Между тем как польские паны в лагере под Смоленском употребляли напрасные усилия к тому, чтобы склонить московских послов и дворян разных городов в свою пользу , эти последние написали, вероятно, с ведома самих послов, и отправили в Москву грамоту, списки с которой должны были разослаться по Московскому государству. Очень может быть, что ушедшие еще прежде от посольства в Москву и сложили ее, но уже, конечно, она явилась в Москве затем, чтобы списки ее были разосланы по Московскому государству. Грамота обращалась к москвичам. "Мы пришли (говорилось в ней) из своих разоренных городов и уездов к королю в обоз, под Смоленск, и живем тут более года, чуть не другой год, чтобы выкупить нам из плена, из латинства, от горькой, смертной работы бедных своих матерей, жен и детей. Никто не жалеет о нас, никто не пощадит нас. Иные из наших в Литву и в Польшу ходили за своими матерями, женами и детьми, и потеряли там головы. Собран был Христовым именем окуп – все разграбили; ни одна душа из литовских людей не смилуется над бедными пленными, православными христианами и беззлобивыми младенцами". Все они, будучи пришельцами из различных городов и волостей Московского государства, свидетельствовали о том, как поработители повсюду поругались над святыней, жизнью и достоянием русского народа. "Во всех городах и уездах, – было сказано в том же послании, – где завладели литовские люди, не поругана ли там православия вера, и не разорены ли Божий церкви? не сокрушены ли, не поруганы ли злым поруганием божественные законы и Божий образы? Все это зрят очи наши. Где наши головы, где жены и дети, и братья, и сродники, и друзья? Не остались ли из тысячи десятый, из сотни один, и то с одной душой и телом"… Им было известно, что затевают поляки: "Мы здесь немалое время живем, и подлинно знаем то, про что пишем". Они сообщали москвичам, как в своих письмах к польским панам предатели Салтыков и Андронов советовали королю скорее идти с войском в Москву, вывести из нее лучших людей и завладеть столицей. "Не думайте и не помышляйте, – писали они, – чтобы королевич был государем в Москве. Все люди в Польше и Литве никак не допустят этого. У них в Литве на сеймище было много думы со всею землею, и у них на том положено, чтоб вывести лучших людей и опустошить всю землю и владеть всею Московскою землею. Ради Бога, положите крепкий совет между собою. Пошлите списки с нашей грамоты в Новгород, и в Вологду, и в Нижний, и свой совет туда отпишите, чтобы всем про то было ведомо, чтобы всею землею обще стать нам за православную христианскую веру, покамест еще мы свободны, и не в рабстве, и не разведены в плен".

В Москве эта грамота была переписана во многих списках и разослана по городам, а к ней приложили и послали вместе еще свою, московскую, писанную с благословения Гермогена . Москва напоминала о своем первенстве, называла себя корнем древа и указывала на важность своей местной святыни: "Здесь образ Божией Матери, Богородицы заступницы крестьянской, её же евангелист Лука написал. Здесь великие светильники и хранители Петр, Алексий и Иона чудотворцы; или это для вас православных крестьян ничего не значит? Так говорить и писать страшно. Не верьте глупому и льстивому слову, чтоб вам быть пощаженным, если не будете с нами обще страдать, сколько силы станет и сколько милосердый Бог поможет. Поверьте этому нашему письму. Не многие идут вслед за предателями христианскими Михаилом Салтыковым и за Федором Андроновым и их советниками. У нас первопрестольной апостольской церкви святой патриарх Гермоген прям яко сам пастырь, душу свою за веру христианскую полагает несомненно, и ему все христиане православные последствуют, только неявственно стоят". Москва призывала города освободить ее из беды, а города и земли нуждались в средоточии, куда должны были обращаться их взаимные действия.

Когда эти воззвания из-под Смоленска и из Москвы дошли до Рязани, там Прокопий Ляпунов приказал переписать с них списки и разослал с нарочными по ближним городам, да приложил еще от себя воззвание. Рязанская земля давно уже привыкла повиноваться голосу Прокопия Ляпунова. Знали этот голос во всей московской украйне. Ляпунов назначил сбор ратной силы под Шацком. Туда, по зову его, пришло ополчение Михайловских детей боярских. Потом пристали к ним темниковцы и алатырцы, пришли отряды инородцев, мордвы, чувашей и черемис, и пестрая шайка под начальством Кернозицкого. В Коломне воевода Василий Сукин держался поляков, но коломенские черные люди, дворяне и дети боярские снеслись с Ляпуновым и объявляли, что готовы идти заодно с рязанцами. Пристал к Ляпунову Заруцкий со своими донцами. Этот, как мы видели, ранний пособник "вора ", после бегства последнего из Тушина, пристал было к Жолкевскому. Вместе с поляками побивал он войска Шуйского под Клушином; вместе-с ними подошел к Москве. Самолюбивый и задорный, хотел он играть первую роль, но как увидал, что Салтыков и Андронов стоят выше него, не захотел служить делу Владислава, ушел снова к калужскому "вору". После его убийства Заруцкий вызвался быть защитником Марины , с которой, кажется, был в связи. Не прошло после того и двух месяцев, Заруцкий сошелся с Ляпуновым, приехал в Рязань, обязался служить против поляков за русский народ, которому до сих пор делал одно зло. Его послал Ляпунов в Тулу. Там с ним была Марина. Туда стекались к нему донцы. Стали под его начальство тульские дети боярские. Заруцкий должен был идти на Москву из Тулы, когда рязанцы пойдут на нее из-под Шацка. Московские бояре, узнав, что Заруцкий собирает ополчение в Туле, отправили к тулякам грамоту, увещевали не приставать к Ляпунову и давали знать, что на Ляпунова посылается сильная польская рать под начальством Сапеги и Струся. Но туляки не приняли увещаний и отослали боярскую грамоту к Ляпунову. Верный видам Марины, Заруцкий думал: авось удастся провозгласить царем ее новорожденного сына, но покамест скрывал это намерение; надо было подвизаться против одного общего врага – поляков. Соединились с Ляпуновым и калужане. Царика у них не стало; им ничего не оставалось, как стать заодно с прочими русскими против поляков. Знатнейшим лицом в Калуге над калужанами был боярин Димитрий Тимофеевич Трубецкой, прежний слуга "вора", человек высокого рода, потомок Гедимина. Калужане дали обещание идти из-под Калуги к Москве разом с другими, которые пойдут из Рязани и из Тулы, и вместе сними сойтись под Москвой в один день. К Ляпунову пристала и Кашира. Тамошний воевода Михайло Александрович Нагой, также из прежних сторонников "вора", 10-го февраля написал Ляпунову, что каширяне, служилые и неслужилые люди, будут стоять за православную веру, заодно с Ляпуновым, против богохульных еретиков, польских и литовских людей.

Тогда в ополчение Русской земли готовился войти Ян Сапега. Стоя под Мещевском, он услыхал, что собираются московские люди идти на поляков. На ту пору он со своими сапежинцами был недоволен королем. Не хотели им заплатить жалованье за те годы, которые они провели на службе "вору". Рассерженный на короля и на панов, Сапега писал в Калугу и предлагал свои услуги русскому делу. "Мы хотим, – выражался он, – за православную веру и за свою славу отважиться на смерть, и вам было бы с нами советоваться; сами знаете, что мы люди вольные, королю и королевичу не служим; стоим при своих заслугах; мы не мыслим на вас никакого лиха, не просим от вас никакой платы, а кто будет на Московском государстве царем, тот нам и заплатит". Калужские бояре не кинулись сразу доверчиво в объятия бывшего врага Московского государства; не раз он принужден был писать к ним о том же, предлагал заклад, извещал, что бояре, сидевшие в Москве, приглашают его идти на Ляпунова за королевское дело, но он не хочет, и просил по крайней мере сообщить о его желании Прокопию Ляпунову. Калужане, наконец, послали к нему боярина Димитрия Мамстрюковича Черкасского и дворянина Игнатия Ермолаевича Никулина. Переговоры их с Сапегой не повели к согласию. Посланные не могли не припомнить, что сапежинцы оскорбляли православную веру, разоряли церкви, ставили в них лошадей. "Это неправда, – возражал на это Сапега в новом письме своем к калужанам, – у нас в рыцарстве половина русских людей; мы запрещаем им бесчинство; мы смотрим накрепко, чтобы не было никакого разорения церквей Божиих, но от воров везде не убережешься: иное сделают в отъезде" (то есть, когда выедут из воинского стана). Как ни старался Сапега прильнуть к русским, ему не поверили калужане, и он обратился к Ляпунову прямо. Ляпунов велел передать ему, чтобы он шел, если хочет, сразиться за православную веру, только не в одном полку с русскими, а особно, сам по себе, на Можайск, и старался бы не допускать помощи от короля в Москву полякам. Но Ляпунов не иначе приглашал этого союзника, как потребовав лучших людей в заложники. "Надобно, – писал Ляпунов, – чтобы такая многочисленная рать во время похода к Москве не шла бы у нас за хребтом и не чинила бы ничего дурного над городами". В то же время к Сапеге обращался Гонсевский и приглашал его с войском на помощь к Москве против угрожающего восстания. Сапега отвечал, что рыцарство не имеет ничего твердого и ручательного от короля, и не хочет идти, а пойдет тогда, когда от короля увидит себе какую-нибудь верную пользу.

Знамя Яна Сапеги

В Нижнем, как мы видели, еще прежде сношения с Ляпуновым сделалось восстание. Нижегородцы сообщили Ляпунову свою крестоцеловальную запись, заключенную вместе с балахонцами. Ляпунов в ответ на это 27-го января 1611 г. отправил в Нижний, со стряпчим Ив. Биркиным и дьяком Степаном Пустошкиным, списки с грамот смоленской и московской и собственное послание в "преименитый" Нижний Новгород, извещал, что уже украинные города поднимаются, и приглашал нижегородцев идти вместе с собой да разом отправить в поморские и понизовые города списки с посланных грамот, чтобы везде знали, что делают поляки, чтобы везде собирались отстаивать Русскую землю и отовсюду шли бы разом на Москву. Нижегородцы должны были идти к Москве на Владимир, когда рязанцы пойдут к ней через Коломну. В другой грамоте, 8-го февраля, Ляпунов прибавил, что нужно взять с собой боевой и продовольственный запас, потому что у него мало, а в Москве поляки отняли оружие у жителей и трудно достать пороху. Нижний Новгород от лица архимандритов, игуменов, протопопов, попов, воевод, дьяков, дворян, детей боярских, немцев, литвы, стрелецких, казачьих голов, земских старост, всех посадских людей, пушкарей, стрельцов, казаков разных городов, послал в разные города списки грамот, подклеивши их под свою собственную. Так, в грамоте, отправленной 1-го февраля в Вологду, сказано: "Вам бы, господа, пожаловать однолично на Вологде и во всем уезде собраться со всякими ратными людьми, на конях и с лыжами, идти со всею службою к нам на сход тотчас же к Москве, чтоб дать помочь государству Московскому, пока Литва не овладела окрестными городами, пока не прельстились многие люди и не отступили еще от христианской веры". В тот же день с подобными грамотами поехали из Нижнего гонцы в Кострому, в Ярославль, Муром, Владимир. Нижегородцы приглашали всяких чинов людей главных городов собрать народ из окольных меньших городов на совет и постановить, как идти всей силой земли под Москву. Нижегородские и рязанские воззвания встретили уже готовые восстания. В Ярославле народ уже вышел из терпения; туда из Москвы приезжали поляки за сбором и брали более, сколько было нужно, да еще бесчинствовали. Ярославцы сначала повиновались, сохраняли верность крестному целованию. Но чем русские были кротче, тем поляки наглее. Тогда ярославцы, собравшись, постановили, что более не станут давать кормов полякам, и целовали крест на том, чтобы ни в Москве, ни в окрестных городах полякам не быть, и готовились идти хотя бы на смерть по крестному целованию. В такие-то минуты пришли к ним грамоты от нижегородцев. Ярославцы составили с этих грамот списки, приложили от себя увещательную грамоту и рассылали в Углич, Бежецк, Кашин, Романов; в этих городах жители, как прочитали присланные из Ярославля грамоты, тотчас целовали крест – стоять за православную веру против польских и литовских людей. Между тем, в самом Ярославле с воеводой Иваном Волынским собрались все дети боярские Ярославского уезда, да триста старых казаков, да к ним еще пристали астраханские стрельцы и стрельцы приказа Шарова, которые возвращались из Новгорода. Сверх того, пятьсот человек стрельцов, выправленных из Москвы в Вологду в предупреждение мятежа в Москве, не пошли далее и пристали к ярославскому ополчению. 16-го февраля, для большей крепости дела, в другой раз ярославцы целовали крест на соединение с рязанскими, украинскими и понизовыми городами Московского государства.

Пришли нижегородские грамоты во Владимир, и там собрались все люди и целовали крест на том, что стоять им, володимирцам, со всеми городами заодно против польских и литовских людей за королевскую неправду. Сделали списки с нижегородских грамот, приложили свою и отправили гонцов в Суздаль, в Переяславль-Залесский, в Ростов; и эти города пристали к общему делу. В Суздале, сверх грамот нижегородских, ярославских и володимирских, явился Андрей Просовецкий, прежде сподвижник тушинского "вора", разорявший северные русские области; теперь, с толпой своих необузданных казаков, он вызвался служить общему делу Русской земли. Из Суздаля он писал во Владимир, в Ярославль, в Кострому и в другие города, а тамошним жителям поручал писать от себя к соседям. В Муроме, под предводительством воеводы князя Мосальского, тоже собирались и ополчались ратные люди, как только получена была нижегородская грамота. Кострома получила грамоты из Нижнего Новгорода 7-го февраля, и тотчас же костромичи целовали крест стоять за дом Пречистой Богородицы и за чудотворные мощи, за святые Божий церкви и за православную христианскую веру, и послали за себя грамоту, со списками присланных к ним грамот, в Галич и другие города. Галич, получив из Костромы списки грамот, тотчас, со всей волостью и с пригородами, постановил взять с черносошных людей по десяти человек с каждой сохи. Из Галича посланы были грамоты в Соль-Галицкую, а из Соль-Галицкой – в Тотьму, из Тотьмы – в Устюг. В Устюге, получив из Тотьмы списки с грамот смоленских, московских и нижегородских, вместе с тотемской грамотой, отослали с них списки в Пермь, в Холмогоры, на Вычегду, в Соль-Вычегодскую, на Вагу, на Вымь, а пермичей просили, списав эти списки, разослать их в Верхотурье и в Сибирь, чтобы из отдаленных земель и волостей собирались люди и шли на сход к Москве избавлять Московское государство. В Вологду прислано разом несколько посланий из разных городов. Нижегородцы поручили вологодцам собрать с Вологды, вологодских пригородов и изо всех уездов ратных людей, приставить к ним голов, идти на сход во Владимир к воеводе Репнину, а костромичи просили, чтобы они шли через Кострому и пристали к костромскому ополчению. Вологда, со своей стороны, рассылала гонцов в те поморские города, в которые грамоты доходили также из Галича. Устюг, Тотьма и пригороды их, получив разными путями грамоты, все порешили стоять заодно с другими землями, собирать людей и посылать под Москву. Север весь становился против польской власти. От 12-го марта соловецкий игумен писан к шведскому королю Карлу IX, что в соловецком и сумском остроге и во всей поморской области было известно, что патриарх благословил все русские земли идти против поляков; все собираются на рать, все единомысленно порешили: не хотим на Московское государство царей иноверных, кроме своих прироженных бояр Московского государства! Впрочем, Пермь, как и при Скопине-Шуйском , в начале ленивее других земель помогала общему делу и на первый раз немного людей послала; это видно из наказа пермским целовальникам, которым поручили вести под Москву пятьдесят человек на помощь. Казань и все Нижнее Поволжье не только слабее участвовали в общем ополчении против поляков, чем костромичи, нижегородцы и ярославцы, но не пристали к нему тотчас вместе с другими. Когда В Казань пришло известие о том, что Русь признала Владислава и поляки вошли в Москву, – воеводы Морозов и Богдан Бельский да дьяк Никанор Шульгин и большая часть казанцев не хотели присягать и держались Димитрия, а в январе Богдан Бельский стал уговаривать казанцев покориться общему приговору земли; но против него повел интригу дьяк Шульгин и возмутил казанцев: во имя Димитрия схватили Бельского, взвели на башню и сбросили вниз. Так окончил свой век этот замечательный человек, по-видимому, один из важнейших зачинщиков смут. Проезжали казанцы через Ярославль, видели собрание ратных людей и молились вместе с ними местной святыне ярославской; им вручили ярославцы грамоты, чтобы они везли их в казанское государство и убеждали казанцев помогать другим землям; и это не подействовало. Казанцы и вятчане держались еще упорно Димитрия, не зная или не веря, что того, кто назывался этим именем, нет на свете. В этих землях была своеместная неурядица: взбунтовались черемисы; к ним пристали и русские разбойники. Земли должны были отбиваться от внутренних врагов. Ненавидя поляков, в этих землях не доверяли Ляпунову.

Охотнее откликнулся на присланные из Ярославля грамоты Великий Новгород. Как только там узнали, что уже из разных городов пошли ратные люди под Москву, то сделалось волнение. Люди новгородские собрались и просили благословения своего владыки Исидора на ратное дело. Исидор благословил их. Нее целовали крест на том, чтобы стоять против польских и литовских людей и послать воевод с ратным ополчением. Заключили в тюрьму воеводу Ивана Салтыкова и Кирилла Чоглокова – предателей, сторонников польских. В города Новгородской и Псковской земли и в другие окрестные, во Псков, в Ивангород, в Великие Луки, в Порхов, Невель, в Торопец, в Яму, в Заволочье, в Копорье, в Орешек, Ладогу, Устюжну, в Тверь, в Торжок, были посланы из Новгорода списки грамот вместе с увещательной грамотой от самого Великого Новгорода; посланы также отписки о готовности новгородцев в Ярославль, Углич, Кострому. Псков и прежде ни за что не хотел целовать крест Владиславу и не целовал вовсе. Но там продолжались смятения, не допускавшие народ стать воедино и воодушевиться общей доблестью. Бывшее с 1609 по 1610 год господство черни прекратилось, но, в свою очередь, бояре, гости и лучшие люди захватили власть и стали делать насилия. Тогда опять поднялась чернь на Запсковье и на Полонище и выгнала лучших людей, а весной 1611 года, когда другие города шли к Москве, на Псковскую землю напали литовцы; Ходкевич, литовский гетман, стоял под Печорами, а Лисовский, со своей шайкой, опустошал пределы Псковской земли, и псковичи, пристав сначала к делу общего ополчения, лотом извещали, что не могут помогать ему.

Повсюду бегали из города в город гонцы, иногда по два и по три, иногда по нескольку человек. То были дети боярские и посадские; они возили грамоты, через них город извещал другой город, что он со своей землей стоит за православную веру и идет на польских и литовских людей за Московское государство. Из городов бегали посыльщики по селам, сзывали помещиков, собирали даточных людей с монастырских и архиерейских сел; везде по приходе таких посыльщиков звонили в колокола, собирались люди на сходки, делали приговор, вооружались чем ни попало, и спешили в свой город кто верхом, кто пешком, а в город везли порох, свинец, сухари, толокно, разные снасти. Перед соборным духовенством происходило крестное целование всего уезда. Тут русский человек присягал и обещался перед Богом стоять за православную веру и Московское государство, не отставать от Московского государства, не целовать креста польскому королю, не служить ему и не прямить ни в чем, не ссылаться письмом и словом ни с ним, ни с поляками и Литвой, ни с московскими людьми, которые королю прямят, а биться против них за Московское государство и за все Российские царствия и очищать Московское государство от польских и литовских людей; во все время войны быть в согласии, не произносить смутных слов между собой, не делать скопов и заговоров друг на друга, не грабить и не убивать и, вообще, не делать ничего дурного русским, а стоять единомысленно за тех русских, которых пошлют куда-нибудь в заточение или предадут какому-нибудь наказанию московские бояре. Вместе с тем обещались заранее – служить и прямить тому, кого Бог даст царем на Московское государство и на все государства русского царствия. Ополчаясь против короля, не желая и королевича с поляками, русские в своей крестоцеловальной записи, однако, не исключали возможности признать царем и королевича, согласно данному прежде крестному целованию; но сомневались, чтоб это случилось, ибо не приняли бы его русские иначе, как свободно, с такими условиями, каких сами захотят, на которые поляки не согласились бы ни за что. В этой записи говорится: "А буде король не даст нам сына своего на Московское государство, и польских и литовских людей с Москвы и из всех московских и из украинских городов не выведет, и из-под Смоленска не отступит, и воинских людей не отведет, и нам битися до смерти".

Ляпунов, Прокопий Петрович

Известный деятель Смутного времени. В царствование Феодора Иоанновича и Бориса Годунова ни он, ни другие члены его рода, не занимали видного положения в Москве. Участие в 1584 г. Ляпуновых вместе с Кикиными в возмущении черни в Москве против Богдана Бельского и близость их к "дворовому дьяку" Иоанна Грозного, Андрею Шерефединову, много повредили им. Брат Прокопия Петровича, Александр Ляпунов помогал Шерефединову захватывать на Рязани чужие земли и чужих людей, и это оставалось безнаказанным вследствие благоволения Грозного к Шерефединову. По вступлении же на престол Феодора Иоанновича, Шерефединов был отставлен от должности Годуновым, а Александр Ляпунов, вероятно, подвергся ссылке.

Весьма естественно, что Ляпуновы, считавшиеся Годуновым людьми неблагонадежными, воспользовались первым представившимся случаем, чтобы выместить свое недовольство. Сохранилось известие, будто бы при появлении названного царя Димитрия в Польше бояре тайно отправили к королю одного из племянников Прокопия Ляпунова, с просьбой помочь Самозванцу. Будучи в войске под Кронами в 1605 г., Прокопий Ляпунов много способствовал успеху Самозванца, как видно из следующих слов знатока истории Смутного времени С. Ф. Платонова. "Прокопий Ляпунов среди рязанских детей боярских играл большую роль, потому что был на первом месте в числе "окладчиков" Окологородного стана на Рязани. За ним, как за избранным и доверенным лицом, должна была пойти вся дружина рязанцев, не только Переяславля-Рязанского, но и других городов, например, Ряжска, где у Прокопия были также знакомцы, даже обязанные ему поручительством по службе. Когда же рязанцы вошли в "совет" к Басманову и Голицыным, за ними легко увлеклись служилые люди и других южных городов". По свидетельству одного Хронографа, Прокопий Л. с "братиею" и с "советниками" своими, т. е. единомышленниками, целовали втайне крест Самозванцу, затем приехали к разрядному шатру, где сидели бояре и воеводы, и стали бить и вязать воевод, а ратных людей приводить ко кресту, по умышлению Петра Басманова.

Затем до появления Болотникова в 1606 г. на верховьях Оки Ляпунов по-прежнему находился в Рязани. Во второй раз имя "царя Димитрия" собрало многочисленную рать. У рязанцев воеводами были: Гр. Феод. Сумбулов и Прок. Петр. Ляпунов; у тулян и коширян Истома Пашков; с колуженами, алексинцами и иными городами шел сам Болотников. Рязанские дружины овладели Коломной; Болотников взял Серпухов; затем мятежники соединились на Оке и подступили к Москве, которую продержали в осаде с половины октября до 2-го декабря. Трудно сказать, в силу каких побуждений Ляпунов пристал к Болотникову. Если бы он совершенно не верил, что в Путивле находится спасшийся царь Дмитрий, то вряд ли отправил бы туда на суд этих людей, оставшихся верными царю Василию Ивановичу Шуйскому. Рязанский наместник боярин кн. Черкасский, воеводы: кн. Тростенский, Вердеревский, кн. Коркодинов, Измайлов были скованы и посланы Ляпуновым к "царю Дмитрию" в Путивль.

Поведение Болотникова в стане под Москвой показалось наконец Ляпунову подозрительным: главным действующим лицом был уже не царь Дмитрий, появления которого тщетно ожидали, а сам Болотников, называвший себя царским воеводой. Сообщество бродяг, холопов и разбойников заставило Ляпунова одуматься и принести царю Василию Шуйскому повинную, вероятно после предварительных сношений с ним. Вслед за Ляпуновым перешли на сторону Шуйского воеводы Сумбулов и Пашков, рязанцы и многие другие. Царь простил их и пожаловал Ляпунова в думные дворяне.

Летом 1607 г. царским войскам предстояло очистить Калугу и Тулу. В Калуге засел Болотников со своею ратью, состоявшею, после ухода Ляпунова, Сумбулова и Пашкова, сплошь из "воров". В Тулу пришли весной этого года: самозванный царевич, известный под именем Лжепетра, и путивльский воевода, кн. Гр. П. Шаховской, заводчик того движения, во главе которого стоял Болотников. Оба они привели казаков, вследствие чего численность войска Болотникова сильно увеличилась: набралось больше тридцати тысяч человек. 5-го июня, на речке Восме, в нескольких верстах от Каширы, произошло решительное сражение: царские воеводы кн. Б. М. Лыков, кн. Андр. Вас. Голицын и Ляпунов со своим рязанским отрядом одержали победу над "ворами", которыми предводительствовал кн. Телятевский.

Весной 1608 г. большой отряд рязанцев, под начальством кн. И. А. Хованского и Ляпунова, ходил к Пронску, занятому "ворами". Осада города была неудачна, и им пришлось отступить. Прокопий Л. во время осады был ранен в ногу из пищали и вынужден был передать предводительство войском своему брату Захарию. Царь Василий предупреждал рязанских воевод, чтобы они не допустили нападения Лисовского на Переяславль-Рязанский, но Лисовский, направлявшийся к Москве, взял Зарайск и засел там. Опасаясь осады Переяславля-Рязанского и других рязанских городов Лисовским, царь предписывал рязанским воеводам убеждать служилых людей, чтобы они "для воровского приходу" отсылали своих жен и детей к Москве со своими людьми. Рязанцы послушались, отослали в Москву семьи, и случилось то, чего Шуйский хотел избежать: жены и дети их попали в "осадное положение", когда Тушинский вор расположился по близости от Москвы. Вследствие этого и сами рязанцы были вызваны в московскую осаду, и образовалась тесная связь между Москвой и Рязанским краем. Шуйский стал часто требовать от рязанских воевод присылки хлеба и ратных людей и неоднократно благодарил рязанского воеводу Ляпунова за его верность и усердие. В мае 1609 г. Ляпунову велено было идти из Рязани к Коломне, осаждаемой поляками; в помощь ему должен был прийти Ив. Никит. Салтыков в том случае, если бы ему не удалось отправиться с боярином Шереметевым для освобождения от осады Троице-Сергиева монастыря. В конце 1609 г., когда кн. Мих. Вас. Скопин-Шуйский и боярин Шереметев с войском находились в Александровской слободе, Ляпунов отправил кн. Скопину со своими посланными грамоту, в которой называл его не князем , а царем. Пылкий и энергичный Ляпунов, выводимый из себя медлительностью и неустойчивостью царя Василия Шуйского, преклонялся перед личностью и деятельностью кн. Мих. Вас. Скопина-Шуйского, сумевшего заключить выгодный договор со шведами и в короткое время одержавшего блестящие победы над Сапегой и Лисовским под Троице-Сергиевым монастырем и на пути от этого монастыря к Москве. Поздравляя его с царством, Ляпунов "царя ж Василия яко змия угрызающе, укоряше его непотребными словесы, хотя то учинити, дабы князя Михаила в гордость привести и на Царя Василия хотя его вооружити". В порыве гнева кн. Скопин хотел переслать эту грамоту в Москву вместе с посланцами Ляпунова. Но они упросили его не делать этого, и он отпустил их на Рязань. Нашлись люди, которые сообщили царю Василию о грамоте Ляпунова, и он вместе с братьями заподозрил кн. Михаила Васильевича в намерении завладеть престолом. 23 апреля 1610 г. кн. Скопин умер. Ляпунов начал рассылать грамоты по городам; писал, что смерть произошла от отравы, винил царя Василия и высказывал намерение отомстить ему за смерть кн. Скопина. Есть известие, что будто бы даже Ляпунов стал ссылаться с Тушинским вором. Попробовал он заручиться поддержкой и со стороны кн. Дм. Мих. Пожарского, сидевшего на воеводстве в Зарайске, послав к нему с подобной же грамотой своего племянника Феодора Ляпунова. Кн. Пожарский не только отказал в содействии, но переслал царю грамоту Ляпунова, требуя подкрепления, а затем поставил отряды ратных людей по дороге между Калугой и Рязанью, чтобы лишить Ляпунова возможности сноситься с Тушинским вором.

Москва, а с ней и царь, находились, в это время в крайне затруднительном положении. Много воинов было отпущено из Москвы в поход к Смоленску и пало в сражении под Клушиным происшедшим между гетманом Жолкевским и союзными русскими и шведскими войсками, отправленными к Смоленску под предводительством брата царя, кн. Дм. Ив. Шуйского. Шведы после этого ушли, частью к полякам, частью в Новгородскую землю; из городов не торопились ехать на службу в Москву. Рязанцы, отличавшиеся во время осадного сидения в Москве преданностью царю, "отказаша" ему в службе, будучи послушным орудием в руках Ляпунова.

Вскоре после смерти кн. Скопина у Ляпунова стала "дума большая на царя Василья с боярином со князь В. В. Голицыным"; затем эта дума высказывалась уже более определенно: "как бы царя Василия ссадити". Подготовив рязанский край к восстанию против Шуйского, Ляпунов прислал в Москву какого-то Олешку Пешкова к кн. Голицыну и к своему брату Захарию, побуждая их Шуйского "с государства ссадити". В Москве, как мы знаем, в продолжение осады 1608-1610 гг. жило много рязанцев со своими семьями, следовательно Ляпуновы могли действовать, опираясь на вполне преданных людей. Как видно, они намеревались, после низвержения Шуйского, передать власть кн. Вас. Вас. Голицыну. 17-го июля 1610 г. Шуйский был сведен с престола, а 19-го насильственно пострижен в монахи и заточен в Чудовом монастыре.

Вот краткое изображение того положения, в каком очутилась Москва вслед за пострижением Шуйского. "Москва лишилась правительства в такую минуту, - пишет С. Ф. Платонов, - когда крепкая и деятельная власть была ей очень необходима. Враги подходили к стенам самой Москвы, владели западным рубежом государства, занимали города в центральных и южных областях страны. С этими врагами необходимо было бороться не только за целость государственной территории, но и за независимость самого государства, потому что успехи врагов угрожали ему полным завоеванием. Нужно было скорее восстановить правительство; это была такая очевидная истина, против которой никто не спорил в Московском государстве. Но большое разногласие вызывал вопрос о том, как восстановить власть и кого к ней призвать. Разные круги общества имели на это разные взгляды и высказывали разные желания. От слов они переходили к действию и возбуждали или открытое народное движение, или тайную кружковую интригу. Ряд таких явных и скрытых попыток овладеть властью и создать правительство составляет главное содержание последнего периода Смуты".

После предварительных переговоров с гетманом Жолкевским, Московская Боярская Дума, в руки которой перешло управление Московским государством, решила предложить Московский престол польскому королевичу Владиславу, при соблюдении с обеих сторон целого ряда условий. Патриарх Гермоген изъявил согласие на избрание иноземного королевича лишь в том случае, если он примет православную веру. В сентябре 1610 г. было отправлено великое посольство под Смоленск к королю Сигизмунду, с просьбой отпустить в цари русские Владислава, на условиях договора, заключенного с Жолкевским; брат Ляпунова, Захарий, находился в числе дворян посольства. Польское войско, согласно желанию бояр, вошло в Москву для защиты ее от Тушинского вора. Сначала поляки были под начальством Жолкевского, а после его отъезда из Москвы под начальством Гонсевского. Ляпунов сочувственно отнесся к избранию Владислава, уговаривал всех соединиться под его знамя для спасения русской земли, отправил к Жолкевскому с приветствием своего сына Владимира и хлопотал о подвозе припасов для польского войска, расположенного в Москве. В это время на Рязанской украйне стало неспокойно. Пришли малороссийские казаки, призванные поляками на помощь, соединились с "ворами" и заняли многие рязанские города, в том числе Пронск. В октябре 1610 г. Ляпунов отнял у них Пронск на имя королевича Владислава, а потом сам выдержал там осаду от поляков. На помощь к нему пришел из Зарайска кн. Дм. Мих. Пожарский, освободил его из осады и отправился вместе с ним в Переяславль-Рязанский, откуда возвратился к себе в Зарайск.

Получая постоянные известия от своего брата Захария из-под Смоленска, Прокопий Ляпунов знал, что Сигизмунд медлит с отпуском Владислава в Москву, потому что желает сам сесть на московский престол. Поляки в Москве из охранителей порядка сделались утеснителями жителей и вершителями разных дел. Русские люди стали враждебно к ним относиться. Возникло, между прочим, дело стольника Вас. Ив. Бутурлина, обвиненного в том, что по соглашению с Пр. Петр. Л., он "в Москве немцев тайно подговаривал" на избиение поляков. Некоторые служилые люди, главным образом из корыстных целей, вздумали признать царем московским не Владислава, а самого Сигизмунда, и обратились к патриарху Гермогену за благословением. Будучи ревностным поборником православия и самостоятельности Московского государства, патриарх не только не дал благословения на присягу Сигизмунду, но выступил открытым противником его. На просьбу бояр скрепить грамоты: 1) к королю, чтобы отпустил Владислава в Москву; 2) к послам, митрополиту Филарету и кн. Голицыну, чтоб отдались во всем на волю королевскую; 3) к Ляпунову, чтоб не затевал восстания и не собирал войска, - патриарх Гермоген отвечал: "Стану писать к королю грамоты и духовным всем властям велю руки приложить, если король даст сына на Московское государство, крестится королевич в православную христианскую веру и Литовские люди выйдут из Москвы. А что положиться на королевскую волю, то это ведомое дело, что нам целовать крест самому королю, а не королевичу, и я таких грамот не благословляю вам писать и проклинаю того, кто писать их будет, а к Прокопию Ляпунову напишу, что если королевич на Московское государство не будет, в православную веру не крестится и Литвы из Московского государства не выведет, то благословляю всех, кто королевичу крест целовал, идти под Москву и помереть всем за православную веру".

Смерть Тушинского вора, последовавшая 11 декабря 1610 г., и возвращение в то же время из-под Смоленска многих земских представителей, входивших в состав великого посольства, сильно повлияли на дальнейший ход событий. Патриарх Гермоген стал писать и рассылать по городам грамоты, призывая немедленно соединиться и идти к Москве по зимнему пути, чтобы изгнать общего врага, т. е. поляков. Особую надежду возлагал он на Прокопия Ляпунова, как видно из следующих слов "Рукописи Филарета": "а наипаче посылает в страны Рязанские во град Переяславль к воеводе и властелю Рязанские земли Прокопию Ляпунову и молит его, дабы не дал в расхищение и в вечное падение царствующего града Москвы". Чтобы лишить Гермогена возможности письменно ссылаться с городами, у него были отняты московским правительством дьяки, подьячие и всякие дворовые люди, а двор его весь разграблен, вероятно поляками. Весть о таком утеснении патриарха дошла в первой половине января до Нижнего и до Рязани. Ляпунов заступился за Гермогена и послал боярам грамоту "о патриархе и о мирском гонении и о тесноте". Его грамота подействовала, и в конце января он сообщал нижегородцам: "с тех мест патриарху учало быть повольнее и дворовых людей ему немногих отдали". Рязань как мы видели выше, была близка Москве, а Ляпунов, будучи одновременно рязанским вотчинником и воеводой и пользуясь - по словам Жолкевского - большим расположением народа, считал не только своим правом, но и обязанностью вмешиваться в общегосударственные дела.

Еще до получения воззвания патриарха в некоторых городах началось движение против Сигизмунда и польского владычества в Москве. Одним из первых восстал Нижний и вступил в сношения и с патриархом и с Ляпуновым. Не будем останавливаться на частностях тех грамот, которые Ляпунов посылал в разные города. Скажем только на основании этих грамот, какого рода распоряжения делал он, приготавливаясь к походу под Москву и заботясь собрать как можно больше ратных людей. Сборными местами назначены "всей земле" Коломна и Серпухов. В Коломну должны были прийти из: Владимира, Суздаля, Нижнего Новгорода, Рязани, Казани, Шацка и из украинных городов. В Серпухов из: Калуги, Тулы и Северских городов. С теми, кого отправят Нижегородцы, Ляпунов просил прислать пороха и свинца 10-20 пудов, так как на Рязани пороха мало, а с Москвы не присылают. Весь порох у торговых людей в Москве отняли и ввезли в Кремль, и "всякие бои у всех людей поимали, и купить пороху нельзя". Около половины февраля Ляпунов не шел еще на Коломну, дожидаясь из-под Шацка прихода Ивана Карназицкого, с которым собирались: Мордва, Черемиса луговая и нагорная, Чуваши, Темниковцы, Алаторцы и люди других городов, всего тысяч сорок, или больше. "Гуляй-город" и "наряд" Ляпунов обещал послать на Коломну немедленно, до своего похода туда. Ляпунову предстояла трудная задача сплотить в одно целое людей разных городов, различных национальностей, всевозможных слоев общества, как, напр., "тушинского боярина" кн. Дм. Тим. Трубецкого, казацких атаманов Заруцкого и Просовецкого и тех казаков и "воров", которые были сначала в полках Болотникова, а затем в Тушине. "Воровская рать", лишившаяся после смерти Тушинского вора возможности действовать самостоятельно, неминуемо должна была принять участие в борьбе Москвы с поляками, и Ляпунов постарался приобрести в ней не врага, а союзника. Гетман Ян Сапега, так долго простоявший под стенами Троице-Сергиева монастыря, предложил Ляпунову свои услуги сражаться за православную веру против польских и литовских людей. Ляпунов послал к нему своего племянника Феодора Ляпунова с несколькими дворянами "с ним крепиться и договариваться для помочи на врагов, а вдвое того для того, чтоб такие великие люди в наш поход к Москве у нас за хребтом но были, а над городы никакого дурна не чинили". Сапега был желательным союзником и для московского правительства, как видно из его грамоты к калужскому воеводе, кн. Юр. Никит. Трубецкому. "И писали ко мне с великим прошением бояре с Москвы (в половине января), чтоб я шел на Рязанские места, на Прокофья Ляпунова, и на вас, и на те городы, которые с вами в совете; и яз то ведаю, что вы с Прокофьем Ляпуновым в совете и стоите за православную крестьянскую веру заодин, и вам бы со мною ссылаться и совет держать, и к Прокофью Ляпунову о том писать, чтоб вам со мною быть в совете заодин: а я Московских бояр не слушаю и с вами биться не хочу, хочу с вами быти в любви и в братстве". Однако союз Ляпунова с Сапегой не состоялся, и Сапега писал, месяц спустя, на Кострому, уговаривая ее жителей снова признать Владислава.

Только в марте выступили ратные люди из разных городов к Москве. 19 марта, во вторник на Страстной неделе, ожидали прихода в Москву Ляпунова. В этот день в московском Китай-городе произошла страшная резня. Поводом к резне послужил отказ извозчиков помогать полякам тащить пушки на башню. Немцы, находившиеся у поляков на службе со времени Клушинской битвы, и поляки, вообразив, что началось народное восстание, стали без разбору убивать безоружный народ. Вслед за тем поляки подожгли Москву; пожар произвел опустошение главным образом в Белом городе, где собрались русские. В понедельник на Святой неделе все ополчение, в числе 100000 человек, подошло к Москве и расположилось близ Симонова монастыря, обставив себя "гуляй-городами". 1-го апреля ополчение подвинулось к стенам Белого или Каменного города: Ляпунов стал у Яузских ворот; между ним и лагерями других земских дружин разместился казачий табор кн. Трубецкого и Заруцкого, пришедших из Калуги и из Тулы. Ближайшею задачею ополчения было овладеть всею стеною Каменного города и таким способом отрезать полякам сообщение с окрестностями Москвы. Произвести осаду всего города было бы затруднительно вследствие недостатка в орудиях. 6-го апреля, рано утром, русские заняли большую часть стен Белого города; у поляков осталось здесь только пять ворот или башен. Начались ежедневные сражения. Ляпунов выдавался храбростью и распорядительностью: "всего Московского воинства властитель, скачет по полкам всюду, как лев рыкая", - выражается о нем летописец. В первое же время стоянки под Москвой, в апреле и мае 1611 г., выяснилось, до какой степени велика была "рознь" в ополчении и как эта "рознь" вредила успеху ратного дела. Сошлись "всею ратью" и выбрали не одного, а трех начальников: кн. Д. Т. Трубецкого, Ляпунова и Заруцкого: "они же начаша всеми ратными людьми и всею землею владети". До этого выбора грамоты посылались "по приговору всей земли". 11-го апреля 1611 г. была, напр., послана Ляпуновым такого рода грамота в Сольвычегодск, касающаяся не одного военного, но и земского дела. Начало грамоты таково: "Российского Московского великого государства бояре и воеводы, и думной дворянин Прокофей Петрович Ляпунов, и дети боярские всех городов, и всякие служилые люди, всею землею челом бьют". По имени назван только Ляпунов, главный деятель народного движения. И сочувствовавшие Ляпунову и враждебно против него настроенные, все признавали, что люди Московского государства отложились от Владислава и поднялись на защиту православной веры, благодаря его "умыслу" и с благословения патриарха Гермогена. Еще в январе 1611 г. бояре, управлявшие Московским государством, уведомляли Сигизмунда и Владислава, что Ляпунов не только сам нарушил крестное целование, но и во многих городах подбивает к измене. Интересно, что смоленский архиепископ Сергий, боярин М. Б. Шеин и всякого звания люди, находившиеся в Смоленской осаде, писали польским панам 6 апреля 1611 г., т. е. когда ополчение стояло уже под Москвой, что они признают над собой только Владислава; желают, чтобы был приведен в исполнение договор, заключенный с Жолкевским, и просят дозволения переписываться с находившимися в лагере под Смоленском послами и с боярами в Москве, "а на Ляпунова нам надеятца не на кого и на иных воров и на их воровство, и с Ляпуновым мы и с ыными воры ни с кем не ссылаемся и ничего про них не ведаем". Архиепископ Сергий, боярин Шеин и другие Смоленские "сидельцы" не сумели отличить прежних "воровских" движений Болотникова и Тушинского вора от народного стремления постоять грудью за Веру и Отечество, и предводителя этого всенародного ополчения поставили в уровень с "воровскими" атаманами. Весьма возможно, что до Смоленска дошли слухи о той разнородной толпе, которая стояла под Москвой, и о тех неурядицах, которые происходили в ее среде, и получилось впечатление невыгодное и для самого предводителя. Говоря о неурядицах, приходится упомянуть еще об одном мероприятии троеначальников (кн. Трубецкого, Заруцкого и Ляпунова), вследствие которого в стан под Москвой во множестве стали вскоре стекаться и боярские люди и вольные казаки, в ожидании воли и жалования. Желание привлечь как можно больше людей в московское ополчение и стремление обезопасить себя от бродивших в Поле казаков побудило троеначальников вскоре после прихода в Москву обратиться на Понизовье с такого рода призывом: "И вам бы, господа, всем быти с нами в совете... да и в Астрахань и во все Понизовые городы к воеводам и ко всяким людям, и на Волгу, и по Запольским (т. е. за Полем текущим речкам) к атаманом и казакам от себя писати, чтоб им всем стать за крестьянскую веру общим советом, и шли б к нам изо всех городов к Москве. А которые казаки с Волги и из иных мест придут к нам к Москве в помощь, и им будет всем жалование и порох и свинец. А которые боярские люди , и крепостные и старинные, и те б шли безо всякого сомненья и боязни: всем им воля и жалование будет, как и иным казакам , и грамоты им от бояр и воевод и ото всей земли приговору своего дадут". Следствием этих обещаний явился сильный наплыв под Москву казачества и беглого люду, принесшего с собой замашки "воровства", к которому привыкли за Смутное время.

Подмосковное правительство не могло сразу установить внутреннего согласия в ополчении и достигнуть прочного порядка в Московском государстве, признавшем его власть. Да и сами правители были настолько различны по общественному положению и по своему отношению к окружающим, что нельзя было ожидать от них единомыслия. Каждый из них желал видеть особый почет к себе, а Ляпунов, - как сказано в "Новом Летописце", - "паче же всех превзяся гордостию не по мере своей". Первым из правителей считался Тушинский боярин кн. Трубецкой, как более знатный по рождению; вторым был Заруцкий вследствие своего боярства, полученного тоже в Тушине; третье место занимал, в качестве думного дворянина, Ляпунов. Но на деле главным двигателем и распорядителем был последний. Гордость его "не по мере" выражалась, между прочим, в том, что приходившие к нему на поклон вынуждены были иногда подолгу стоять у дверей его избы, ожидая приема; для родовитых людей исключения не делалось. В пылу горячности ему случалось попрекнуть тех, кто раньше служил Тушинскому вору, и этим он, конечно, навлекал на себя большое неудовольствие. Строго преследуя неповиновение, своевольство и всякое бесчинство, он беспощадно относился к казакам, вследствие чего и они возненавидели его. Заруцкий, предводительствовавший казаками, напротив, мирволил им; себе же понабрал в кормление много городов и волостей. Трубецкому, - по свидетельству "Нов. Летописца" - "между ими никакие чести не бысть". Ратные люди, находившиеся под Москвой, терпели голод, порядка в управлении не было, и им приходилось невмочь. Вследствие этого они собрались на совет и написали от всей рати челобитную, в которой просили правителей, чтобы те были между собою в совете и жаловали бы их по достоинству, а не выбором и не через меру; чтобы взяли себе вотчины и поместья тех бояр, которые изменили и которые сидят в Москве; остальные же вотчины и всякие земли отдали бы во Дворец и тем кормили и жаловали их, ратных людей. Также между собою всем ратным друг друга не упрекать - кто служил в Тушине, а кто в Москве царю Василию. А о боярских дворовых людях, которые ушли от бояр-изменников и теперь в казаках, помыслить и сказать им указ, в каком чине им служить. Правители, прочитав челобитную, стали судить о ней разно. Кн. Трубецкому и Заруцкому она не полюбилась вследствие поднятия вопроса о вотчинах; Ляпунов сочувственно отнесся к челобитной и, вопреки желанию товарищей правителей, велел составить приговор, который и был написан 30 июня. В этом приговоре, названном Карамзиным уставной грамотой , собраны, по-видимому, все частные постановления предшествовавших майских и июньских ратных совещаний, в том порядке, в каком они возникали. В самом начале приговора изложено постановление об избрании в "правительство" кн. Трубецкого, Заруцкого и Ляпунова; в конце сказано, чтобы они никого не казнили смертью и не ссылали без суда и без земского приговора. Если же избранные правители не станут радеть о благе земли, или воеводы не будут беспрекословно слушаться их, то "совет всей земли" волен переменить правителей, не оправдавших их доверия, и отставить воевод. В уставной грамоте подробно излагается порядок раздачи поместий и вотчин и пользования ими, упоминается о жалованье казакам, возобновляются поместное, казенное и дворцовое ведомства для сбора хлеба и денег и Разбойный приказ для разбора грабежей и строгого наказания виновных. - Эту грамоту подписали кн. Трубецкой, Ляпунов за себя и вместо Заруцкого (вероятно, безграмотного), три дьяка, окольничий Артемий Измайлов, кн. Иван Голицын, Вельяминов, Шереметев и множество людей от 25 городов и от войска. Кн. Трубецкой и Заруцкой, - как сказано в "Нов. Летописце", - возненавидели Ляпунова и стали мыслить, как бы его убить.

В это же время Ляпунов занят был вопросом о том, где искать лучшего царя для Московского государства? Подобно Мстиславскому, он пришел к убеждению, что в цари надо избрать иноземца, чтобы избежать тех неудобств, какие неминуемо являются при избрании на престол кого-либо из своей среды. Шведский король Карл IX предлагал дать в цари своего сына Филиппа, и Ляпунов решился вступить в переговоры со шведским генералом Делагарди, для чего и послал к нему в Новгородскую область нескольких воевод и дворян. Как бы в виде залога Делагарди требовал денег и уступки крепостей: Орешка, Ладоги, Ямы, Копорья, Ивангорода, Гдова. Посланные Ляпунова не решились на такие значительные уступки и заключили только перемирие, чтобы иметь время списаться с Ляпуновым. В случае согласия шведов прийти под Москву и помочь очистить ее от поляков, Ляпунов согласился впустить шведов в Невскую крепость и выдать им несколько тысяч рублей из Новгородской казны. Делагарди между тем поступил чрезвычайно вероломно: невзначай напал на Новгород и овладел им с помощью одного слуги-предателя. 17 июля 1611 г. был заключен мирный договор между шведским королем Карлом IX и Новгородом.

Вернемся к Москве и казакам. Казаки воевали главным образом по селам и деревням и по большим дорогам, грабя и побивая торговых и всяких людей, при которых были пожитки и запасы. Ляпунов много раз говорил в Разряде на советах кн. Трубецкому, Заруцкому и Просовецкому, чтобы унимали своих казаков, что торговым людям от них нет проезда в Москву, а оттого и всей рати нужда во всем. Атаманы объясняли, что они не позволяют казакам грабить, а что если кто тайно ездит, тех надо ловить, казнить смертью, а если нельзя поймать, так побивать на месте. Вскоре воевода Матвей Плещеев поймал в Николо-Угрешском монастыре таких воров 28 человек и потопил их в реке; казаки вынули утопленников из воды и привезли в табор под Москву. Собравшись в круг, казаки подняли шум: "он (т. е. Ляпунов) их потопил и всех нас тоже хочет погубить". И думали убить Ляпунова. Узнав об этом, он выехал из стана и намеревался отправиться в Рязань. Под Симоновым монастырем ратные люди нагнали его и уговорили вернуться. Ляпунов переночевал в Никитском острожке, а на другое утро к нему пришли всею ратью и упросили его возвратиться в стан.

Смерти Ляпунова желали не одни казаки. Желал и Гонсевский избавиться от него, понимая, что ополчение земских людей страшно только до тех пор, пока во главе его стоит такой деятельный и талантливый предводитель, как Ляпунов. Гонсевский велел составить подложную грамоту, в которой Ляпунов будто бы писал во все городa: "где поймают казака - бить и топить; а когда, даст Бог, государство Московское успокоится, то мы весь этот злой народ истребим". Подпись под этой грамотой была искусно подделана и походила с первого раза на почерк Ляпунова. Грамота была пущена Гонсевским в среду казаков; они всполошились и собрали круг. Желая получить объяснение по поводу этой грамоты, казаки дважды посылали за Ляпуновым, но он отказывался к ним ехать. В третий раз пришли звать его не казаки и поручились, что ему не будет ничего плохого. Когда Ляпунов вошел в круг и ему показали грамоту, он согласился, что почерк похож, но уверял, что грамота составлена и подписана не им. После долгих прений казаки набросились на Ляпунова и убили его; такая же участь постигла и Ивана Ржевского, который, несмотря на давнишнюю вражду с Ляпуновым, вздумал за него заступиться. Вслед за тем казаки разграбили все имущество Ляпунова.

Ляпунов является одной из крупных личностей не только в Смутное время Московского государства, но и вообще в русской истории. Обладая обширным умом и большою опытностью как в деле военном, так и на поприще земского строительства в родной ему Рязанской области, он не был исключительно местным деятелем. Он прекрасно сознавал современное ему положение Московского государства и постоянно стремился к упорядочению внутреннего его состояния, которое стало расшатываться уже со смерти Иоанна Грозного. Хорошо сознавая свое влиятельное положение в Рязанской окраине, он считал себя в силах проявить то же влияние и во всей земле Русской и взял на себя великий подвиг созыва ополчения и его руководительства, опираясь главным образом на людей порядка - земцев, помещиков, горожан и сельчан. Таково было умоначертание Ляпунова, и им определяется та изменчивость его политических исканий, которая его врагами, при его жизни, и последующими историками объясняется или его личным самолюбием, или неустойчивостью его политических убеждений. При поверхностном взгляде на деятельность Ляпунова действительно поражаешься, как, начиная с Бориса Годунова, он пристает к самым противоположным по их политическим замыслам людям, занимавшим в Смутную эпоху московский царский престол, или намеревавшимся занять таковой. Будучи противником Бориса Годунова, Ляпунов становится на сторону Лжедмитрия - что могли понять и современники Ляпунова, и последующие повествователи о его деятельности, - но и тех и других смущает переход Ляпунова от царя Василия Ивановича Шуйского к Болотникову. Вскоре после того он предлагает царский московский венец кн. Мих. Вас. Скопину-Шуйскому, чем, быть может, погубил молодого героя, заронив против него чувства зависти и ненависти в царя Василия Ивановича Шуйского. Затем мы видим Ляпунова сторонником кандидатуры в цари кн. Вас. Вас. Голицына до тех пор, пока он не убедился в несостоятельности этого плана. Владиславу он присягнул, при непременном условии принятия им православия, как то предлагал патриарх Гермоген; желание Сигизмунда, вместо сына, самому сесть на московский престол, следовательно господство в Москве католичества и поляков, побудило Ляпунова предпринять как бы крестовый поход в защиту православия и русских. Незадолго до кончины, Ляпунов был обрадован возможностью видеть на престоле шведского королевича Филиппа, который, согласно обещанию, должен был принять православие до приезда в Москву. Мы склоняемся объяснить все эти перемены в политическом настроении Ляпунова лишь исканием такого политического устоя, который мог бы умиротворить Московское царство.

Со смертью Ляпунова дворяне и дети боярские, находившиеся в московском ополчении, остались без вождя. Мало-помалу они стали разъезжаться пo домам, будучи не в силах выносить утеснение от казаков, и земское дело под Москвой потерпело поражение.

Акты Исторические, II. - Доп. к Актам Историческим, VI. - А. А. Э., II и III. - С. Г. Г. и Д., II и III. - Разрядные записи за Смутное время, изд. Белокуровым. - Новый Летописец, изд. кн. Оболенским. - Сказания современников о Димитрии Самозванце. Изд. 2-е ч. I (Бер ); ч. V (Маскевич ). - Карамзин , "История Государства Российского", тт. XI и ХII. - Соловьев , "История России", VІІІ. - С. Ф. Платонов , "Очерки по истории смуты". - Бантыш-Каменский , "Словарь достопамятных людей", СПб., 1847 г., ч. II. - Костомаров , "Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей". Вып. ІІI (Патриарх Гермоген и Прокопий Ляпунов). - Забелин Большой Энциклопедический словарь

Историк Соловьёв называет Ляпунова «худородным» . Фамилия Ляпунов происходит от прозвища деда Прокопия .

На службе Самозванца

После смерти Бориса Годунова в числе первых согласился с Петром Басмановым и Василием Голицыным перейти на сторону Лжедмитрия I . Прокопий Ляпунов имел большое влияние среди рязанских детей боярских , вместе с ним на сторону самозванца перешла дружина не только Переяславля-Рязанского, но и других рязанских городов (например, Ряжска). Позже к войску присоединились служилые люди из других южных городов. Находясь в войске под Кромами (), Прокопий Ляпунов во многом способствовал укреплению влияния Лжедмитрия I.

После убийства Лжедмитрия I Ляпунов не присягнул Василию Шуйскому и участвовал в движении Болотникова . Рязанские дружины под руководством Прокопия Ляпунова и Григория Сумбулова овладели Коломной , а затем, встретившись с основным войском Болотникова, подступили к Москве.

На службе у Шуйского

Ляпунов положительно отнёсся к решению думы об избрании польского королевича Владислава на царствование, отправил своего сына Владимира с приветствием к Жолкевскому , стал активно заниматься снабжением впущенного в связи с этим в Москву польского войска припасами.

В это время в рязанских землях казацкие войска, пришедшие в поддержку Лжедмитрия II , занимают города, в том числе и Пронск . Ляпунов отнимает у них Пронск , затем выдерживает в нём осаду, из которой его освобождает подошедшая из Зарайска дружина под руководством воеводы Дмитрия Пожарского . Смерть Лжедмитрия II в конце 1610 года и возвращение из-под Смоленска многих земских представителей, входивших в состав великого посольства, сильно повлияли на дальнейший ход событий.

Первое ополчение

В январе 1611 года московские бояре сообщили польскому королю Сигизмунду о восстании Ляпунова в Рязани. Идеологической поддержкой антипольского мятежа стали грамоты Патриарха Гермогена , который призывал восстать против захвативших Москву поляков за православную веру. Отряды земских людей, прежде всего из городов Поволжья, направились к столице. Рязанское ополчение возглавил Ляпунов. К земскому ополчению примкнули казаки князя Дмитрия Трубецкого, атаманов Заруцкого и Просовецкого, служившие ранее «Тушинскому вору».

Восстание началось до подхода сил ополчения. Поляки подожгли город и большая часть Москвы была уничтожена огнём. Пожарский, успешно руководивший боевыми действиями против поляков на Сретенке, был тяжело ранен и эвакуирован в Троице-Сергиеву Лавру. Подошедшие ополченцы и казаки захватили укрепления Белого города , заперев поляков и их русских приспешников в Китай-городе и Кремле. Началась длительная осада.

Ополченцы и казаки создали земское правительство, которое возглавили Прокопий Ляпунов, Трубецкой и Заруцкий. Между земским (в основном - дворянским) ополчением и казаками возникли раздоры, которыми решил воспользоваться начальник польского гарнизона в Москве Гонсевский для устранения Ляпунова. Одним из московских дьяков, служивших оккупантам, была изготовлена подложная грамота, переданная в казачий лагерь. Фальшивка позволила противникам Ляпунова обвинить его в измене и расправиться с воеводой. Гибель Прокопия Ляпунова привела к распаду Первого ополчения: земские отряды покинули Москву.

Ляпунов Прокопий Петрович (убит в 1611 году) — русский политический и военный деятель Смутного времени, из старинного рязанского боярского рода.

В 1584 году участвовал вместе с Кикиными в возмущении черни в Москве против Богдана Бельского. Брат Прокопия, Александр, помогал Шерефединову захватывать на Рязани чужие земли при царе Иване Грозном. Находился в оппозиции к правлению Бориса Годунова.

Король не держит крестного целования; так знайте же, я сослался уже с северскими и украинскими городами; целуем крест на том, чтобы со всею землею стоять за Московское государство и биться насмерть с поляками и литовцами.

Ляпунов Прокопий Петрович

После смерти Бориса в числе первых согласился с Петром Басмановым и Василием Голицыным перейти на сторону Лжедмитрия I. Прокопий Ляпунов имел большое влияние среди рязанских детей боярских, вместе с ним на сторону самозванца перешла дружина не только Переяславля-Рязанского, но и других рязанских городов (например, Ряжска). Позже к войску присоединились служилые люди из других южных городов. Находясь в войске под Кромами (1605), Прокопий Ляпунов во многом способствовал укреплению влияния Лжедмитрия I.

После убийства Лжедмитрия I Ляпунов участвовал в движении Болотникова. Рязанские дружины под руководством Прокопия Ляпунова и Григория Сумбулова овладели Коломной, а затем, встретившись с основным войском Болотникова, подступили к Москве.

В конце 1606 года Прокопий Ляпунов «одумался» и присягнул Василию Шуйскому. Вслед за ним на сторону Шуйского перешли воеводы Сумбулов и Пашков, рязанцы и многие другие. Царь пожаловал Прокопию звание думного дворянина. В июне 1607 года на речке Восме недалеко от Каширы вместе с воеводами князьями Б. М. Лыковым и А. В. Голицыным он принял участие в сражении с войском самозванца. Царское войско одержало победу. Весной 1608 года отряд рязанцев под руководством князя И. А. Хованского и Ляпунова осадил Пронск, занятый приверженцами самозванца. Осада была неудачной, и им пришлось отступить. Ляпунов был ранен в ногу и передал управление войском своему брату Захарию.

С появлением польских отрядов Лисовского царь Василий дал указание Ляпунову сосредоточиться на защите Переяславля-Рязанского. Лисовский занял и укрепился в Зарайске. К Москве подошло войско Лжедмитрия II и расположилось в Тушино. Во время московской осады царь часто обращался за поддержкой рязанских воевод, требуя от них поставок продуктов и подкрепления. В это время Ляпунов был неоднократно благодарим царём за верность и усердие. В мае 1609 года Ляпунову было велено идти из Рязани к осаждаемой поляками Коломне.

В конце 1609 года Ляпунов отправил в Александровскую слободу грамоту для находящегося там со своим войском князя М. В. Скопина-Шуйского. В грамоте Ляпунов величал Скопина не князем, а царём, поздравляя его с царством. Через четыре месяца князь Скопин внезапно заболел и умер. Ляпунов начал распространять грамоты в разные города, в которых обвинял царя Василия Шуйского в отравлении. Вместе с В. В. Голицыным Прокопий начал готовиться к восстанию против царя. Посланец к находившимся в Москве брату Прокопия Захарию и князю Голицыну побудил их 17 (27) июля 1610 сместить царя. Государственная власть полностью перешла к боярской думе.

Ляпунов положительно отнёсся к решению думы об избрании польского королевича Владислава на царствование, отправил своего сына Владимира с приветствием к Жолкевскому, активно занимался снабжением находящегося в Москве польского войска припасами.

Встанем крепко, приимем оружие Божие и щит веры, подвигнемся всею землею к царствующему граду Москве и со всеми православными христианами Московского государства учиним совет: кому быть на Московском государстве государем. Если сдержит слово король и даст сына своего на Московское государство, крестивши его по греческому закону, выведет литовских людей из земли и сам от Смоленска отступит, то мы ему государю, Владиславу Жигимонтовичу, целуем крест и будем ему холопами, а не захочет, то нам всем за веру православную и за все страны российской земли стоять и биться. У нас одна дума: или веру православную нашу очистить, или всем до одного помереть.

В преддверии Дня народного единства – сравнительно нового праздника, отмечаемого 4 ноября, прошло несколько научных конференций в разных городах.

Л.Е. Морозова |

В преддверии Дня народного единства - сравнительно нового праздника, отмечаемого 4 ноября, прошло несколько научных конференций в разных городах. На них историки обсуждали различные спорные вопросы в изучении периода Смутного времени начала ХУ11 в. Один из них – кого следует считать подлинным героем и спасителем Отечества, а кто таковым не является.

Личности руководителей Второго ополчения князя Д.М.Пожарского и земского старосты Кузьмы Минина ни у кого никаких сомнений никогда не вызвали и не вызывают до сих пор.

Они - герои и спасители Отечества, известные всем со школьных лет.

Но при более углубленном изучение периода Смуты выясняется, что патриотов в это время было много больше. Например, в борьбе с поляками и освобождении от них Москвы участвовало еще Первое ополчение. Более того, оно сформировалось и начало освободительную борьбу на год раньше Второго ополчения – с конца 1610 г. Во многих учебниках истории этот факт либо замалчивается, либо передается в искаженном виде. По версии ряда историков, Первое ополчение распалось летом 1611 г. и перестало существовать. На самом деле входившие в его состав воины стояли у Москвы до подхода полков Второго ополчения и потом вместе с ними освобождали Кремль от поляков.

Получается, что Минин и Пожарский отнюдь не были «первопроходцами» и зачинателями патриотического движения. Они лишь действовали по «схеме», «по образу и подобию», уже разработанному руководителями Первого ополчения .

Почему же имена этих первых полководцев, показавших пример всей стране, как надо бороться с интервентами, были забыты и вычеркнуты из нашей истории? Попробуем разобраться в этом вопросе, обратившись к биографии одного из главных создателей Первого ополчения - Прокопия Петровича Ляпунова.

Ляпуновы принадлежали к старинному боярскому роду, представители которого несколько веков служили великим князьям Рязанским. Эти князья не являлись соперниками московских князей в борьбе за главенство в Северо-Восточной Руси, но до начала Х VI в. сохраняли независимость, имея в своем подчинении в разное время несколько мелких княжеств: Муромское, Пронское, Козельское и др.

Поэтому Ляпуновы не успели занять при московском дворе какое-либо место до ХVI в. и остались на воеводстве в Переяславле-Рязанском. Занимая в городе, одно из наиболее видных мест, они имели право возглавлять городовую дружину. Это позволяло им чувствовать некоторую самостоятельность по отношению к московским властям. Доходы им приносили довольно большие земельные владения – 600-650 четвертей чернозема. На своих угодьях они получали хорошие урожаи зерновых и овощей, и поэтому являлись одними из главных поставщиков продовольствия в Москву.

Точная дата рождения П.Ляпунова неизвестна. Но по косвенным данным можно предположить, что он появился на свет в 60-е гг. ХVI в. (Его сын Владимир в конце ХVI в. уже начал служить и получил поместный оклад). Это означает, что в период Смуты начала ХУ11 в. рязанский воевода вступил взрослым и сформировавшимся человеком, Он, несомненно, уже имел собственные взгляды и представления о том, каким должен быть окружающий мир, в том числе и верховная власть в стране, и какова его собственная роль в нем.

Первые же сведения о Прокопии в источниках говорят о том, что главной чертой его характера было обостренное чувство личной ответственности за судьбу Отечества. В Новом летописце писалось, что когда после смерти царя Ивана Васильевича 18 марта 1584 г. в Москве начались

волнения и прошел слух, что придворные круги во главе с Богданом Бельским хотят лишить царевича Федора Ивановича престола, Прокопий с братьями призвали москвичей к восстанию. Вместе с ними они подкатил пушку к закрытым воротам Кремля и потребовали, чтобы к ним вышли бояре и объяснили ситуацию. Только, узнав, что новому царю ничего не грозит, Ляпуновы успокоились. После этого они, видимо, вернулись в Рязань, поскольку других сведений об их деятельности в правление царя Федора Ивановича нет. (ПСРЛ. Т.14. М.1965. С.35).

В 1598 г. П.П.Ляпунов , очевидно, возглавил рязанскую делегацию на Избирательный земский собор и вместе с остальными его участниками голосовал за кандидатуру Бориса Федоровича Годунова на царский престол. Ведь он был единственным претендентом, и к тому же одобренным патриархом Иовом.

В конце 1604-начале 1605 г. Прокопий вместе с сыном Владимиром были направлены под Кромы в составе полка Ф.И.Шереметева. Им следовало освободить городок от казаков - сторонников Лжедмитрия 1. Но осада затянулась на всю зиму. Во время нее Владимир был ранен.

(Народное движение в России в эпоху Смуты начала ХУ11 века. 1601-1608. М.2003. С.302).

После смерти царя Бориса 13 апреля 1605 г. в отряде Ф.И.Шереметева, в который входили и Ляпуновы , началось волнение. Многие воины во главе с воеводой решили перейти на сторону Лжедмитрия 1,поскольку верили, что он был истинным царским сыном. К большинству присоединился и Прокопий. Но в ставку самозванца в Путивль он не поехал, поскольку, видимо, опекал раненого сына. В итоге после воцарения самозванца он не получил существенных наград, в отличие от Шереметева, ставшего боярином.

Никаких данных о том, чем занимался П.Ляпунов в период краткого правления Лжедмитрия 1, нет. Возможно, он был на воеводстве в Рязани. Без него в мае 1606 г. в Москве произошел переворот: Лжедмитрий был убит заговорщиками, а на престол внезапно взошел

боярин князь В.И.Шуйского. Поскольку все это случилось без участия жителей других городов, без «воли земли», то далеко не все согласились служить новому государю. В народе его сразу прозвали «боярским царем» и «шубником». Ведь у него не было никаких законных прав на царский престол. С правившей ранее династией московских князей он не состоял даже в отдаленном родстве, поскольку принадлежал к другой ветви Рюриковичей – суздальско-нижегородской. Даже у Б.Ф.Годунова в этом отношении было больше прав, поскольку он приходился царю Федору Ивановичу шурином.

Когда летом 1606 г . появились слухи о новом «чудесном спасении» царя Дмитрия Ивановича и в городах появились грамоты от его имени, скрепленные царской печатью, П.П.Ляпунов решил помочь изгнаннику вернуть отчий престол.

Следует отметить, что до этого никаких самозванцев в России не было, поэтому никто не мог поверить в то, что бывший монах или обычный бродяга могли назваться царским именем и выдавать себя за давно умершего царского сына. Поэтому многие искренне верили обманщикам.

Получив в начале сентября из Путивля от имени царя Дмитрия грамоту с требованием взять Коломну и открыть ее ворота перед войском И.И.Болотникова, Прокопий выполнил приказ.

После этого он с рязанским отрядом влился в армию, действующую от лица свергнутого царя. Вместе с ним был и другой рязанский воевода Г.Сунбулов. Оба вошли в состав военного совета, возглавляемого Болотниковым. На его заседании было решено 5 октября 1606 г. начать штурм Москвы. (ПСРЛ. Т.14. С.72).

С этого времени начались достаточно успешные приступы к городским укреплениям. Столица вскоре оказалась в осадном кольце. Для воодушевления восставших требовалось, чтобы решающий штурм возглавил сам «царь Дмитрий Иванович». Но его не было.

Причина его отсутствия заключалась в том, что первый Лжедмитрий был убит еще в мае в Москве. Бежавший в Польшу с государственной печатью его сторонник Михалка Молчанов мог выдавать себя за спасшегося царя только за границей перед несведущими людьми.

На территории Русского государства он был бы сразу разоблачен. Об всем этом, несомненно, хорошо знали московские власти.

Поэтому царь Василий Шуйский стал засылать в лагерь Болотникова своих лазутчиков, которые убеждали русских дворян в том, что никакого «царя Дмитрия» в реальности нет, а есть группа «кровоядцев и разбойников» которые хотят захватить Москву и разграбить. Их агитация сразу же повлияла на рязанских воевод, и 15 ноября они покинули подмосковный лагерь повстанцев. После этого Ляпунов и Сунбулов связались с московскими полководцами и вместе с 40 рязанскими воинами поступили в их распоряжение.

Царь Василий очень обрадовался, узнав об ослаблении восставших и усилении его собственных позиций. Уже 25 ноября издал указ о том, что прощает Г.Сунбулова и П. Ляпунова и вновь принимает их на царскую службу. (Народное движение… С.116, 120).

Рязанским воеводам, вероятно, было поручено участвовать 2 декабря в атаке царских войск на расположение И.Болотникова в Коломенском. Она оказалась удачной – в спешном порядке повстанцы отошли от столицы и направились к Калуге. Сунбулов и Ляпунов получили новый приказ – вернуться в Рязань и организовать ее оборону от болотниковцев. Для помощи им были отправлены пищали и боеприпасы. (Народные движения… С.124).

Согласно царскому указу Прокопий с родственниками успешно обороняли рязанские земли от повстанцев, засевших в Калуге. Вскоре они узнали, что на помощь Болотникову из Путивля отправился еще один самозванец – царевич Петруша, уверявший всех, что является сыном царя Федора Ивановича и Ирины Годуновой. На самом деле он был жителем посада г. Муром Ильей Коровиным, скитавшимся по Волге в поисках заработка.

За успешную оборону Рязани в январе 1607 г. его гарнизон во главе с Прокопием получил 200 золотых наградных монет. Затем в марте 1607 г. П.П. Ляпунов и его сын Владимир были награждены царем Василием селом Исады размером в 550 четвертей. В итоге его собственные земельные владения стали более 1000 четвертей, что было сравнимо с владениями некоторых московских бояр. (Народное движение … С.156).

В мае 1607 г . Прокопию было велено собирать рязанских дворян для похода сначала на Каширу, а потом и на Калугу против Болотникова. Его отряд должен был состоять из 500 дворян и 500 местных татар. (Народное движение… С.161-163).

В начале июня в составе полка боярина князя Б.М. Лыкова вместе с воеводой Ф.Ю.Булгаковым Ляпунов выступил в поход. Им следовало объединиться с полком боярина князя А.В.Голицына и у Каширы создать заслон против войска И.Болотникова и князя А.Телятевского, которое планировало вновь прорваться к столице.

Столкновение противников произошло 5-7 июня 1607 г. на реке Восме. В ходе ожесточенного сражения царским воеводам удалось полностью разгромить восставших. Только в плен было взято 1700 человек. Убитых никто не считал. За эту победу В.И.Шуйский наградил отличившихся воинов золотыми монетами, в их числе был и Ляпунов . (Народное движение… С.50).

Отдыхать победителям не пришлось. По царскому указу Лыкову, Булгакову и Ляпунову со своими отрядами следовало влиться в Передовой полк боярина князя М.В.Скопина-Шуйского, направлявшегося к Туле. Там засели в обороне Петруша и Болотников.(Народное движение… С. 47-48).

Именно в это время состоялось близкое знакомство Прокопия Петровича с молодым и талантливым полководцем Скопиным. Князь, очевидно, вызвал у рязанца большую симпатию.

Осада Тулы продолжалась несколько месяцев. Только 10 октября Болотников и Петруша сдались. Первый был отправлен в каргопольскую тюрьму, второй - казнен. На радостях царь Василий Иванович наградил всех участников тульской осады. П.П.Ляпунов , как особо отличившийся воевода, получил чин думного дворянина, отрез золотой парчи, сорок шкурок соболей, золоченый кубок, 4 серебряные чарки, серебряный ковш, 50 руб., породистого коня в сбруе и разрешение предстать перед царскими очами. К тому же его сын Владимир был определен на службу при дворе. (Народное движение… С.180).

Для Ляпунова самой ценной наградой стал новый чин, поскольку он давал ему право заседать в Боярской думе и участвовать в обсуждении важных государственных дел.

Из челобитной сына Прокопия Владимира, датированной октябрем 1626 г., становится известно, что Ляпуновы неоднократно получали от царей награды за верную службу. Так при царе Федоре Ивановиче Владимир был верстан 300 четвертей земли. При Лжедмитрии 1 размер его поместья стал 550 чет. За службу под Кромами при царе Борисе он с отцом получил по 100 чет. За службу под Коломенским и освобождение Зарайска при Василии Шуйском отец и сын вновь получили по 100 чет. За сражение под Восьмой и Тулой и осадное сидение в Москве при Лжедмитрии 11 – по 150 чет. (Народное движение. С.302-303).

Данные факты говорят о том, что Прокопий с сыном были отважными воеводами и выполняли свой воинский долг исправно при разных государях.

После разгрома Болотникова и Петруши мирное время оказалось совсем коротким. Летом 1607 г. в Стародубе появился некий бродяга литовского происхождения, которого местные воеводы сочли подходящим на роль нового Лжедмитрия. Его одели в царские одежды и окружили подходящей свитой. После этого под знамена самозванца стали собирать войско для похода на Москву. В него приглашали всех желающих. Таковых оказалось особенно много среди поляков, участвовавших в восстании против короля Сигизмунда 111 и потерпевших поражение. Осенью 1607 г. Стародубский Вор, так в простонародье назвали этого самозванца, выступил в поход. Зиму ему пришлось провести у Орла. Но весной он активизировался и направился к Москве. Посланные против него царские войска были разбиты.

П.Ляпунов тоже пытался сразиться с самозванцем. Вместе с князем И.А.Хованским у Пронска он вступил с «ворами» в бой, но был ранен в ногу и вынужден отступить. (ПСРЛ. Т.14. С.79).

Летом 1608 г. Лжедмитрий II подошел к столице, но взять штурмом хорошо укрепленный город не смог. Ему пришлось расположиться в Тушино и заняться подготовкой осады Москвы. Для этого он разослал по всем дорогам свои отряды, чтобы прервать снабжение москвичей продовольствием. Но Коломенскую дорогу он не смог взять под свой контроль. Ее охраняли воины П.П.Ляпунова . Именно по ней в Москву из рязанской житницы постоянно шли обозы с хлебом, овощами и мясом. (Тушинский вор. Личность, окружение, время. М.2001. С.177). За эту помощь осажденной столице Прокопий получил от царя Василия в ноябре 1608 г. деревню Руднево и стал владельцем 1170 четвертей земли. (Народное движение… С.187-188).

Польский хорунжий Будило, находившийся в Тушинском лагере, писал в своем дневнике, что Прокопий Ляпунов владел всею Рязанью и через Коломну снабжал Москву продовольствием. При этом он постоянно устраивал немало стычек с тушинцами. (Тушинский вор… С.177).

Частые награды свидетельствуют о том, что рязанский воевода старался преданно служить В.И.Шуйскому в первые три года его правления. Но бесконечные схватки с противниками непопулярного царя, видимо, утомили и его. Особенно его возмущало то, что царь отсиживается за крепкими крепостными стенами, заставляя сражаться с войсками своего соперника Лжедмитрия II воевод и простых ратников. В Рязани, несомненно, знали, что в Поволжье без сякой помощи из центра ведет бои с тушинцами боярин Ф.И.Шереметев. Ему пришлось зазимовать в 1606-1607 гг. на острове у Астрахани, сдавшейся самозванцу, а потом с боями двигаться вверх по Волге в 1607-1608 гг. При этом ему приходилось самому формировать из местных жителей Понизовую рать. В 1609 г. его отряды уже воевали с тушинцами в центральных районах. Однако его подвиг не был отмечен ни современниками, ни потомками.

Около Нижнего Новгорода в 1609 г. самостоятельную борьбу с тушинцами вел отважный воевода А.Алябьев. Он громил их по всем дорогам и изгонял из небольших городков. Но и его подвиг остался без внимания современников и потомков.

Больше повезло боярину и князю М.В.Скопину-Шуйскому. Его современники провозгласили полководцем-освободителем, а потомки прославили его деятельность в многочисленных произведениях, в том числе и научного плана.

Скопин был послан царем в конце 1608 г. в Новгород для заключения со шведами договора о военной помощи и сбора рати для освобождения Москвы от осады Лжедмитрием II . Успешно справившись с этой миссией, полководец двинулся к столице весной 1609 г. За его походом

Прокопий следил, видимо, особенно пристально. Каждую победу молодого полководца приветствовал.

В начале октября 1609 г. Скопин прибыл со своим войском в Александрову слободу. Там к нему подошла Понизовая рать Ф.И. Шереметева. Вместе они начали готовиться к боям за освобождение столицы. П.П. Ляпунов , возможно, захотел присоединиться к полководцам и отправил к Скопину грамоту с двумя посыльными. В ней он всячески прославил воинский подвиг Михаила Васильевича и назвал его достойным царского престола. При этом он упрекнул В.И.Шуйского за бездействие и трусость. В Новом летописце сообщено, что грамота

рязанца вызвала возмущение у Скопина, и он даже хотел гонцов Ляпунова отправить в Москву для наказания. Но потом сжалился и отпустил их домой. Однако царю все же рассказали о содержании грамоты Ляпунова, и тот с братьями затаил зло, но не на Прокопия , а на самого полководца-освободителя. (ПСРЛ. Т.14. С.92-93).

В «Истории царя Дмитрия» (это сочинение состоит из воспоминаний нескольких польских дворян) даже писалось о том, что П.П. Ляпунов говорил царю Василию в глаза, что тот «овладел престолом, благодаря бунтам, убийствам и интригам, что ему надо отказаться от венца и уступить престол другому, более счастливому правителю». За это царь воспылал к нему гневом, схватил нож, чтобы пронзить его, но Ляпунов , подняв руку, воскликнул: «Стой, Шуйский, не замахивайся, ибо ты погибнешь от этих рук». По мнению автора, если бы царь не бросил бы нож, то Ляпунов убил бы его с согласия черни. В итоге, как утверждалось в «Истории», Ляпунова по царскому указу сослали в монастырь. (Тушинский вор… С.161).

Хотя сообщенная в «Истории» информация интересна, но вряд ли достоверна. Дело в том, что Ляпунова никогда не ссылали в монастырь. Поэтому вряд ли именно он открыто обличал царя Василия. Правда в Новом летописце есть сведения о том, что во время осады Москвы тушинцами в городе неоднократно происходили против царя какие-то волнения. (ПСРЛ. Т.14. С.92).

Возможно, полякам было известно об этих выступлениях, поэтому они и связал их с действиями хорошо им известного Ляпунова . Например, в «Истории» рязанец описан следующим образом: «Прокопий отличался величественной осанкой, серьезным выражением лица, молодостью, умом, знанием военного дела, осторожностью, предусмотрительностью и мужеством». (Тушинский вор… С.161).

На самом деле ему было около 50 лет.

Грамота П.П. Ляпунова невольно сыграла самую отрицательную роль в судьбе полководца-освободителя М.В.Скопина-Шуйского. После освобождения Москвы от тушинцев весной 1610 г. он внезапно умер на одном из пиров. Во многих источниках утверждалось, что он был отравлен женой царского брата Д.И.Шуйского, который считал себя наследником престола и, поэтому постарался избавиться от возможного соперника. (ПСРЛ. Т.14. С.96-97).

Однако убийством народного любимца Шуйские и себе подписали смертный приговор. Дело в том, что хотя в начале 1610 г. Тушинский лагерь перестал существовать, а самозванец бежал в Калугу, у царя Василия в сентябре 1609 г. появился новый враг. Им стал польский король Сигизмунд III. Узнав, что в начале 1609 г. царь подписал договор о военной помощи с его злейшим врагом шведским королем и что к Москве движется шведский полк для борьбы с Лжедмитрием II, король вступил на территорию Русского государства в районе Смоленска. Так он начал войну с соседней державой, хотя был обязан соблюдать мирный договор, заключенный в 1601 г. еще при царе Борисе. (ПСРЛ. Т.14. С.55).

Для борьбы с польским войском у царя Василия было мало сил. Не было и опытного полководца. Назначение на должность военачальника бездарного вояки царского брата Д.И. Шуйского оказалось роковой ошибкой. Он не только проиграл в июне 1610 г. Клушинскую битву с польским гетманом С. Жолкевским, но и поссорился со шведскими наемниками. Те направились к Новгороду, осадили его и летом 1611 г. захватили вместе с прилегающими территориями. Освободить город удалось только в 1617 г.

Тем временем, гетман Жолкевский, не встречая никаких препятствий, направился к Москве. Из Калуги туда же выступил Лжедмитрий II. Защищать столицу было некому.

Популярность царя Василия в стране в это время упала до минимума. Но автор Нового летописца, создававший свой труд через много лет после Смуты на основе различных источников, почему-то решил обвинить в свержении царя Василия именно П.П. Ляпунова . По его мнению, тот решил отомстить Шуйскому за гибель Скопина. Для этого он якобы стал настраивать против царя жителей различных городов и вместе с боярином князем В.В.Голицыным занялся подготовкой переворота. (ПСРЛ. Т.14. С.97). Однако никаких источников, подтверждающих правдивость этих данных, нет. Более того, в том же Новом летописце свержение царя Василия описано без участия Прокопия Петровича .

Поэтому совершенно очевидно, что непосредственно в свержении царя Василия П.П. Ляпунов не принимал участия и в Москве в это время не был. Автор Нового летописца главными инициаторами сведения Шуйского с престола представил каких-то неизвестных лиц.

По его версии, в июле 1610 г. «на царя Василья пришло мнение великое». Некие люди стали съезжаться с воровскими полками (сторонниками Лжедмитрия II) и сговариваться о том, что «отстанут от царя», если те «отстанут от Тушинского». После этого они договаривались вместе избрать нового государя. Однако тушинцы обманули москвичей и своего царька не свергли. (ПСРЛ. Т.14. С.99).

Далее, по утверждению автора Нового летописца, Прокопий прислал к боярину князю В.В.Голицыну и своему брату Захарию Олешку Пешкова и велел им «ссадить с государства» царя Василия. Судя по дальнейшему повествованию, его послушался только брат. Вместе с Федором Хомутовым он пошел на Лобное место и стал призывать москвичей «отставить царя Василия». Многие горожане их поддержали, но пошли почему-то не в царские палаты, а к патриарху Гермогену, которого насильно вывели за Серпуховские ворота. Собравшиеся у Лобного места бояре стоять за царя не стали и вскоре разошлись. Остался лишь царский свояк боярин князь И.М.Воротынский. Он пошел с Захарием и Хомутовым к царю Василию и помог им свести его вместе с женой с престола. (ПСРЛ. Т.14. С.100).

Из этого описания трудно сделать вывод о том, что именно П.П. Ляпунов был организатором свержения Шуйского. В столице его не было, с тушинцами он не вел переговоров, москвичей на восстание не подбивал. Его брат Захарий с другими дворянами мог действовать по собственному усмотрению. К тому же сам царь не оказал никакого сопротивления, поскольку, видимо, был готов к подобному исходу и со своей участью смирился. На следующий день его постригли в монахи и через некоторое время с братьями отдали в плен к польскому королю. Там в 1612 г. Василий и Дмитрий с женой скончались. На родину через много лет вернулся только младший брат И.И.Шуйский.

Оставшиеся без государя бояре сформировали временное правительство, которое в народе было прозвано «Семибоярщиной» . Не имея сил для защиты столицы от поляков и Лжедмитрия 11, оно пошло на сговор с гетманом С.Жолеквским и согласилось на избрание на царский престол польского королевича Владислава, сына Сигизмунда III . Ко всему этому П.П.Ляпунов не имел отношения. Он, очевидно, продолжал находиться в Рязани. В Москве был его брат Захарий, которого вскоре включили в состав представительного Смоленского посольства, В сентябре 1610 г. оно отправилось под Смоленск к королю за нареченным на царский престол Владиславом. (ПСРЛ. Т.14. С.100-102).

Однако уже в конце 1610 г . стало ясно, что король не желает отдавать своего юного сына русским послам. Видя слабость временного московского правительства, он вознамерился сам надеть царский венец. При этом он не собирался выполнять условия русской стороны, т.е. креститься в православную веру и сохранить национальную независимость страны. Это означало, что Русское государство должно было войти в состав Польского королевства, а его население обязано было принять католическую веру. Именно об этом Сигизмунд писал Римскому папе и своему другу испанскому королю.

Многие участники Смоленского посольства вскоре стали догадываться о коварных замыслах короля. Некоторые, например, Авраамий Палицын, предпочли вернуться домой. Другие, ростовский митрополит Филарет и боярин князь В.В.Голицын, стали возмущаться, и вскоре были арестованы и отправлены в польский плен.

Захарий, очевидно, успел сообщить брату в Рязань о планах короля. Прокопий тут же отправил грамоты в соседние города. В них он прямо назвал Сигизмунда III главным врагом Веры и Отечества и призывал воевод к объединению для борьбы с поляками. (ПСРЛ. Т.14. С.105).

Боярское правительство в Москве было готово к сотрудничеству с самим королем, а не Владиславом, поэтому даже начало вести с ним переписку по различным государственным вопросам. Поэтому действия рязанского воеводы оно расценило как крамолу и направило против него карательный отряд. Прокопий был осажден в Пронске, но на помощь ему пришел воевода Зарайска князь Д.М. Пожарский и помог освободиться. (ПСРЛ.Т.14. С.104).

К этому времени в Москву с разрешения боярского правительства был введен польский гарнизон. Он начал наводить в городе свои порядки. Возмущенный этим патриарх Гермоген был посажен под арест. Об его бедственном положении вскоре стало известно и в других городах.

Ситуация в столице настолько возмутила Прокопия Петровича, что он начал действовать еще активнее. В Новом летописце по этому поводу писалось: «На Резани же Прокопей Ляпунов, слыша про такое утеснение Московскому государству, и нача ссылатись со всеми городами Московского государства, чтобы им встать за одно, как бы помочь Московскому государству. Бог же вложил всем людем мысль, и нача присылати к Прокофью и во всех городах збиратися. В Колуге собрася князь Дмитрей Тимофеевич Трубецкой да Иван Заруцкой (бывшие сторонники уже убитого Лжедмитрия 11), на Резани Прокофей Ляпунов, в Володимере князь Василей Мосальской, Ортемей Измайлов, в Суздале – Ондрей Просовецкой, на Костроме – князь Федор Волконской, в Ярославле – Иван Волынской, на Романове – князь Федор Козловской з братьею. И все соединися во едину мысль, что всем померети за православную христианскую веру» . (ПСРЛ. Т.14. С.105).

Так по призыву П.П.Ляпунова начало формироваться Первое ополчение . Инициатива его создания принадлежала полностью ему. Именно он стал зачинателем всего ополченческой деятельности. До этого никогда массовых народных патриотических движений в России никогда не было.

Патриарх Гермоген , узнав о появлении патриотов во главе с Ляпуновым , в своей грамоте к ним благословил их на борьбу с польскими интервентами и попросил их как можно быстрее освободить Москву от иноземного плена. В ответ Прокопий отправил московским боярам гневную грамоту, в которой потребовал прекратить преследование православного пастыря и вернуть ему высокое почетное положение.

Создание народных ополчений испугало московских бояр. Они стали требовать, чтобы Гермоген в своей грамоте запретил Прокопию собираться к Москве. В ответ пастырь сказал: «К Прокопию я напишу так: «Будет королевич на Московское государство и крестится в православную веру, благословляю его служить. А будет королевич не крестится в православную веру и Литвы из Московского государства не выведет, и я их благословляю и разрешаю, кои крест целовали королевичу, и идти на Московское государство и помереть за православную христианскую веру» . (ПСРЛ. Т.14. С.106).

Получив патриаршее благословление, патриоты стали действовать еще более энергично. Местом сбора были определены Коломна и Серпухов. В феврале 1611 г. туда прибыли полкииз Суздаля, Ярославля, Тулы, Калуги, Владимира, Романова. Их состав был очень разношерстным. В него входили и городовые дружины, и бывшие тушинцы, и вольные казаки. П.П.Ляпунов приглашал всех в ряды ополченцев. Но это оказалось его роковой ошибкой, поскольку и бывшие тушинцы, и вольные казаки отнюдь не были патриотами. Первые надеялись с помощью ополченцев посадить на московский престол своего ставленника малютку Ивана – сына Марины Мнишек и Лжедмитрия II , чтобы за его спиной самим править государством. Вторые хотели под предлогом борьбы с поляками заниматься грабежами мирного населения.

Уже 3 марта передовые отряды ополченцев двинулись к Москве. Местные патриоты готовились к их встрече. Обстановка в городе была такой напряженной, что 19 марта стихийно вспыхнуло восстание. Поляки оказались к нему готовы. В шести местах они подпалили Белый город и из пушек стали расстреливать бегущих от огня людей. По утверждению поляков, от их рук погибло 150 тысяч москвичей. Часть Москвы,называемая Белым городом, превратилась в руины. В подвалах сгоревших домов интервенты нашли несметные сокровища: ювелирные украшения из золота и серебра, украшенные алмазами, изумрудами, рубинами и жемчугом, золотая и серебряная посуда, драгоценные оклады икон, рога единорога, ценные меха и многое другое. (Тушинский вор. С.158-160).

После подавления восстания патриарх Гермоген был брошен в земляную тюрьму Чудова монастыря, где в феврале 1612 г. скончался. Боярин князь А.В.Голицын, как один из руководителей восстания, был казнен. Князю Д.М.Пожарскому, участвовавшему в боях на московских улицах, удалось покинуть город.

П.П. Ляпунов с ополченцами подошли к Москве только в начале апреля. Они сразу же начали штурм ворот и башен Белого города с разных сторон. Сам Прокопий с рязанцами бился у Яузских ворот и вскоре их захватил. Трубецкой с Заруцким вели атаки со стороны Воронцова поля, князья Волконский и Козловский с Волынским и Мансуровым сражались у Покровских ворот, у Тверских ворот – князь Мосальский, у Сретенских – Измайлов. Все вместе они достигли успеха и к 6 апреля взяли Белый город в свои руки. Его территорию они вскоре превратили его в один большой военный лагерь и стали готовиться к штурму Китай-города и Кремля, где засели поляки. (ПСРЛ. Т.14. С.109. Эти же данные содержатся в Ином Сказании и Рукописи Филарета) .

По утверждению автора Нового летописца, руководители ополчений из разных городов не сразу пришли в единомыслие. Сначала между ними была «рознь великая». Но потом на собрании всей рати решили выбрать главных начальников, которым все будут подчиняться. Наиболее авторитетными людьми были признаны тушинский боярин князь Д.Т.Трубецкой, тушинский боярин и бывший казачий атаман И.М.Заруцкий и думный дворянин П.П. Ляпунов . В триумвирате Прокопий занял последнее место, поскольку носил более низкий чин, чем остальные члены. Но в его ведении оказались наиболее важные вопросы – снабжение войска продовольствием и боеприпасами и связь с городами. Новое правительство стало называться «Совет всей земли» .(ПСРЛ.Т.14. С.109).

Такое же название получит потом и правительство Второго ополчения под руководством Минина и Пожарского. В этом отношении они пошли по стопам Ляпунова и воевод Первого ополчения . Однако, как отмечалось, вся слава спасителей Отечества досталась только им.

П. Ляпунов стремился к тому, чтобы в разношерстном войске ополченцев не было анархии, а во всем были порядок, дисциплина и законность. Для этого по его инициативе был разработан Приговор всей рати, в котором четко обозначались права и обязанности ополченцев. Для упорядочения способа материального обеспечения войска было создано несколько приказов: Поместный – ведавший наделением воинов землей, которая являлась платой за службу, Разрядный – ответственный за служебные назначения, Посольский – занимавшийся международными связями, в частности, с захваченным шведами Новгородом. Цель Большого прихода и некоторых других территориальных приказов состояла в сборе налогов с подчинявшихся ополченцам территорий.

Даже поляки отмечали, что самым авторитетным начальником в Первом ополчении был П.П. Ляпунов . Современники писали про него так: «Всего Московского воинства властитель скачет по полкам всюду, как лев рыкая» . Протестантский пастор Мартин Бер, находившийся в России во время Смуты, считал, что Ляпунов лично овладел несколькими городами и после этого принял титул Белого царя. Своими противниками он считал и Лжедмитрия, и Сигизмунда III, и царя Василия. (Тушинский вор. С.219). В какой-то период это, видимо, так и было, хотя никакого царского титула рязанский воевода не носил.

По утверждению некоторых поляков, П.П. Ляпунов собирался в случае победы и захвата Москвы посадить на царский престол сына Лжедмитрия II и Марины Мнишек Ивана, прозванного в народе Воренком. (Тушинский вор. С.158).

На самом деле Прокопий Петрович был категорически против этой кандидатуры и из-за этого конфликтовал с Заруцким – покровителем Марины Мнишек. Более подходящим он считал шведского принца Карла-Филиппа, которого выдвигали на престол шведы вместе с некоторыми новгородцами. Для обсуждения вопроса об его воцарении от Первого ополчения в Новгород было направлено особое посольство во главе с князем И.Ф.Троекуровым. Но оно вернулось в полки, когда там после гибели Ляпунова главенствовали Заруцкий с казаками, и вопрос о Карле-Филиппе уже не стоял. (ПСРЛ. Т.14. С.112).

Занимаясь материальным обеспечением ополченческого войска, Прокопий Петрович понимал, что с мирным населением следовало поддерживать хорошие отношения. Крестьяне должны были добровольно делиться продовольствием и фуражом с ополченцами. Поэтому он особенно рьяно боролся с казачьими грабежами и разбоями. Ведь они подрывали авторитет воинов-патриотов. На собрании всей рати он даже стал требовать принять закон о самом суровом наказании для воров и разбойников из числа ополченцев. Городовые воеводы подержали Ляпунова и договорились сурово наказывать тех, кто будет пойман на месте преступления.

Вскоре отряд воеводы М.И. Плещеева наткнулся на казаков, грабивших Николо-Угрешский монастырь. Преступники тут же были схвачены и посажены в воду (таким был один из способов казни). Товарищи казаков выловили их из реки и все вместе обратились с жалобой к Заруцкому. Тот тут же собрал казачий круг, на котором было решено обвинить в случившемся Ляпунова. Кроме того, вольнолюбивые казаки стали ругать воеводу за заносчивость и непомерное властолюбие. (ПСРЛ. Т.14. С.112).

Когда Прокопий Петрович узнал об этом, то решил навсегда покинуть подмосковные полки и