. 15, стр. 55-77. - "Биографическое известие о Татищеве" (из опыта "Краткая история российской литературы" Н. Греча), "Северный Архив", 1827, ч. 25, стр. 100-104. - В. Н. Берх, "Жизнеописание В. Н. Татищева", "Горный Журнал", 1828, №№ 1-4. - П. Г. Бутков, "Оборона летописи русской Несторовой от навета скептиков", Москва 1840 (защита добросовестности Татищева в вопросе о Лаврентьевской летописи). - H. A. Иванов, "Общее понятие о хронографах", Казань 1843, стр. 25-43 и след. (о критических приемах Татищева; доказывает его добросовестность). - Митроп. Евгений, "Словарь русских светских писателей", Москва 1845, т. II. - Д. Н. Бантыш-Каменский, "Биогр. словарь достопамятн. людей русской земли", 1847, т. III. - С. M. Соловьев, "Писатели русской истории XVIII века. В. Н. Татищев", "Архив историко-юридич. сведений, относящихся до России", изд. Калачова, Москва, 1885, кн. II, ч. 1, отд. III, стр. 15-46 (характеристика его исторических воззрений и критических приемов; анализ его "Истории Российской"). - П. А. Лавровский, "Исследование о летописи Якимовской", "Учен. Зап. II Отд. Акад. Наук", 1855, кн. II и отд. изд. - Н. Н. Лыжин, "Два памфлета времен Анны Иоанновны", "Изв. II отд. Акад. Наук", 1858, т. VII, стр. 49-64 (о двух отрывках из летописей Полоцкой и Новгородской, находящ. в "Истории Российской"). - Н. К. Чупин, "Библиотека В. Н. Татищева в Екатеринбурге", "Моск. Вед.", 1860, № 203. - H. A. Попов, "В. Н. Татищев и его время", Москва 1861, 803 стр. - A. A. Куник, академик, "Рецензия на книгу Н. А. Попова "Татищев и его время" " (самая значительная из рецензий на эту книгу), в 32-м присуждении Демидовских наград. - И. Полетика и М. Голиков, "Ист. основ. русских горных заводов", "Памятная книга для русск. горных инженеров", СПб. 1862. - П. В Знаменский, ""История Российская" Татищева по отношению к русск. церковн. истории", "Труды Киевск. Дух. Акад.", 1862, кн. 2. - Н. П. Пекарский, "Новые известия о В. Н. Татищеве", Прилож. к IV тому "Записок Имп. Ак. Наук" № 4, СПб. 1864, 66 стр. (с портретом и снимком почерка). - Н. К. Чупин, "В. Н. Татищев и первое его управление Уральскими заводами", "Перм. Губ. Вед.", 1867 (перепеч. в "Сборнике статей Чупина", изд. Перм. губ. земством в 1882 г.). - Д. П. Безобразов, "Уральское горное хозяйство", СПб. 1889. - С. М. Соловьев, "История России с древн. времен", Москва 1871, т. XX, стр. 258-276 (1-е изд.). - Н. К. Чупин, "Татищев в деле Столетова", "Русск. Стар ", 1873, т. VIIІ, стр. 985. - К. Н. Бестужев-Рюмин, "В. Н. Татищев, администратор и историк начала XVIII в. (1686-1750)", "Др. и Нов. Россия", 1875 (перепеч. в сборнике статей "Биографий и характеристики", СПб. 1882, стр. 1-175). - Д. А. Корсаков, "Отношения В. Н. Татищева к А. П. Волынскому и его "конфидентам"", "Др. и Нов. Россия", 1877, тетр. 8, стр. 281-284. - Лисенко, "Мысли В. Н. Татищева о горнозаводской промышленности в 1735-1738 гг.", "Русск. Стар.", 1879, т. XXVI, стр. 35 и след. - Д. A. Корсаков, "Воцарение императрицы Анны Иоанновны", Казань 1880. - Е. Е. Голубинский, "О так назыв. Иоакимовской летописи", Прибавл. к "Твор. св. отцов", 1881, ч. XXVIII (сторонник мнения о подлоге этой летописи Татищевым). - А. А. Куник, "Перечень сочинений В. Н. Татищева и материалов для его биографии", "Зап. Имп. Ак. Наук", т. XLVII, кн. 1, 1883, стр. 78-87. - M. О. Коялович, "История русского самосознания", СПб. 1884, стр. 101-109 и др. (биография Татищева и разбор его исторических трудов). - В. И. Рожков, "Деятельность артиллерии капитана В. Н. Татищева на уральских заводах в царствование Петра Великого", "Горный Журнал", 1884, и отд., СПб. 1884, 152 стр. - Его же, "Берг-компания в царств. Анны Иоанновны", ibid. 1885, - M. И. Сухомлинов, "Материалы для истории Импер. Академии Наук", СПб. 1885 и 1886 гг. - Д. А. Корсаков, "В. Н. Татищев", "Русск. Стар.", 1887, т. LIV, июнь, стр. 563-590; перепеч. в книге "Из жизни русских деятелей XVIII века", Казань 1891. - В сборнике "Торжественное собрание Императорской Академии Наук 19 апр. 1886 г. в память двухсотлетней годовщины дня рождения В. Н. Татищева" (с прилож. портрета, Прилож. к т. LV "Записок Имп. Ак. Наук", СПб. 1887) статьи Н. А. Попова, "Учение и литературные труды В. Н. Татищева. Юбилейная речь", и В. П. Безобразова. - И. П. Сенигов, "Историко-критические исследования о Новгородских летописях и о Российской истории В. Н. Татищева", "Чт. Моск. Общ. Ист. и Др. Рос.", 1887; отд. Москва 1887.
В. Корсакова.
{Половцов}
Татищев, Василий Никитич
Известный русский историк; род. 16 апреля 1686 г. в поместье отца его, Никиты Алексеевича Т., в Псковском уезде; учился в Московской артиллерийской и инженерной школе под руководством Брюса, участвовал во взятии Нарвы (1705), в Полтавской битве и в Прутской кампании; в 1713-14 гг. был за границею, в Берлине, Бреславле и Дрездене, для усовершенствования в науках. В 1717 г. Т. снова был за границею, в Данциге, куда Петр I его послал хлопотать о включении в контрибуции старинного образа, о котором шла молва, будто он писан св. Мефодием; но магистрат города не уступил образа, а Т. доказал Петру неверность предания. Из обеих своих поездок за границу Т. вывез очень много книг. По возвращении Т. состоял при Брюсе, президенте берг- и мануфактур-коллегии, и ездил с ним на Аландский конгресс. Представление, сделанное Брюсом Петру Великому о необходимости подробной географии России, дало толчок к составлению "Русской истории" Т., на которого Брюс в 1719 г. указал Петру как на исполнителя подобной работы. Т., посланный на Урал, сразу не мог представить царю план работы, но Петр не забыл об этом деле и в 1724 г. напомнил о нем Т. Принявшись за дело, Т. почувствовал необходимость в исторических сведениях и потому, отодвинув географию на второй план, принялся собирать материалы для истории. Ко времени начала этих работ относится другой тесно связанный с ним план Т.: в 1719 г. он подал царю представление, в котором указывал на необходимость размежевания в России. В мысли Т. оба плана связывались; в письме к Черкасову в 1725 г. он говорит, что был определен "к землемерию всего государства и сочинению обстоятельной географии с ландкартами". В 1720 г. новое поручение оторвало Т. от его историко-географических работ. Он был послан "в Сибирской губ. на Кунгуре и в прочих местах, где обыщутся удобные места, построить заводы и из руд серебро и медь плавить". Ему приходилось действовать в стране малоизвестной, некультурной, издавна служившей ареной для всяких злоупотреблений. Объехав вверенный ему край, Т. поселился не в Кунгуре, а в Уктусском заводе, где и основал управление, названное вначале Горною канцелярией, а потом Сибирским высшим горным начальством. Во время первого пребывания Т. на уральских заводах он успел сделать весьма многое: перенес Уктусский завод на р. Исеть и там положил начало нынешнего Екатеринбурга; добился дозволения пропускать купцов на Ирбитскую ярмарку и через Верхотурье, а также заведения почты между Вяткою и Кунгуром; при заводах открыл две первоначальные школы, две - для обучения горному делу; выхлопотал учреждение особого судьи для заводов; составил инструкцию для оберегания лесов и т. п. Меры Т. вызвали неудовольствие Демидова, видевшего подрыв своей деятельности в учреждении казенных заводов. Для расследования споров на Урал послан был Геник, нашедший, что Т. во всем поступал справедливо. Т. был оправдан, в начале 1724 г. представлялся Петру, был произведен в советники берг-коллегии и назначен в сибирский обер-берг-амт. Вскоре за тем его послали в Швецию для надобностей горного дела и для исполнения дипломатических поручений. В Швеции Т. пробыл с декабря 1724 г. по апрель 1726 г., осмотрел заводы и рудники, собрал много чертежей и планов, нанял гранильного мастера, пустившего в ход гранильное дело в Екатеринбурге, собрал сведения о торговле Стокгольмского порта и о шведской монетной системе, познакомился со многими местными учеными и т. д. Возвратясь из поездки в Швецию и Данию, Т. несколько времени занимался составлением отчета и, хотя еще не отчисленный от берг-амта, не был, однако, послан в Сибирь. В 1727 г. Т. назначен был членом монетной конторы, которой тогда подчинены были монетные дворы; на этой должности его застали события 1730 г. По поводу их Т. составлена была записка, подписанная 300 чел. из шляхетства. Он доказывал, что России, как стране обширной, более всего соответствует монархическое управление, но что все-таки "для помощи" императрице следовало бы учредить при ней сенат из 21 члена и собрание из 100 членов, а на высшие места избирать баллотировкою; здесь же предлагались разные меры для облегчения положения разных классов населения. Вследствие нежелания гвардии согласиться на перемены в госуд. строе весь этот проект остался втуне, но новое правительство, видя в Т. врага верховников, отнеслось к нему благосклонно: он был обер-церемониймейстером в день коронации Анны Иоанновны. Став главным судьею монетной конторы, Т. начал деятельно заботиться об улучшении русской монетной системы. В 1731 г. у Т. начались недоразумения с Бироном, приведшие к тому, что он был отдан под суд по обвинению во взяточничестве. В 1734 г. Т. был освобожден от суда и снова назначен на Урал, "для размножения заводов". Ему же поручено было составление горного устава. Пока Т. оставался при заводах, он своею деятельностью приносил много пользы и заводам, и краю: при нем число заводов возросло до 40; постоянно открывались новые рудники, и Т. считал возможным устроить еще 36 заводов, которые открылись лишь через несколько десятилетий. Между новыми рудниками самое важное место занимала указанная Т. гора Благодать. Правом вмешательства в управление частных заводов Т. пользовался весьма широко и тем не раз вызывал против себя нарекания и жалобы. Вообще, он не был сторонником частных заводов, не столько из личной корысти, сколько из сознания того, что государству нужны металлы и что, добывая их само, оно получает более выгоды, чем поручая это дело частным людям. В 1737 г. Бирон, желая отстранить Т. от горного дела, назначил его в Оренбургскую экспедицию для окончательного усмирения Башкирии и устройства управления башкир. Здесь ему удалось провести несколько гуманных мер: напр., он выхлопотал, чтобы доставление ясака было возложено не на ясачников и целовальников, а на башкирских старшин. В январе 1739 г. Т. приехал в Петербург, где устроена была целая комиссия для рассмотрения жалоб на него. Его обвиняли в "нападках и взятках", неисполнительности и т. п. Есть возможность допустить, что в этих нападках была доля истины, но положение Т. было бы лучше, если бы он ладил с Бироном. Комиссия подвергла Т. аресту в Петропавловской крепости и в сентябре 1740 г. приговорила его к лишению чинов. Приговор, однако, не был исполнен. В этот тяжелый для Т. год он написал свое наставление сыну - известную "Духовную". Падение Бирона вновь выдвинуло Т.: он был освобожден от наказания и в 1741 г. назначен в Царицын управлять Астраханскою губ., главн. образом для прекращения беспорядков среди калмыков. Отсутствие необходимых военных сил и интриги калмыцких владетелей помешали Т. добиться чего-либо прочного. Когда вступила на престол Елизавета Петровна, Т. надеялся освободиться от калмыцкой комиссии, но это ему не удалось: он был оставлен на месте до 1745 г., когда его из-за несогласий с наместником отставили от должности. Приехав в свою подмосковную деревню Болдино, Т. уже не оставлял ее до смерти. Здесь он заканчивал свою историю, которую в 1732 г. привозил в Петербург, но к которой не встретил сочувствия. Обширная переписка, веденная Т. из деревни, дошла до нас. Накануне смерти он поехал в церковь и велел туда явиться мастеровым с лопатами. После литургии он пошел со священником на кладбище и велел рыть себе могилу подле предков. Уезжая, он просил священника на другой день приехать приобщить его. Дома он нашел курьера, который привез указ, прощавший его, и орден Александра Невского. Он вернул орден, сказав, что умирает. На другой день он приобщился, простился со всеми и умер (15 июля 1750 г.). Главное сочинение Т. могло появиться в свет только при Екатерине II. Вся литературная деятельность Т., включая и труды по истории и географии, преследовала публицистические задачи: польза общества была его главною целью. Т. был сознательным утилитаристом. Мировоззрение его изложено в его "Разговоре двух приятелей о пользе наук и училищ". Основной идеей этого мировоззрения была модная в то время идея естественного права, естественной морали, естественной религии, заимствованная Т. у Пуфендорфа и Вальха. Высшая цель, или "истинное благополучие", по этому воззрению, заключается в полном равновесии душевных сил, в "спокойствии души и совести", достигаемом путем развития ума "полезною" наукою; к последней Татищев относил медицину, экономию, законоучение и философию. К главному труду своей жизни Т. пришел вследствие стечения целого ряда обстоятельств. Сознавая вред от недостатка обстоятельной географии России и видя связь географии с историею, он находил необходимым собрать и рассмотреть сначала все исторические сведения о России. Так как иностранные руководства оказались полными ошибок, Т. обратился к первоисточникам, стал изучать летописи и другие материалы. Сначала он имел в виду дать историческое сочинение, но затем, найдя, что на летописи еще не изданные ссылаться неудобно, решил писать в чисто летописном порядке. В 1739 г. Т. свез в Петербург труд, над которым он проработал 20 лет, и передал его в Академию наук на хранение, продолжая работать над ним и впоследствии, сглаживая язык и прибавляя новые источники. Не имея специальной подготовки, Т. не мог дать безукоризненный научный труд, но в его исторических работах ценны жизненное отношение к вопросам науки и соединенная с этим широта кругозора. Т. постоянно связывал настоящее с прошлым: объяснял смысл московского законодательства обычаями судейской практики и воспоминаниями о нравах XVII в.; на основании личного знакомства с инородцами разбирался в древней русской этнографии; из лексиконов живых языков объяснял древние названия. Вследствие этой-то связи настоящего с прошлым Т. нисколько не отвлекался занятиями по службе от своей основной задачи; напротив, эти занятия расширяли и углубляли его историческое понимание. Добросовестность Т., раньше подвергавшаяся сомнениям из-за его так наз. Иоакимовской летописи (см. Летописи), в настоящее время стоит выше всяких сомнений. Он никаких известий или источников не выдумывал, но иногда неудачно исправлял собственные имена, переводил их на свой язык, подставлял свои толкования или составлял известия, подобные летописным, из данных, которые ему казались достоверными. Приводя летописные предания в своде, часто без указания на источники, Т. дал в конце концов в сущности не историю, а новый летописный свод, бессистемный и достаточно неуклюжий. Первые две части I тома "Истории" были изданы впервые в 1768-69 гг. в Москве Г. Ф. Миллером, под заглавием "История Российская с самых древнейших времен неусыпными трудами через 30 лет собранная и описанная покойным тайным советником и астрах. губернатором В. Н. Т.". II том изд. в 1773 г., III т. - в 1774 г., IV т. - в 1784 г., а V т. был найден М. П. Погодиным лишь в 1843 г. и издан Общ. ист. и др. росс. в 1848 г. Т. привел в порядок материал до времени смерти Василия III; им же был заготовлен, но не проредактирован окончательно материал до 1558 г.; ряд рукописных материалов имелся у него и для позднейших эпох, но не дальше 1613 г. Часть подготовительных работ Т. хранится в портфелях Миллера. Кроме истории Т. и упомянутого выше разговора, оставил большое количество сочинений публицистического характера: "Духовная", "Напоминание на присланное расписание высоких и нижних государственных и земских правительств", "Рассуждение о ревизии поголовной" и др. "Духовная" (изд. 1775) дает подробные наставления, обнимающие всю жизнь и деятельность человека (помещика). Она трактует о воспитании, о разных родах службы, об отношениях к начальству и подчиненным, о семейной жизни, управлении имением и хозяйством и т. п. В "Напоминании" излагаются взгляды Т. на государственное право, а в "Рассуждении", написанном по поводу ревизии 1742 г., указываются меры к умножению доходов государственных. Т. - типичный "птенец гнезда Петрова", с обширным умом, способностью переходить от одного предмета к другому, искренно стремившийся к благу отечества, имевший свое определенное миросозерцание и твердо и неуклонно проводивший его, если и не всегда в жизни, то, во всяком случае, во всех своих научных трудах. Ср. Н. А. Попов, "Т. и его время" (М., 1861); П. Пекарский, "Новые известия о В. Н. Т." (III т. "Зап. Имп. акд. наук", СПб., 1864); "Об издании сочинений В. Н. Т. и материалы для его биографии" (А. А. Куника, 1883, изд. Имп. акд. наук); К. Н. Бестужев-Рюмин, "Биографии и характеристики" (СПб., 1882); Сенигов, "Ист.-критич. исследования о Новгородской летописи и о Росс. ист. Т." (М., 1888; рец. С. Ф. Платонова, "Библиограф", 1888, № 11); издание "Духовной" Т. (Казань, 1885); Д. Корсаков, "Из жизни рус. деятелей XVIII в." (ib., 1891); Н. Попов, "Ученые и литер. труды Т." (СПб., 1886); П. Н. Милюков, "Главные течения русской историч. мысли" (М., 1897).
Василий Никитич Татищев принадлежал к обедневшему роду смоленских князей. Его батюшка, Никита Алексеевич, являлся московским жильцом, то есть служилым человеком, который, не получив поместий по наследству, был вынужден выбиваться в люди выполнением различных поручений при дворе. За верную службу ему в Псковском уезде были пожалованы 150 десятин земли (163,88 гектара). С того времени Никита Татищев стал числиться псковским помещиком. А потому и сына его Василия, появившегося на свет 29 апреля 1686 года, историки считают уроженцем Псковского уезда, хотя и не исключено, что родился он в Москве, поскольку отец его продолжал служить в столице. Сыновей в семье Татищевых было трое: старший Иван, Василий и младший - Никифор.
Е. Широков. Картина «И посему быть! (Петр I и В. Татищев)». 1999 г
О юных годах жизни будущего государственного деятеля практически ничего не известно. И лишь одно ясно наверняка - жизнь семьи Татищевых была полна треволнений. После кончины в 1676 году царя Алексея Михайловича политическая ситуация в России оставалась нестабильной долгое время. После того как его преемник, Федор Алексеевич, умер в апреле 1682, начались восстания стрельцов. В связи с этим благополучие и жизнь московских жильцов, оберегавших царские дворцы, все время была под угрозой. В результате вспыхнувших волнений в мае 1682 на престол были возведены шестнадцатилетний болезненный Иван Алексеевич и его десятилетний сводный брат Петр. Регентшей стрельцы объявили их старшую сестру Софью. Впрочем, она постаралась как можно быстрее избавиться от их «опеки». В августе того же года, благодаря поддержке дворянских отрядов, предводитель стрельцов Иван Хованский был казнен, а сами они пошли на попятную.
Семилетнее правление Софьи Алексеевны было ознаменовано довольно мощным экономическим и социальным подъемом. Правительство ее возглавлял Василий Голицын - человек образованный, знающий множество иностранных языков и всерьез размышлявший об отмене крепостного права. Однако после того как Петр Алексеевич подрос, Софья была низложена (в августе-сентябре 1689), а вся власть перешла в руки Нарышкиных. Их довольно-таки бестолковое правление тянулось до середины 1690-ых годов, пока, наконец, возмужавший Петр не занялся государственной деятельностью. Все эти события имели прямое отношение к судьбе Василия Никитича. В 1684 году слабовольный царь Иван Алексеевич (брат Петра I) обвенчался с Прасковьей Салтыковой, имеющей дальние связи с родом Татищевых. Как водится в подобных случаях, весь клан Татищевых оказался приближен ко двору. Там и началась придворная жизнь молодого Василия - в качестве стольника.
В начале 1696 года Иван Алексеевич умер. Девятилетний Василий Татищев вместе со своим старшим братом Иваном еще какое-то время оставались на службе у царицы Прасковьи Федоровны, однако содержать огромный двор ей явно было не под силу, и вскоре братья вернулись в Псков. В 1703 году скончалась мать Василия - Фетинья Татищева, а спустя короткое время его отец снова женился. Отношения детей от первого брака с мачехой не сложились, и, в конце концов, двадцатилетний Иван и семнадцатилетний Василий отправились в Москву на смотр жильцов-недорослей. К тому времени уже началась Северная война, и русская армия нуждалась в пополнении для борьбы со шведами. В январе 1704 братья оказались зачислены в драгунский полк в качестве рядовых. В середине февраля сам Петр I дал смотр их полку, а летом того же года, пройдя подготовку, новоиспеченные драгуны отправились к Нарве. Русские войска захватили крепость 9 августа, и это событие стало для Татищева боевым крещением.
После взятия Нарвы Иван и Василий приняли участие в военных действиях в Прибалтике, входя в состав армии, которой командовал генерал-фельдмаршал Борис Шереметев. 15 июля 1705 в битве при Мурмызе (Гемауертгофе) они оба были ранены. После выздоровления весной 1706 Татищевы были произведены в поручики. В это же время их в числе нескольких опытных драгун отправили в Полоцк для обучения новобранцев. А в августе 1706 послали на Украину в составе свежесформированного драгунского полка. Подразделением командовал думный дьяк Автомон Иванов, взявший на себя все расходы на содержание части и являвшийся давним другом семейства Татищевых. К слову, этот весьма опытный администратор также возглавлял Поместный приказ, а потому часто ездил в Москву. В поездки он брал с собой двадцатилетнего Василия Никитича, нередко поручая ему весьма ответственные задания. Покровительство Иванова отчасти можно объяснить желанием опереться на преданного человека из своего круга, однако из двух братьев он за деловые качества выделял именно младшего. В то время Василий был лично представлен Петру.
Стоит отметить, что успехи брата, к сожалению, вызвали зависть у Ивана. Их отношения окончательно ухудшились после смерти отца. Какое-то время они держались вместе против мачехи, не желавшей раздела наследства. И только в 1712, после того как она во второй раз вышла замуж, трое сыновей Никиты Татищева принялись делить отцовские владения. Тяжба осложнялась постоянными жалобами Ивана в сторону младших братьев, «неправо», по его мнению, деливших наследственные земли, и окончательно завершилась только в 1715. Помирился он с Василием и Никифором уже в зрелом возрасте.
Одним из наиболее ярких моментов жизни Татищева явилась Полтавская битва, разыгравшаяся 27 июня 1709. Ключевым эпизодом побоища стала атака шведов на позиции первого батальона Новгородского полка. Когда неприятель уже практически разгромил первый батальон, русский царь лично повел в контратаку второй батальон Новгородского полка, поддержанный драгунами. В решающую минуту битвы одна из пуль пробила Петру шляпу, а другая попала в находившегося поблизости Василия Никитича, легко ранив его. Впоследствии он писал: «Счастлив для меня тот день, когда я ранен был на Полтавском поле подле государя, который сам распоряжал под пулями и ядрами, и когда он по обыкновению своему поцеловал меня в лоб и поздравил раненым за Отечество».
А в 1711 году двадцатипятилетний Василий Никитич участвовал в Прутском походе против Османской империи. Война с турками, окончившаяся поражением, доказала Петру I призрачность его надежд на иноземцев, которые занимали в русской армии основное количество командных должностей. На место изгнанных иностранцев царь принялся назначать своих соотечественников. Одним из них стал Татищев, получивший после Прутского похода чин капитана. А в 1712 группа молодых офицеров была отправлена на учебу в Германию и во Францию. Василий Никитич, хорошо овладевший к тому времени немецким языком, отправился в поездку по германским княжествам с целью изучения инженерного дела. Однако систематической учебы так и не вышло - молодого человека постоянно отзывали на родину. За границей Татищев в общей сложности отучился два с половиной года. Во время одного из перерывов между поездками - в середине 1714 - Василий Никитич женился на дважды овдовевшей Авдотье Андреевской. Спустя год у них появилась дочь, названная Евпраксией, а в 1717 - сын Евграф. Тем не менее, семейная жизнь у Татищева не сложилась - по долгу службы он почти не бывал дома, а жена нежных чувств к нему не питала. Окончательно они расстались в 1728 году.
Зато все в порядке было у Василия Никитича на службе. Показав себя исполнительным и инициативным человеком, он регулярно получал от начальства различные ответственные задания. В начале 1716 он поменял род войск - приобретенные им за границей знания стали основанием для его направления в артиллерию. За границей Татищев покупал в большом количестве книги по самым разным областям знания - от философии до естественных наук. Книги в то время стоили не мало, и свои покупки Василий Никитич делал на средства своего командира Якова Брюса, руководившего русскими артиллерийскими силами, а в 1717 возглавившего Мануфактур и Берг-коллегии.
Нередко задания Якова Вилимовича были довольно неожиданны. Например, в 1717 Татищев получил приказ выполнить переобмундирование всех размещенных в Померании и в Мекленбурге артиллерийских частей, а также привести в порядок все имеющиеся у них орудия. Казенных средств отпущено на это было крайне мало, однако Василий Никитич успешно выполнил сложную задачу, за что получил высокий отзыв о своей работе от выдающегося русского военачальника Никиты Репнина. Вскоре после этого он вошел в состав русской делегации на Аландском конгрессе. Место, где проходили переговоры, выбирал именно Татищев.
Общение с Брюсом окончательно поменяло направление деятельности Василия Никитича - с военной стези он обратился к гражданской, значась, впрочем, капитаном артиллерии. Одним из самых насущных в начале восемнадцатого века вопросов являлось изменение налоговой системы. Яков Вилимович совместно с Василием Никитичем замыслили разработать проект проведения в огромном государстве Российском генерального межевания. Конечной целью его стало избавиться от многочисленных преступлений местных властей и гарантировать справедливую раскладку податей, не разоряющих ни крестьян, ни помещиков и увеличивающих доходы казны. Для этого согласно плану требовалось проанализировать географические и исторические особенности отдельных уездов, а также подготовить определенное количество квалифицированных землемеров. В 1716 году Брюс, загруженный множеством поручений, вверил Василию Никитичу все дела по данному проекту. Успев подготовить 130-страничный документ, Татищев был вынужден по работе отправиться в Германию и Польшу. Однако его разработки не пригодились - в 1718 Петр I принял решение ввести в стране подушное налогообложение (вместо поземельного). Тем не менее, царь с интересом выслушал предложение Брюса, поручив ему составить географическое описание России. Яков Вилимович, в свою очередь, передал и это дело Татищеву, который в 1719 был официально определен к «землемерию государства всего и сочинению подробной географии российской с ландкартами».
Василий Никитич с головой ушел в изучение новой для него темы и вскоре ясно осознал тесную связь географии и . Именно тогда начинающий ученый впервые начал собирать русские летописи. А в начале 1720 он узнал о своем новом задании - в качестве представителя Берг-коллегии отправиться на Урал и взять на себя разработку и поиск новых месторождений, а также организацию деятельности государственных предприятий по добыче руды. Помимо этого, Татищеву пришлось заняться бесчисленными «розыскными делами». Почти сразу же он вскрыл злоупотребления местных воевод и Акинфия Демидова - фактического владыки края. Противостояние с Демидовыми, имеющими в столице могущественные связи, обострилось после того, как в июле 1721 Татищев стал горным начальником Сибирской губернии. Эта должность давало ему права вмешиваться во внутреннюю жизнь их предприятий. Однако продолжалось это не долго - не сумев подкупить Татищева, Акинфий Демидов обвинил его во взятках и в злоупотреблении властью. Расследовать дело в марте 1722 на Урал отправился голландец Вилим Геннин, взявший затем управление краем в свои руки. Это был толковый и честный инженер, который быстро убедился в невиновности Татищева и назначил его своим помощником. По результатам произведенного Геннином расследования Сенат оправдал Василия Никитича и обязал Акинфия Демидова выплатить ему за «оболгание» шесть тысяч рублей.
Василий Никитич провел на Урале около трех лет и успел сделать за это время очень многое. Наиболее заметными плодами его трудов стало основание городов Екатеринбург и Пермь. Кроме того именно Татищев первым предложил перенести на другое место медный завод на Кунгуре (на реку Егошиху) и железоделательный завод на Уктусе (на реку Исеть). Его проекты изначально были отклонены в Берг-коллегии, однако Вилим Геннин, оценив толковость предложений Татищева, своей властью настоял на их осуществлении. В конце 1723 Татищев покинул Урал, открыто заявив о своем намерении никогда сюда не возвращаться. Непрестанная борьба с начальниками-немцами и местными самодурами-воеводами вкупе с суровой здешней зимой подорвали его здоровье - в последние годы Татищев стал все чаще болеть. По прибытии в Санкт-Петербург Василий Никитич имел долгий разговор с царем, встретившим его довольно ласково и оставившим при дворе. В ходе беседы обсуждались различные темы, в частности вопросы проведения межевания и создания Академии наук.
В конце 1724 Татищев по поручению Петра I отправился в Швецию. Целью его было изучить тамошнюю организацию горного дела и промышленности, пригласить шведских мастеров в нашу страну и договориться об обучении молодых людей из России различным техническим специальностям. К несчастью, итоги поездки Василия Никитича оказались близки к нулю. Шведы, прекрасно помня свои недавние поражения, не доверяли русским и не желали способствовать росту могущества России. Кроме того в 1725 году скончался Петр, и о миссии Татищева в столице попросту забыли. Плодотворнее оказался его личный опыт - Василий Никитич побывал на множестве рудников и заводов, купил немало книг, познакомился с видными шведскими учеными. Также он собрал важные сведения касательно русской истории, имеющиеся в летописях скандинавов.
Из Швеции Василий Никитич вернулся весной 1726 - и попал в совсем другую страну. Эпоха Петра Великого закончилась, а царедворцы, собравшиеся вокруг новой императрицы Екатерины I, главным образом заботились лишь об укреплении своих позиции и уничтожении конкурентов. Со всех постов был снят Яков Брюс, а Татищева, получившего должность советника, новое руководство Берг-коллегии, решило снова отправить на Урал. Не желая возвращаться туда, Василий Никитич всячески оттягивал отъезд, ссылаясь на составление отчета о путешествии по Швеции. Ученый также отправил в Кабинет императрицы ряд записок с разработанными им новыми проектами - о строительстве Сибирского тракта, о выполнении генерального межевания, о строительстве сети каналов для соединения Белого и Каспийского морей. Однако все его предложения понимания так и не нашли.
Вместе с тем выдающемуся деятелю удалось заручиться поддержкой весьма влиятельных лиц, в частности Дмитрия Голицына - члена Верховного тайного совета, занимавшегося финансовыми вопросами. В те годы одним из средств сокращения государственных расходов и снижения налогового бремени на податное население предлагалась монетная реформа, а именно увеличение выпуска медной монеты с целью постепенной замены серебряных пятаков. В середине февраля 1727 Татищев был назначен третьим членом Московской монетной конторы, получив задачу наладить работу отечественных монетных дворов, находившихся в жалком состоянии. Очень быстро Василий Никитич зарекомендовал себя на новом месте знающим специалистом. Первым делом он озаботился созданием эталонов - изготовленные под его личным контролем гири стали самыми точными в стране. Затем, дабы затруднить жизнь фальшивомонетчикам, Татищев улучшил чекан монет. На Яузе по его предложению создали плотину и установили водяные мельницы, что в несколько раз повысило производительность трех столичных монетных дворов. Также ученый настаивал на установлении десятеричной денежной системы, позволявшей упростить и унифицировать конвертирование и обращение денег, но это и ряд других его предложений так и не были поддержаны.
После смерти Екатерины I (в мае 1727) и Петра II (в январе 1730) в стране остро встала проблема престолонаследия. Члены Верховного тайного совета («верховники») под руководством Голицына и князей Долгоруковых приняли решение на определенных условиях, названных «Кондициями», пригласить на российский престол дочь Ивана V, Анну Иоанновну. Условия, к слову, заключались в отказе императрицы принимать ключевые решения без согласия восьми членов Верховного совета. Однако дворяне в своем большинстве восприняли «Кондиции» как узурпацию власти членами Верховного совета. Одним из самых активных участников происходящих событий оказался Татищев, который в 1720-ые годы сблизился с князем Антиохом Кантемиром и архиепископом Феофаном Прокоповичем, ярыми сторонниками самодержавия. Сам историк находился в натянутых отношениях с Долгоруковыми, набравшими силу при Петре II, и потому долго колебался. В конце концов, он явился автором некоего компромиссного прошения, 25 февраля 1730 года поданного императрице. Депутация дворян, признавая законность самодержавия, предложила учредить новый орган власти в составе 21 человека, избранного на дворянском съезде. Также выдвигался ряд мер для облегчения жизни разных классов населения страны. Челобитная, зачитанная Татищевым, Анне Иоанновне не понравилась, однако ей все же пришлось подписать ее. После этого царица велела порвать «Кондиции».
К сожалению, вследствие абсолютистской агитации, никаких перемен в государственном строе так и не произошло, и весь проект Татищева пропал втуне. Единственным положительным результатом стало то, что новое правительство отнеслось к Василию Никитичу благосклонно - он исполнял роль обер-церемониймейстера во время коронации Анны Иоанновны в апреле 1730, получил деревни с тысячью крепостных, был удостоен звания действительного статского советника. Кроме того, Василий Никитич занял пост «главного судьи» в столичной монетной конторе, тем самым получив возможность оказывать влияние на финансовую политику в России. Однако все это были только иллюзии. Место одного из глав учреждения, где «пеклись» деньги, относилось к тем «кормушкам», за которые надлежало расплачиваться. Очень скоро Татищев, не боящийся вступать в конфликты с сильными мира сего, крепко поссорился с Бироном - влиятельным фаворитом Анны Иоанновны, отличавшимся своим открытым требованием мзды от чиновников и царедворцев.
Василий Никитич же не пожелал с этим мириться. Вскоре ему пришлось вести отчаянную борьбу за сохранение своей хлопотной и не слишком высокой должности. Из-за событий 1730 года финансовая обстановка в России резко ухудшилась, задержки с выплатой зарплат чиновникам приобрели ужасающий характер, обрекая их перейти на старую систему «кормлений», то есть заставляя брать у населения взятки. Подобная система фавориту императрицы, занимавшемуся казнокрадством, была кранее выгодна - неугодного чиновника при случае всегда можно было обвинить во взяточничестве.
Впрочем, какое-то время Татищева терпели - как специалиста заменить его было некем. Дело на него завели лишь в 1733 году, а поводом стала операция по изъятию неполноценных серебряных монет из оборота - доходы купцов, осуществлявших эту операцию, якобы значительно превзошли доходы казны. Лично Василию Никитичу вменялась в вину взятка с «компанейщиков» в три тысячи рублей, к слову, мизерная сумма при масштабах хищений в стране и оборотах монетной конторы. Сам же Татищев считал причиной отрешения его от должности поданный им Анне Иоанновне проект об устройстве училищ и популяризации наук. На тот момент в России обучалось лишь 1850 человек, на которых тратилось 160 тысяч (!) рублей. Василий Никитич предложил новый порядок обучения, увеличивающий количество учащихся до 21 тысячи, сокращая при этом траты на их обучение на пятьдесят тысяч рублей. Разумеется, расставаться с таким выгодным кормлением никто не желал, и поэтому Татищев был отправлен в ссылку на Урал «для смотрения над казенными и партикулярными рудными заводами».
На новое место службы Василий Никитич отправился весной 1734. На Урале он провел три года и за это время организовал строительство семи новых заводов. Его стараниями на местных предприятиях начали внедряться механические молоты. Он развернул активную борьбу с проводившейся политикой преднамеренного доведения государственных заводов до бедственного положения, служившего основанием для их передачи в частные руки. Также Татищев разработал Горнозоводской устав и, несмотря на протесты промышленников, внедрил его в практику, заботился о развитии в области лечебного дела, ратуя за бесплатную медицинскую помощь заводским работникам. Кроме того он продолжил начатые еще в 1721 году мероприятия по созданию школ для детей мастеровых, что снова вызвало негодование заводчиков, использовавших детский труд. В Екатеринбурге им была создана горная библиотека, а покидая Уральский край, Василий Никитич оставил ей почти всю свою коллекцию - более тысячи книг.
В 1737 Татищев подготовил и отправил в Академию наук и Сенат собственноручно разработанную им инструкцию для геодезистов, ставшую, по существу, первой географо-экономической анкетой. Ученый просил разрешения разослать её по городам страны, однако получил отказ, и уже самостоятельно отправил её в крупные города Сибири. Копии ответов на инструкцию Василий Никитич пересылал в Академию наук, где они ещё долго вызывали интерес историков, географов и путешественников. В анкете Татищева содержались пункты о местности и почве, зверях и птицах, растениях, количестве домашнего скота, промыслах обывателей, количестве фабрик и заводов и многое другое.
В мае 1737 Татищева отправили управлять Оренбургской экспедицией, то есть возглавить еще более неосвоенный край тогдашней Российской империи. Причиной тому стала его успешная работа по организации производства на Урале. За два года убыточные ранее предприятия начали приносить крупную прибыль, что стало сигналом для Бирона и его присных для того, чтобы приватизировать их. Другим лакомым куском для дельцов разного рода стали открытые в 1735 году на горе Благодать богатейшие месторождения. Формально перевод Василия Никитича в Самару - «столицу» Оренбургской экспедиции - обставили как повышение, Татищеву дали чин генерал-поручика и пожаловали в тайные советники.
На новом месте государственный деятель столкнулся с множеством серьезнейших проблем. Целью Оренбургской экспедиций было обеспечить присутствие русских в Средней Азии. Для этого на заселенных казаками и башкирами землях создавалась целая сеть крепостей. Однако вскоре башкиры, сохранявшие практически полное самоуправление, расценили мероприятия русских как покушение на их права и подняли в 1735 году крупное восстание, которое подавлялось с крайней жестокостью. Василий Никитич, управляя в это время заводами на Урале, принимал по долгу службы участие в усмирении башкирских земель, примыкавших к его владениям, и вынес из этого определенный урок - с башкирами нужно договариваться по-хорошему. Возглавив Оренбургскую экспедицию, Татищев предпринял меры по замирению башкирской аристократии - отпускал пленных домой под «честное слово», миловал прибывших с повинной. Лишь один раз он дал добро казнить двух предводителей, однако сам об этом потом пожалел - расправа над ними только спровоцировала очередной бунт. Также Василий Никитич пытался пресечь мародерство военных и злоупотребления русских чиновников. Все его миротворческие шаги не принесли заметных плодов - башкиры продолжали бунтовать. В Санкт-Петербурге Татищева обвинили в «мягкотелости», и Бирон дал жалобам ход. Историк вновь попал под суд за взяточничество и злоупотребления, потеряв при этом все свои чины. По прибытии в Северную столицу в мае 1739 он отсидел некоторое время в Петропавловской крепости, а затем был взят под домашний арест. Ничего существенного, разумеется, отыскать на него не удалось, однако дело так и не закрыли.
Как ни удивительно, затягивание с расследованием спасло Татищева от гораздо более крупных неприятностей. В апреле 1740 арестовали Артемия Волынского - кабинет-министра, вознамерившегося конкурировать с немецкой кликой, управлявшей Россией от имени императрицы. Подобная участь постигла и участников его кружка, обсуждавших насущные проблемы общественной жизни. От некоторых из них Василий Никитич получал в пользование древние рукописи, с другими находился в постоянной переписке. В этом сходе интеллектуалов авторитет его был непререкаем. В частности, сам Волынский, написав «Генеральный план о поправлении государственных внутренних дел», выражал надежду, что труд его способен угодить «даже Василию Татищеву». К счастью, ни Волынский, ни его конфиденты не выдали своего единомышленника. Казнили их в июле 1740.
А в октябре этого же года скончалась Анна Иоанновна, завещав престол двухмесячному внучатому племяннику. Регентом был назначен Бирон, которого 9 ноября 1740 арестовал фельдмаршал Христофор Миних. Регентшей вместе него стала мать императора-младенца Анна Леопольдовна, а реальная власть оказалась в руках Андрея Остермана. Он посоветовал Татищеву подтвердить предъявляемые ему обвинения, обещая полное прощение. Больной и измученный Василий Никитич дал согласие на это унижение, но к улучшению его положения это не привело. Оставаясь подследственным, он в июле 1741 получил новое назначение - возглавить Калмыцкую комиссию, занимавшуюся вопросами обустройства калмыков, ставших в 1724 году подданными России.
С этим народом, исповедовавшим буддизм, историк столкнулся еще в 1738 - для крещеных калмыков он основал город Ставрополь (ныне Тольятти). Основная же часть их жила близ Астрахани, и традиционно враждовала с татарами, постоянно совершая на них набеги. Помимо этого, они сами были разделены на два клана, ведшие нескончаемые усобицы, в ходе которых тысячи простых калмыков либо уничтожались физически, либо продавались в рабство в Персию и Турцию. Использовать силу Василий Никитич не мог - войск под его руководством не имелось, а средства на представительские расходы выделялись Коллегией иностранных дел нерегулярно и мало. Поэтому Татищеву оставалось лишь договариваться, устраивать бесконечные встречи, дарить подарки, зазывать враждующих князьков в гости. Толку от подобной дипломатии было мало - калмыцкая знать не выполняла договоры и по нескольку раз на день меняла точку зрения на многие вопросы.
В 1739 Татищев закончил первый вариант «Истории», сложенной «на древнем наречии». Свои труды он создавал урывками, в свободное от чрезвычайно насыщенной административной деятельностью время. К слову, «История Российская» стала величайшим научным подвигом Василия Никитича, вобрав в себя огромное количество уникальнейших сведений, до сих пор не утративших значения. Современным историкам оценить труд Татищева в полной мере довольно сложно. Нынешнее изучение древнерусских текстов, основывается на результатах более чем двухвекового исследования летописей, выполненных многими поколениями лингвистов, источниковедов и историков. Однако в первой половине восемнадцатого века подобного инструментария не было совсем. Сталкиваясь с непонятными словами, Татищеву приходилось лишь догадываться, что конкретно они означают. Разумеется, он ошибался. Но удивительно то, что этих ошибок оказалось не так уж много. Василий Никитич постоянно переписывал свои тексты, поскольку постоянно отыскивал все новые и новые летописи, а также набирался опыта, постигая смысл ранее не понятых фрагментов. Из-за этого различные варианты его трудов содержат в себе противоречия и разноречия. Позднее это стало основанием для подозрений - Татищева обвиняли в фальсификации, домысливаниях, подтасовках.
Большие надежды Василий Никитич связывал с Елизаветой Петровной, пришедшей к власти в ноябре 1741 после дворцового переворота. И хотя ненавидевшие его немцы были отстранены от власти, все это никак не отразилось на положении Татищева. В ближайшее окружение императрицы вошли бывшие «верховники» и члены их семей, считающие историка одним их виновных в постигшей их опале. Оставаясь по-прежнему на положении подследственного, Василий Никитич в декабре 1741 был назначен на пост губернатора Астрахани, не получив при этом соответствующих полномочий. Совсем больной он старался по мере сил улучшить ситуацию в губернии, однако, не имея поддержки из столицы, существенно изменить обстановку не мог. В итоге, Татищев попросил отставки по болезни, но вместо этого было возобновлено следствие по его «делу». Раскопать что-нибудь новое дознаватели не сумели, и в августе 1745 Сенат постановил взыскать с Татищева штраф, придуманный еще следователями Бирона, в 4616 рублей. После этого он был отправлен под домашний арест в одну из своих деревень.
Остаток своей жизни Василий Никитич провел в селе Болдино в Подмосковье, находясь под неусыпным надзором солдат. Здесь он, наконец, обрел возможность подытожить свою научную деятельность, дополнить и пересмотреть свои рукописи. Кроме того неугомонный старик занимался лечением местных крестьян, вел активную переписку с Академией наук, безуспешно пытаясь опубликовать свою «Историю», а также отправил на самый верх две записки - о бегстве крепостных и о проведении переписи населения. Содержание их выходило далеко за рамки заявленных тем. Согласно легенде за два дня до смерти Татищев отправился на кладбище и подыскал место для могилы. На следующий день к нему якобы прибыл курьер с орденом Александра Невского и письмом о его оправдании, однако Василий Никитич возвратил награду как уже ненужную. Скончался он 26 июля 1750 года.
Памятник В. Н. Татищеву в Тольятти
После себя Татищев - человек энциклопедических знаний, постоянно занимавшийся самообразованием - оставил массу рукописей, касающихся самых различных областей знаний: металлургии и горного дела, денежного обращения и экономики, геологии и минералогии, механики и математики, фольклора и лингвистики, права и педагогики и, конечно же, истории и географии. Куда бы судьба ни забрасывала его, он не прекращал занятий историей, с большим вниманием изучал те края, в которых ему приходилось жить. Первый том «Истории Российской», подготовленный Герардом Миллером, вышел в свет в 1768 году, однако даже в настоящее время изданы далеко не все работы этого выдающегося человека. К слову, первой и единственной (!) прижизненной публикацией Василия Никитича стала работа «О мамонтовой кости». Она вышла в Швеции в 1725 и там же была переиздана спустя четыре года, поскольку вызвала огромный интерес. И немудрено - она явилась первым научным описанием останков ископаемого слона. Стоит также добавить, что сын этого великого человека оказался равнодушен к памяти и заслугам своего отца. Доставшиеся по наследству бумаги Евграф Татищев хранил крайне небрежно, и из огромного собрания рукописей и книг многое истлело и стало нечитаемым.
По материалам книги А.Г. Кузьмина «Татищев»
Ctrl Enter
Заметили ошЫ бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Энциклопедичный YouTube
1 / 5
✪ Историк Василий Татищев (рассказывает Сергей Перевезенцев)
✪ Украинцы, русские и В Н Татищев
✪ Русская версия. "Битва за историю " (2006) 1(6)
✪ Пермь История в лицах Татищев Основание завода и начало Перми 2006
✪ 21 Старец Филофей
Субтитры
Биография
Василий Никитич Татищев родился 19 (29) апреля года в поместье своего отца, Никиты Алексеевича Татищева (умер в 1706 году), в Псковском уезде .
Татищевы происходили от семьи Рюриковичей , точнее - от младшей ветви князей смоленских . Род утратил княжеский титул. Отец Василия Никитича с 1678 года числился в государевой службе московским «жильцом» и первое время не имел никаких земельных владений, однако в 1680 году ему удалось получить поместье умершего дальнего родственника в Псковском уезде. В 1693 году сыновья Никиты Алексеевича, десятилетний Иван и семилетний Василий, были пожалованы в стольники и служили при дворе царя Ивана Алексеевича до его смерти в 1696 году. В дальнейшем братья жили, вероятно, в отцовском поместье - до начала 1704 года. 25 июня 1705 году братья написали сказку в Разрядном приказе , в которой преуменьшили свой возраст (Иван на 4 года, Василий на 2 года), благодаря чему отстояли льготу по освобождению от службы до 1706 года. В 1706 году они были зачислены в Азовский драгунский полк. 12 августа 1706 года оба брата, произведённые в поручики, в составе вновь сформированного драгунского полка Автонома Иванова отправились из Москвы на Украину, где приняли участие в военных действиях. В. Н. Татищев сражался и в битве под Полтавой , где был ранен, по его собственным словам, «подле государя». В 1711 году Татищев участвовал в Прутском походе .
В 1712-1716 годах, подобно многим молодым дворянам, Татищев совершенствовал своё образование за границей, но не во Франции и Голландии, как большинство, а в Германии. Он побывал в Берлине , Дрездене , Бреславле , приобрёл множество дорогостоящих книг по всем отраслям знания. Известно, что Татищев обучался преимущественно инженерному и артиллерийскому делу, поддерживал связь с генерал-фельдцейхмейстером Яковом Вилимовичем Брюсом и выполнял его поручения. В перерывах между заграничными поездками Татищев занимался делами имения. Летом 1714 года он женился на молодой вдове Авдотье Васильевне Андреевской.
5 апреля 1716 года Татищев присутствовал на «генеральном смотре» петровской армии, после которого по желанию Брюса был переведён из кавалерии в артиллерию. 16 мая 1716 года Татищев выдержал экзамен и был произведён в инженер-поручики артиллерии. В 1717 году Татищев находился в действующей армии под Кёнигсбергом и Данцигом , занимаясь приведением в порядок изрядно запущенного артиллерийского хозяйства. После прибытия 18 сентября 1717 года под Данциг Петра I Татищев вмешался в историю с контрибуцией в 200 тысяч рублей, которую уже целый год никак не мог выплатить здешний магистрат. Пётр I заинтересовался имевшейся в городе картиной «Страшный суд», которую бургомистр приписывал кисти просветителя славян Мефодия и предлагал царю в счёт контрибуции, оценивая в 100 тысяч рублей. Пётр I готов был принять картину, оценив её в 50 тысяч, но Татищев сумел отговорить царя от убыточной сделки, вполне обоснованно оспорив авторство Мефодия.
В 1718 году Татищев участвовал в организации переговоров со шведами на Аландских островах . Именно Татищев обследовал острова в конце января - начале февраля 1718 года и выбрал для проведения мирного конгресса деревню Варгад; здесь русские и шведские дипломаты впервые встретились 10 мая. В силу ряда причин многомесячные переговоры не завершились подписанием мирного договора. Русская делегация покинула Варгад 15 сентября, Татищев уехал несколько раньше.
По возвращении в Петербург Татищев продолжал служить под началом Брюса , который при учреждении 12 декабря 1718 года Берг-коллегии был поставлен во главе этого учреждения. В 1719 году Брюс обратился к Петру I , обосновывая необходимость «землемерия» всего государства и составления подробной географии России. Татищев должен был стать исполнителем этой работы (в письме к Черкасову от 1725 года сам Татищев говорит, что был определён «к землемерию всего государства и сочинению обстоятельной географии с ландкартами» ). Однако в начале 1720 года Татищев получил назначение на Урал и с этого времени практически не имел возможности заниматься географией. Кроме того, уже на подготовительном этапе к составлению географии Татищев увидел необходимость в исторических сведениях, быстро увлёкся новой темой и в дальнейшем собирал материалы уже не для географии, а для истории.
Освоение Урала. Промышленник и экономист
В 1720 году новое поручение оторвало Татищева от его историко-географических работ. Он был послан «в Сибирской губернии на Кунгуре и в прочих местах, где обыщутся удобные места, построить заводы и из руд серебро и медь плавить» . Ему приходилось действовать в стране малоизвестной, некультурной, издавна служившей ареной для всяких злоупотреблений.
Объехав вверенный ему край, в ночь с 29 на 30 декабря 1720 года Василий Никитич прибывает на Уктусский Завод . Татищев поселился не в Кунгуре , а в Уктусском заводе , где и основал управление, названное вначале Горной канцелярией, а потом Сибирским высшим горным начальством. Во время первого пребывания Татищева на уральских заводах он успел сделать весьма многое: основал Екатеринбургский завод на реке Исеть и там положил начало нынешнего Екатеринбурга , выбрал место для строительства медеплавильного завода около деревни Егошиха , тем самым положив начало городу Перми , добился дозволения пропускать купцов на Ирбитскую ярмарку и через Верхотурье , а также заведения почты между Вяткой и Кунгуром.
При заводах открыл две начальные школы, две - для обучения горному делу , выхлопотал учреждение особого судьи для заводов, составил инструкцию для оберегания лесов, проторил новую, более короткую дорогу от Уктусского завода к Уткинской пристани на Чусовой и т. д.
Меры Татищева вызвали неудовольствие Демидова , видевшего подрыв своей деятельности в учреждении казённых заводов. Для расследования споров на Урал послан был Г. В. де Геннин , нашедший, что Татищев во всём поступал справедливо. Он был оправдан, в начале 1724 года представлялся Петру, был произведён в советники Берг-коллегии и назначен в сибирский обер-бергамт.
Ответы на инструкцию во многом послужили основой для его работы «Введение к историческому и географическому описанию Великороссийской империи, часть первая: как древнее так и нынешнее состояние того великого государства и обитающих в нем народов и другие к ведению принадлежащие обстоятельства по возможности и на первый случай к сочинению исправнейшей и обстоятельнейшей истории вновь собрана и описана». Копии ответов Татищев пересылал в Академию наук, где ещё долго привлекали внимание исследователей истории, географии и естествознания. В анкете Татищева содержались такие пункты:
«Где есть знатные и высокие горы? Каких где больше зверей и птиц водится? Каких родов хлеба сеют больше, плодовито ли выходят? Какого больше скота содержат? У обывателей какие есть промыслы? Какие где по городам или по селам фабрики и рудные заводы? Где есть усолья, сколько солеварен? По великим рекам и берегам и островам морей и знатных озер, где есть оброчные рыбные ловли и какие рыбы больше ловятся?..»
Впервые собиралась информация о почвах: «Какие природою те земли, плодоносные ль, яко черные с песком, или иловатые, глинистые, песчаные, каменистые, мокротные и болотные, но сие случается, что в одном уезде не одинаково, и для того можно по местам описать, смотря на большую часть того уезда». Интересовали Татищева и окаменелости: «Нет ли каких окаменелых вещей, или при реках обретенных, яко: разных видов раковины, рыбы, деревья и травы или в каменьях особливые изображения…»
Казни
Начиная с 1725 года приписные солдаты Екатеринбургского завода подавляют восстания Камышловской, Пышминской и других слобод.
В декабре 1734 года Татищев узнал о подозрительном поведении сосланного в Нерчинск по делу князя Долгорукова Егора Столетова, бывшего когда-то приближённым Монса : на него донесли, что он, сославшись на нездоровье, не присутствовал в церкви на заутрене в день именин императрицы Анны Иоанновны . Татищев увидел в этом политическую подоплёку и усердно приступил к расследованию с применением пыток (подвешивания на дыбе). Поначалу его рвения не оценили (в донесении от 22 августа 1735 г. он сам писал, что получил указ, в котором было написано, что он «в розыски важных дел вступил, в которые бы вступать не надлежало»), однако в итоге Столетов под пытками признался в замышлении заговора («не токмо о вашем [Анны Иоанновны] здравии молиться не хотел, или молился притворно, но и весьма того не желал», «желал и надеялся быть цесаревне (Елизавете) на престоле»), оговорил вместе с собой ещё много людей, был переведён в тайную канцелярию, там запытан почти до смерти и в конце концов казнён .
Татищев занимался также и религиозными делами. 20 апреля 1738 был казнён Тойгильда Жуляков за то, что, перейдя в христианство, вернулся затем обратно в ислам [ ] . Текст приговора гласил: «По ея императорского величества и по определению его превосходительства тайного советника Василия Никитича Татищева велено тебя, татарина Тойгильду, за то, что ты, крестясь в веру греческого исповедования, принял паки махометанский закон и тем не только в богомерзкое преступление впал, но яко пес на свои блевотины возвратился и клятвенное своё обещание, данное при крещении, презрел, чем богу и закону его праведному учинил великое противление и ругательство,- на страх другим таковым, кои из махометанства приведены в христианскую веру, при собрании всех крещеных татар велено казнить смертию - сжечь» . Сам В. Н. Татищев на казни не присутствовал, ибо находился в тот момент в Самаре .
Также в том числе за обратный переход в ислам была казнена сожжением на костре Кисябика Байрясова (Катерина) . По справке екатеринбургской полиции, в первый раз она бежала 18 сентября 1737 года с дворовой девкой вдовы питейного откупщика Петра Перевалова, во второй раз - 23 сентября того же года с дворовой женкой секретаря Канцелярии Главного правления заводов Ивана Зорина. В третий раз бежала в сентябре 1738 года. В Канцелярии Главного правления заводов было вынесено определение от 8 февраля 1739 года:
Определили: оной татарке за три побега и что она, будучи в бегах, крещеная обасурманилась, учинить смертную казнь - сожечь. Токмо, не учиня оного, писать к тайному советнику В. Н. Татищеву и ожидать на то указа. Вышеписанное представление учинить к генерал-майору Леонтью Яковлевичу Соймонову, ибо из неполученных от тайного советника указов видно, что он в Петербург отбыл .
29 апреля 1739 года письмо Соймонова было получено в Екатеринбурге. 30 апреля смертный приговор «по указу генерал-майора Л. Я. Соймонова» был утверждён в Канцелярии (Л. Угримов, поручик Василий Ближевской). 1 мая Угримов известил письмом генерала Соймонова: «Ныне по силе оного Вашего превосходительства ордеру с нею того ж апреля 30 числа уже учинено» .
Политическая деятельность при воцарения Анны Иоанновны и в её царствование
На этой должности его застал политический кризис 1730 года. По поводу воцарения Анны Иоанновны Татищевым была составлена записка, подписанная 300 чел. из шляхетства. Он доказывал, что России, как стране обширной, более всего соответствует монархическое управление, но что все-таки «для помощи» императрице следовало бы учредить при ней сенат из 21 члена и собрание из 100 членов, а на высшие места избирать баллотировкою . Здесь же предлагались разные меры для облегчения положения разных классов населения.
Вследствие абсолютистской агитации гвардия не пожелала перемен в государственном строе, и весь этот проект остался втуне; но новое правительство, видя в Татищеве врага верховников, отнеслось к нему благосклонно: он был обер-церемониймейстером в день коронации Анны Иоанновны . Став главным судьёй монетной конторы, Татищев начал деятельно заботиться об улучшении русской монетной системы.
В 1731 году у Татищева начались недоразумения с Бироном , приведшие к тому, что он был отдан под суд по обвинению во взяточничестве. В 1734 году Татищев был освобожден от суда и снова назначен на Урал , «для размножения заводов». Лично участвовал в пытках заключённых по «слову и делу государеву». Ему же поручено было составление горного устава.
Пока Татищев оставался при заводах, он своей деятельностью приносил много пользы и заводам, и краю: при нём число заводов возросло до 40; постоянно открывались новые рудники, и Татищев считал возможным устроить ещё 36 заводов, которые открылись лишь через несколько десятилетий. Между новыми рудниками самое важное место занимала указанная Татищевым гора Благодать .
Правом вмешательства в управление частных заводов Татищев пользовался весьма широко и тем не раз вызывал против себя нарекания и жалобы. Вообще, он не был сторонником частных заводов, не столько из личной корысти, сколько из сознания того, что государству нужны металлы, и что добывая их само, оно получает более выгоды, чем поручая это дело частным людям.
В 1737 году Бирон, желая отстранить Татищева от горного дела, назначил его в Оренбургскую экспедицию для окончательного усмирения Башкирии (см.Башкирские восстания (1735-1740)) и устройства управления башкир. Здесь ему удалось провести несколько гуманных мер: например, он выхлопотал, чтобы доставление ясака было возложено не на ясачников и целовальников, а на башкирских старшин.
В январе 1739 года Татищев приехал в Петербург , где устроена была целая комиссия для рассмотрения жалоб на него. Его обвиняли в «нападках и взятках», неисполнительности и т. п. Есть возможность допустить, что в этих нападках была доля истины, но положение Татищева было бы лучше, если бы он ладил с Бироном.
Комиссия подвергла Татищева аресту в Петропавловской крепости и в сентябре 1740 года приговорила его к лишению чинов. Приговор, однако, не был исполнен. В этот тяжёлый для Татищева год он написал своё наставление сыну - известную «Духовную».
Последние годы. Написание «Истории»
Падение Бирона вновь выдвинуло Татищева: он был освобождён от наказания и в 1741 году назначен в Астрахань управлять Астраханской губернией , главным образом для прекращения беспорядков среди калмыков . Отсутствие необходимых военных сил и интриги калмыцких владетелей помешали Татищеву добиться чего-либо прочного. Когда вступила на престол Елизавета Петровна , Татищев надеялся освободиться от калмыцкой комиссии, но это ему не удалось: он был оставлен на месте до 1745 года , когда его из-за несогласий с наместником отставили от должности. Приехав в свою подмосковную деревню Болдино, Татищев уже не оставлял её до смерти. Здесь он заканчивал свою историю, которую в 1732 году привозил в Петербург, но к которой не встретил сочувствия. Сохранилась обширная переписка, которую вёл Татищев из деревни.
Накануне смерти Татищев поехал в церковь и велел туда явиться мастеровым с лопатами. После литургии он пошёл со священником на кладбище и велел рыть себе могилу возле предков. Уезжая, он просил священника на другой день приехать причастить его. Дома он нашёл курьера, который привёз указ, прощавший его, и орден Александра Невского . Он вернул орден, сказав, что умирает. На другой день, 15 (26) июля г., он причастился, простился со всеми и умер. Похоронен на Рождественском погосте (совр. Солнечногорский р-н).
На саркофаге В. Н. Татищева, вновь открытом в середине 1970-х Е. В. Ястребовым, географом и историком, а позже в 1985 г. Г. З. Блюминым, обнаружена надпись: «Василий Никитич Татищев родился 1686 года… вступление в службу 1704 года…, генерал-бергмейстер заводов 1737 года. Тайный советник, и в том чину был в Оренбурге и в Астрахани губернатором. И в том чину … в Болдино 1750 года скончался июля 15 дня» .
- Евпраксия Васильевна Татищева ( -). Супруг
- Михаил Андреевич Римский-Корсаков ( -), поручик лейб-гвардии Семёновского полка , с 1733 года - в отставке.
- Мария Михайловна Римская-Корсакова (9 января -6 августа ). Супруг - Михаил Петрович Волконский (по линии Ивана Фёдоровича Волконского Чермного). Во втором браке - за Степаном Андреевичем Шепелевым.
- Пётр Михайлович Римский-Корсаков ( -). Супруга - Пелагея Николаевна Щербатова ( -).
- Александр Михайлович Римский-Корсаков ( -25 мая ), генерал от инфантерии, член Государственного совета .
- Евграф Васильевич Татищев ( -), действительный статский советник. Воспитывался дома, где получил первоначальное образование под руководством отца. В 1732 принят кадетом в Сухопутный шляхетный корпус, в 1736 выпущен в армию солдатом. Служил сначала в Пермском драгунском полку, в 1741 году произведён в секунд-майоры и переведён в Низовые полки с прикомандированием к Калмыцкой экспедиции, бывшей под начальством его отца. С 1751 года в чине премьер-майора был в Нарвском пехотном полку, с 1758 года - подполковник Ростовского пехотного полка. 18 декабря 1758 года произведён в полковники, а с 25 декабря 1764 года переведён в гражданскую службу с переименованием в статские советники. Вскоре вышел в отставку и поселился в Москве. , Супруга - Прасковья Михайловна Зиновьева. Вторая жена - Наталья Ивановна Черкасова. Третья жена - Аграфена Федотовна Каменская ( -)
Философские взгляды
Вся литературная деятельность Татищева, включая и труды по истории и географии, преследовала публицистические задачи: польза общества была его главною целью. Татищев был сознательным утилитаристом. Мировоззрение его изложено в его «Разговоре двух приятелей о пользе наук и училищ». Основной идеей этого мировоззрения была модная в то время идея естественного права, естественной морали, естественной религии, заимствованная Татищевым у Пуфендорфа и Вальха . Высшая цель, или «истинное благополучие», по этому воззрению, заключается в полном равновесии душевных сил, в «спокойствии души и совести», достигаемом путём развития ума «полезною» наукою. К последней Татищев относил медицину, экономию, законоучение и философию.
При этом скептики (Пештич, Лурье, Толочко) подчеркивают, что это не свидетельствует о научной недобросовестности (во времена Татищева понятий о научной этике и правилах писания исторического исследования ещё не было) или сознательной мистификации читателя, а скорее как раз отражает именно выдающуюся самостоятельную исследовательскую, отнюдь не «бесхитростно летописную» деятельность историка: дополнительные «известия» - это, как правило, отсутствующие в источниках логические звенья, реконструированные автором, иллюстрации его историографических и философских концепций и т. п. Дискуссия вокруг «татищевских известий» продолжается.
В 2005 г. А. П. Толочко издал объёмную монографию, посвящённую знаменитому историческому труду В. Н. Татищева. Здесь отвергается достоверность всех без исключения «татищевских известий», не имеющих соответствия в летописях, дошедших до наших дней. Доказывается, что даже ссылки на источники у Татищева последовательно мистифицированы. С точки зрения А. П. Толочко, все реально использовавшиеся Татищевым источники сохранились и хорошо известны современным исследователям.
Другие сочинения
Кроме основного труда и упомянутого выше разговора, оставил большое количество сочинений публицистического характера: «Духовная», «Напоминание на присланное расписание высоких и нижних государственных и земских правительств», «Рассуждение о ревизии поголовной» и другие.
«Духовная» (изд. 1775) даёт подробные наставления, обнимающие всю жизнь и деятельность человека (помещика). Она трактует о воспитании, о разных родах службы, об отношениях к начальству и подчинённым, о семейной жизни, управлении имением и хозяйством и тому подобное.
В «Напоминании» излагаются взгляды Татищева на государственное право, а в «Рассуждении», написанном по поводу ревизии 1742 года, указываются меры к умножению доходов государственных.
Незавершённый толковый словарь (до слова «Ключник») «Лексикон российской исторической, географической, политической и гражданской» (1744-1746 годы) охватывает широкий спектр понятий: географические названия, военное дело и флот, административно-управленческая система, религиозные вопросы и церковь, наука и образование, народы России, законодательство и суд, классы и сословия, торговля и средства производства, промышленность, строительное дело и архитектура, деньги и денежное обращение. Впервые опубликован в 1793 году . (М.: Горное училище, 1793. Ч. 1-3).
Издания трудов
- Татищев В. Н. Избранные труды по географии России / Под редакцией, со вступительной статьёй и комментариями А. И. Андреева ; Оформление художника В. В. Осокина. - М. : Географгиз, 1950. - 248, с. - 10 000 экз. (в пер.)
Увековечение памяти
Населённые пункты
- Имя Татищева увековечено в названиях нескольких населённых пунктов в Оренбургской , Самарской , Саратовской областях.
Улицы
- Улица Татищева есть в Астрахани , Екатеринбурге , Челябинске , Москве , Калининграде , Бурибае .
- Бульвар Татищева в Тольятти .
Памятники
- В сентябре 2003 года перед зданием Солнечногорского краеведческого музея установлен памятник В. Н. Татищеву - бюст на гранитной полированной колонне.
- В Екатеринбурге установлен памятник В. Татищеву и В. де Геннину .
- В Тольятти установлен памятник Татищеву .
- К 280-летию Перми в 2003 году в историческом месте (Разгуляйский сквер - теперь сквер им. Татищева) установлен памятник В. Н. Татищеву - основателю города.
- В вестибюле Волжского Университета имени Татищева (Тольятти) установлена скульптора В. Н. Татищева.
Прочее
Примечания
- идентификатор BNF : платформа открытых данных - 2011.
- Корсакова В. // Русский биографический словарь : в 25 томах. - СПб. - М. , 1896-1918.
- Захаров А. В. Открывая новые страницы о юности В. Н. Татищева (по документам Разрядного приказа) // Труды Государственного Эрмитажа. Т. 43. СПб., 2008. С. 122-127. (Там же опубликована сказка 1705 г.)
- Вернадский В. И. Труды по истории науки в России. М.: Наука, 1988. 464 с.
- Гнучева В.Ф. Географический департамент Академии Наук XVIII века // Труды Архива АН СССР. - М.; Л.: Издательство АН СССР, 1946. - Вып. 6 . - С. 446 .
- Фрадкин Н.Г. Академик И.И. Лепехин и его путешествия по России в 1768-1773 гг.. - М. : Геогиз, 1953. - 221 с.
- Егор Столетов, 1716-1736: Рассказ из истории Тайной канцелярии // Русская старина. Т. 8. СПб., 1873. С. 1-27. - http://do1917.info/node/55 , http://do1917.info/sites/default/files/user11/pdf/1873russtarina8%281%29.pdf
- Логинов Олег. Уральская преступность. Первые разбойники на Среднем Урале.//«Ведомости: Урал», июнь 2011.
- Ракитин А. И. «Загадочные преступления прошлого». - 2001.
- Шакинко И. М. Василий Татищев. М., 1986. С. 185-186.
Василия Татищева по праву именуют одним из отцов российской исторической науки, он - автор первой "Истории Российской с древнейших времен", являющегося одним из самых значительных трудов за всё время существования российской историографии. Монументальна, блестяще и доступно написанная, эта книга о хватывает историю нашей страны с древнейших времен - и вплоть до царствования Федора Михайловича Романова. Особая же ценность произведения Татищева в том, что история России в нём представлена во всей полноте, и не только в военно-политических аспектах , но и в религиозных, культурных, бытовых. Личность Василия Никитича - одна из самых гигантских в российской истории. Государственный деятель, дипломат, экономист, горный инженер, географ, естествоиспытатель, этнограф, историк, собиратель древностей, археолог, лингвист, публицист, философ, просветитель.
ВАСИЛИЙ ТАТИЩЕВ - русский историк и государственный деятель - одился 29 апреля 1686 года в Пскове в знатной дворянской семье. Семи лет от роду его пожаловали в стольники и взяли ко двору царя Ивана Алексеевича, с женой которого Прасковьей Федоровной (урожденной Салтыковой) Татищевы находились в родстве. Придворная «служба» продолжалась до смерти в 1696 царя Ивана Алексеевича, после чего Татищев покинул двор. В документах отсутствуют свидетельства об учебе Татищева в школе. В 1704 юноша был зачислен в Азовский драгунский полк и прослужил в армии 16 лет, оставив ее накануне окончания Северной войны со шведами. Участвовал во взятии Нарвы, в Полтавской битве, Прутском походе Петра I против турок.
Автограф Василия Никитича Татищева.
В конце 1712 Татищев был послан в Германию, где пробыл с перерывами 2,5 года, изучая фортификационное и артиллерийское дело, оптику, геометрию и геологию. Весной 1716 вернулся в Россию и был переведен в артиллерийский полк, выполнял специальные поручения начальника артиллерии русской армии Брюса и самого Петра I.
В 1720 был послан на Урал, где занимался организацией горнозаводской промышленности. С именами Татищева и крупного инженера-металлурга Генина связано основание Екатеринбурга и Ягошихинского завода, положившего начало г. Перми, геологическое и географическое изучение Урала. В 1724-1726 находился в Швеции, где надзирал за обучением русских юношей горному делу и изучал экономику и финансы. По возвращении Татищева назначили членом, затем главой Монетной конторы (1727-1733), занимавшейся чеканкой золотых, серебряных и медных денег (бумажные деньги - ассигнации появились в России в 1769).
В записках и представлениях на имя императрицы Екатерины I Татищев выступал за введение в России десятичной системы мер и весов, за упорядочение денежного обращения, увеличение доходов казны путем развития промышленности, внешней торговли, роста экспорта, а не чрезмерной эксплуатации монетной регалии. Тогда же написал общественно-политическое и философское произведение Разговор двух приятелей о пользе наук и училищ (1733). В 1734-1737 вторично был направлен руководить металлургической промышленностью Урала, затеял строительство новых железоделательных и медеплавильных заводов, поставив цель увеличить производство железа на одну треть. В Екатеринбурге начал работу над Общим географическим описанием всея Сибири, которое из-за отсутствия материалов оставил незавершенным, написав только 13 глав и план книги. Конфликт со ставленниками Бирона и недовольство местных влиятельных лиц, использовавших отдельные злоупотребления властью со стороны Татищева, привели к его отзыву, а затем отдаче под суд.
В последние годы жизни Татищев был начальником Оренбургской и Калмыцкой комиссий, астраханским губернатором. В 1745 из-за выявленных ревизией финансовых нарушений по прежней работе он был отстранен от должности губернатора и сослан в свое имение - сельцо Болдино Дмитровского уезда Московской губернии, где находился под домашним арестом до самой смерти.
Болдинский период жизни Татищева - самый плодотворный в научном отношении. Здесь ему удалось закончить первый русский энциклопедический словарь Российский исторический, географический и политический лексикон, в значительной степени завершить Историю Российскую, трудиться над которой он начал еще в бытность главой Монетной конторы (опубликована по рукописи Миллером в 1760-1780-х). Работая над Историей Российской, Татищев открыл для науки такие документальные памятники, как Русская Правда, Судебник Ивана Грозного, Книга Большого Чертежа, собрал богатейшие летописные материалы.
Труд Татищева по форме напоминал летопись, в которой в хронологической последовательности излагались события истории России с древнейших времен до 1577. Центральное место в изложении отводилось самодержавию. Периоды экономического процветания и могущества России, утверждал автор, всегда совпадали с «единовластительством». Переход к аристократии, феодальные усобицы в удельный период привели к подчинению Руси монголам, а ограничение царской власти в начале 17 в. - к разорению государства и отторжению значительных территорий шведами и поляками. Основной вывод Татищева: «Всяк может видеть, сколько монархическое правление государству нашему протчих полезнее, чрез которое богатство, сила и слава государства умножается, а через протчее умаляется и гинет».
http://tatischev.lit-info.ru/r…
ВасилийТатищев управлял горными заводами на Урале, его считают основателем Перми.
Памятник был отлит в Нижнем Тагиле по проекту пермского скульптора Анатолия Уральского. У становлен в Перми в июне 2003 года. С 2004 года началась традиция церемонии возложения венков ко Дню рождения Татищева.
Памятник Василию Никитичу Татищеву в основанном им городе-крепости Ставрополе (ныне город Тольятти) . Скульптор - Рукавишников Александр
Василий Никитич Татищев (1686 - 1750) - крупный русский государственный и военный деятель, ученый, первый русский историк.
Василий Никитич Татищев (1686 - 1750) - крупный русский государственный и военный деятель, ученый, первый русский историк.
Он родился под Псковом в небогатой, но родовитой дворянской семье - далекие предки Татищева были "природными Рюриковичами". В 1693 году, в возрасте семи лет вместе со своим десятилетним братом Иваном он был взят стольником ко двору царицы Прасковьи Федоровны, жены царя Ивана V Алексеевича, соправителя Петра I. В 1704 году Василий Никитич начал военную службу в драгунском полку, неоднократно участвовал в различных сражениях Северной войны, в том числе в Нарвской баталии, Полтавском сражении, Прутском походе. В 1712 году Татищев получил чин капитана и вскоре был отправлен за границу, как писали тогда "для присмотрения тамошняго военного обхождения". По возвращении, в 1716 году, его перевели в артиллерию, где он занимался инспекцией артиллерийских частей русской армии. В 1720 - 1722 гг. Татищев руководил государственными металлургическими заводами на Урале, основал города Екатеринбург и Пермь. В 1724 - 1726 гг. Василий Никитич изучал экономику и финансовое дело в Швеции, одновременно исполняя деликатное дипломатическое поручение Петра I, связанное с династическими вопросами. Вернувшись в Россию, 1727 - 1733 гг. Татищев возглавлял Московскую Монетную контору. В эти же годы он принимал активное участие в политической жизни страны, участвовал в событиях 1730 года, когда состоялась неудачная попытка ограничить российское самодержавие (Татищев был автором одного из конституционных проектов). В 1734 - 1737 гг. Татищев вновь руководил уральскими горными заводами, и в этот период горная промышленность России переживает пору своего подъема. Но усевшийся у императорского трона временщик Карл Бирон добился удаления Татищева с Урала, потому что Василий Никитич всячески препятствовал разграблению казенных заводов. В 1737 - 1741 гг. Татищев находился во главе Оренбургской, а затем Калмыцкой экспедиций. В 1741 - 1745 гг. - губернатор Астрахани. Все эти годы Татищев постепенно рос в чинах, и с 1737 года он - тайный советник (по военной шкале - генерал-поручик). Но в 1745 году по надуманному обвинению во взяточничестве его отстранили от должности и сослали в имение Болдино Московской губернии (ныне - в Солнечногорском районе Московской области), где Татищев и прожил последние годы жизни.
В.Н. Татищев - выдающийся русский ученый и мыслитель, проявивший свои таланты во многих областях. Он - основатель русской исторической науки. В течение тридцати лет (с 1719 по 1750 гг.) он работал над созданием первого фундаментального научного многотомного труда "История Российская". Татищев открыл для науки важнейшие документы - "Русскую Правду", "Судебник 1550 года", "Книгу Большого Чертежа" и др., нашел редчайшие летописи, сведения которых сохранились только в его "Истории", т.к. его архив сгорел во время пожара. Татищев - один из первых русских географов, создавший географическое описание Сибири, первым давший естественно-историческое обоснование границе между Европой и Азией по Уральскому хребту. Василий Никитич - автор первого в России энциклопедического словаря "Лексикон Российской исторической, географической, политической и гражданской". Кроме того, Татищев написал работы по экономике, политике, праву, геральдике, палеонтологии, горному делу, педагогике и др. Все работы Татищева, в том числе и "История Российская", были изданы уже после смерти автора.
Главное философское сочинение В.Н. Татищева - "Разговор дву приятелей о пользе наук и училищах". Это своего рода энциклопедия, в которой собраны все знания автора о мире: философские, исторические, политические, экономические, богословские и т.д. По форме "Разговор…" представляет собой диалог, в котором Татищев, как автор, отвечает на вопросы своего приятеля (всего - 121 вопрос и столько же ответов). Написанный в середине 30-х гг. XVIII в., "Разговор…" был впервые опубликован более чем через 140 лет - в 1887 году.
Как философ, Татищев попытался использовать самые современные тогда достижения западноевропейской науки, преломив их в соответствии с отечественным историческим опытом (наибольшее влияние на Татищева оказали учения голландского мыслителя Г. Гроция, немецких философов и юристов С. Пуфендорфа и Х. Вольфа). Именно потому он и оказался человеком, стоявшим у истоков зарождения многих новых тенденций в русской философской и общественно-политической жизни.
Впервые в истории российской общественной мысли Татищев рассматривал все проблемы с позиций философского деизма. Так, у Татищева прослеживается довольно сложное, противоречивое понимание сущности Бога, что проявилось в его определение понятия "естество" (натура), которое дается в работе "Лексикон Российской исторической, географической, политической и гражданской". В этом определении Татищев выделяет три момента: под "естеством" разумеется: а) "иногда Бог и начало всех вещей в мире", б) "тварь в ее бытии", в) "состояние природное вещей в их внутреннем качестве, силе и действе, в котором духи и тела заключаются. И в сих двух сие слово ничто значит, как природу, по Премудрости Божией определенную, но некоторые, не зная свойства сего, часто приключения естеством, натурою и природою имянуют".
Прежде всего, необходимо обратить внимание на внутреннюю противоречивость этого определения. С одной стороны, Бог есть "начало всех вещей в мире", а с другой - Бог тоже входит в понятие "естество", наряду с "тварью" (животными). С одной стороны, природа определена Божией Премудростью, а с другой вещи, тела и даже "духи" находятся в неком всем им общем природном состоянии.
В этой-то противоречивости понимания существа взаимоотношений Бога с миром и заключается нечто новое в российской общественной мысли. Бог Татищева растворяется в природе, соединяется с "естеством". Поэтому татищевское определение "естества" - это деистическая попытка найти определение некой субстанции, даже "материи", как некого единого состояния всего живого, всех вещей и даже душ человеческих. Иначе говоря, Татищев стремится подняться до взгляда на природу, на окружающий мир, как на "единое целое". Впрочем, в других своих сочинениях, например, в завещании ("Духовной"), Василий Никитич демонстрирует более традиционное понимание идеи Господа.
В области вопросов познания, Татищев также стоит на деистических позициях - он разделяет богословское и научное познание. В свойственной для деистов манере, Татищев отказывается обсуждать богословские проблемы, ибо - это не предмет светской науки. Зато русский мыслитель настойчиво доказывает возможность познаваемости окружающего мира, человека, "естества" вообще с помощью науки.
Подобные убеждения приводили Татищева к новому осмыслению и сущности человека. Следуя гуманистической и рационалистической традиции, он считает, что человек - важнейший объект познания, а познание человека ведет к познанию мироздания вообще. Татищев писал о равноправном положении души и тела, о том, что в человеке "всё движение" происходит "согласное от души и тела". Именно поэтому Василий Никитич столько внимания в своих работах уделяет доказательству необходимости чувственного познания - только через познание тела человек может познать свою душу. Об этом же свидетельствует и известная татищевская классификация наук, когда науки разделяются на "духовные" - "богословие", и "телесные" - "филозофия". При этом сам Татищев призывает изучать, прежде всего "телесные науки", ибо с помощью "телесных" наук человек может познать "естественный закон".
Традиционно для науки XVII - XVIII вв. Татищев облекал свое деистическое мировоззрение в форму "естественного закона" или, иначе, в форму теории "естественного права". Что же это за "естественный закон"? В.Н. Татищев считал, что мир развивается по определенным законам - по Божественному, который изначально заложен Господом, и по "естественному", который вырабатывается в мире (природе и обществе) сам по себе. При этом Татищев не отрицал Божественный закон в пользу "естественного", но пытался, опять же деистически, совместить эти два закона.
В "Разговоре дву приятелей о пользе наук и училищах" он писал: основание "естественного закона" - "люби самаго себя с разумом", и оно вполне согласуется с основанием закона "письменного" (Библии) - "любить Бога и любить ближнего своего", и оба эти закона суть "Божественные".
Самым важным в этом рассуждении является то, что на первое место выходит разумная любовь к себе или, иначе, принцип "разумного эгоизма", в этом и заключается суть "естественного закона". В этом случае целью существования человека становится достижение "истинного благополучия, то есть спокойствия души и совести". Любовь к ближнему, даже любовь к Богу - только для собственного благополучия. Татищев писал: "И тако можно уразуметь, что в основании божественных, как естественнаго, так и письменнаго законов разности нет, следственно все состояние их едино и любовь к Богу, яко же и к ближнему должны мы изъявлять для собственного нашего настоящего и будущаго благополучия".
По сути дела Татищев впервые в истории общественной мысли в России объявил принцип "разумного эгоизма" универсальным критерием всей совокупности человеческих отношений.
И в тоже время, Татищев, в характерной для теоретиков естественного права манере, утверждает, что чувства и воля отдельного человека обязательно должны сдерживаться разумом. И хотя человек обязан во всем исходить из пользы для себя, однако делать это следует разумно, то есть соотносить свои желания с желаниями других людей и общества в целом. Важнейшей обязанностью человека Василий Никитич считал служению своему Отечеству. Известную идею "общей пользы", которая главенствовала в теоретических трактатах западноевропейских ученых, он трансформировал в идею "пользы Отечества".
В татищевском понимании "естественного закона" есть и еще одна примечательная для отечественной историко-философской традиции особенность. Дело в том, что в толковании "естественного закона" он подчеркивает необходимость любви - любить нужно себя самого, Бога, ближнего своего. В западноевропейских учениях того времени человеческие отношения рассматривались, в первую очередь, с позиции "разума" и сам "естественный закон" осмысливался исключительно через призму прав и обязанностей человека. Для Татищева же идея любви и идея "естественного закона" неразделимы. Видимо, он не мог воспринимать теорию естественного права как просто юридическую, отвлеченную от нравственных категорий. Для него было важно придать этой теории человеческое, нравственное звучание, что было вообще характерно для русской общественной мысли.
Важнейшей проблемой, которую поставили теоретики естественного права, была проблема условий существования человека в обществе. Ведь именно теория естественного права стала основой будущих идей правового общества, в котором должен править Закон. Уже в 30-е годы XVIII столетия В.Н. Татищев пришел к выводу: "Воля по естеству человеку толико нуждна и полезна, что ни едино благополучие ей сравняться не может и ничто ея достоино, ибо кто воли лишаем, тот купно всех благополучий лишается или приобрести и сохранить не благонадежен". Мысль Татищева необычна для России XVIII столетия, на протяжение которого рабское состояние крестьян как раз усиливается. Но Татищев не простой пропагандист свободы, воли. Задача, поставленная им перед собой, гораздо сложнее - найти разумное сочетание различных интересов, найти рациональный порядок в хаосе взаимодействия различных устремлений и желаний, чтобы обеспечить достижение "пользы Отечества". Поэтому он пишет, что "без разума употребляемое своевольство вредительно есть". А значит "воле человека положена узда неволи для его же пользы, да чрез то протчия благополучия в уравнении возможным иметь и в лучшем благополучии пребывать возможет". Следовательно, Татищев впервые в истории отечественной философской мысли говорит о том, что для обеспечения нормального общежития необходимо заключение "общественного договора" между разными категориями населения.
Приводя разные примеры "узды неволи", Татищев называет и крепостное право, как договор между холопом и господином. Однако уже в конце жизни он выражал серьезные сомнения в экономической эффективности и целесообразности крепостничества. Более того, он считал, что введение крепостного права в начале XVII века принесло большой вред России (вызвало Смуту) и призывал серьезно продумать вопрос о "восстановлении" бывшей когда-то на Руси вольности крестьян. И недаром именно ему принадлежат слова: "...Рабство и неволя противу закона христианского".
При анализе различных форм государственного устройства, Татищев впервые в истории отечественной мысли использует историко-географический подход. Этот подход выражался в том, что он размышлял над целесообразностью каждой из форм государственной организации общества, основываясь на конкретно-исторических и географических условиях жизни народа той или иной страны. Следуя традиции, идущей еще от Аристотеля, он выделял три основные формы политического правления - демократию, аристократию и монархию, - и признавал возможность существования любой из них, включая смешанные формы, например, конституционную монархию. По мнению Татищева, форма государства определяется конкретно-историческими и географическими условиями жизни народа данной страны. В одной из своих записок он писал: "Из сих разных правительств каждая область избирает, разсмотря, положение места, пространство владения и состояние людей, а не каждое всюду годно или каждой власти полезно". То же рассуждение встречаем в "Истории Российской": "Нуждно взирать на состояния и обстоятельства каждого сообсчества, яко на положение земель, пространство области и состояние народа". Таким образом, географические условия, размер территории, уровень просвещения народа - вот главные факторы, определяющие форму государства в той или иной стране. Интересно, что в данном случае видны черты схожести политических взглядов В.Н. Татищева и французского мыслителя Ш. Монтескье. Причем татищевская концепция формировалась совершенно самостоятельно, ведь, во-первых, Татищев не читал главного труда Монтескье "О духе законов", а во-вторых, написал свои политические произведения намного раньше Монтескье.
Свои теоретические рассуждения Татищев применял и в конкретной политической практике. Так он считал, что Россия - это великое государство и географически, и политически. В подобных великих государствах, по убеждению Татищева, не может быть ни демократии, ни аристократии, в доказательство чего он приводит многочисленные примеры вреда того и другого для России - Смуту, "Семибоярщину" и др. Поэтому "всяк благоразсудный видеть может, колико самовластное правительство у нас всех полезнее, а протчие опасны". Из-за обширности территорий, сложности географии и, главное, непросвещенности народа, В.Н. Татищев и считал, что для России наиболее приемлемым государственным строем является монархия.
Но дело в том, что Василий Никитич мыслил монархию в России не абсолютной и бесконтрольно самовластной, а, во-первых, просвещенной, и, во-вторых, ограниченной законом. Об этом ярко свидетельствует его проект ограниченной (конституционной) монархии, который был написан им в 1730 году. Конечно, проект не мог быть воплощен в жизнь, но он точно показывает, в каком направлении развивалась просветительская мысль в России.
Рационализм и деизм стали основой просветительских убеждений В.Н. Татищева. Именно он впервые в истории русской философии сформулировал идею "просвещения умов" ("всемирного умопросвясчения"), как главного двигателя исторического прогресса. Эта идея выражена в широко известной периодизации истории, основанной на этапах развития "всемирного умопросвясчения". Татищев определил три основных этапа в истории человечества. Первый этап - это "обретение письма", благодаря чему появились книги, были записаны законы, которые "людей на благое наставлять, от зла удерживать стали". Второй этап - "пришествие и учение Христово". Христос показал людям путь к моральному и духовному очищению от "злонравия" и "злочестия". Третий этап характеризуется появлением книгопечатания, что привело к широкому распространению книг, возможности основания большого числа учебных заведений, что, в свою очередь, дало толчок новому развитию наук. Ну а развитие науки двигает и саму историю.
Итак, как философ, Василий Никитич Татищев открыл новую страницу в истории русской философии - он стал первым русским просветителем. Как было показано, у Татищева просветительское решение вопросов о Боге (Татищев сторонник деизма), о цели "естественного закона" ("люби себя самаго с разумом"). По-просветительски он подходил к анализу социальных проблем (в частности, проблемы крепостного права), политического устройства общества и т.д.
И недаром, век спустя А.С. Пушкин написал о нем: "Татищев жил совершенным философом и имел особенный образ мыслей".
По материалам портала СЛОВО
Перевезенцев С. В.
