Послевоенный голодомор в ссср. Послевоенный голод в ссср Голод 1946 1947 гг в ссср кратко

«Каждый век имеет свое средневековье…». На исходе ХХ века очевидно: этот

печальный афоризм полностью применим к отечественной истории. Голод,

неизбежный для эпохи Средних веков, постоянно сопровождал жизнь советского

общества. Голод 1921-1922 годов - погибли 5,2 миллиона человек. Голод 1932-

1933 годов - погибли 7,7 миллиона человек. Но этот страшный список имеет

продолжение: «неизвестный» голод 1946-1947 годов. Послевоенный голод

был одним из самых «закрытых» эпизодов советской истории. Все данные

о размерах бедствия были строго засекречены. «Последствия войны»,

«засуха» - вот тщательно дозированный набор сведений, который оставался

неизменным даже в эпоху перестройки.

Для понимания бытия страны в послевоенное время первостепенное значение

имеет тяжкое и даже жестокое противоречие: в результате Победы СССР обрела

величие мировой державы, в определенных отношениях занявшей главенствующее

положение на планете, а вместе с тем страна была тогда воистину нищей,

уровень и качество жизни оставляли желать лучшего. Даже в Москве

преобладающее большинство населения довольствовалось, в основном, 300-600 г

хлеба (то есть в среднем - 450 г) и не намного большим количеством

картофеля в день...И, конечно, гораздо более тяжелым было положение на

территориях, подвергшихся оккупации, - а на них находилось около 40%

населения страны...

Причинами голода было то, что экономика была разрушена до предела, а

большая часть жилья уничтожена. Резкое сокращение количества трудоспособных

мужчин, да и женщин, крайний дефицит и какой-либо сельскохозяйственной

техники, и лошадей - все это, усугубленное имевшей место на огромных

территориях засухой 1946 года, привело к настоящему голоду на этих

территориях и опасному для здоровья недоеданию в стране в целом. Множество

людей обитало в землянках и жалких хибарках и употребляло в пищу то, что в

нормальных условиях никак не считается съедобным. Нигде прежде

не наблюдалось подобного расползания бедствия. Голодало около ста миллионов

человек по всей территории СССР. Люди бросали имущество, покидали дома,

искали спасения в других местах. Распространялись эпидемии дистрофии и

Вышеназваные это не главные причины голода, его можно было избежать, но

советское руководство фактически спровоцировало повсеместный голод:

в 1946 году, когда очевидными были последствия засухи на Украине,

в Молдавии, в черноземной зоне России, вся тяжесть «хлебозаготовок»,

по сути - усиленной продразверстки, была перенесена на сравнительно

благополучные сельскохозяйственные районы Поволжья, Сибири, Казахстана.

Голод, - приходит к выводу - переместился на зерновые районы, пострадавшие

не от засухи, а от государственных заготовок хлеба. По официальным

статистическим данным, в 1946 году вызванное засухой сокращение валового

сбора зерна не было катастрофическим (по сравнению с урожаем 1945 года).

Всеобщий голод не предвиделся, если бы СССР жил в условиях нормальной

экономической системы. Продолжалось бы нормированное распределение

продовольствия, что было обычным явлением в послевоенной Европе.

Потребности были низкими - война научила терпеть.

«Капризы природы приобретали катастрофический характер, - писал известный

исследователь средневековой Европы Ж.Ле Гофф, - прежде всего из-за слабости

средневековой агрикультуры и не в меньшей мере из-за бессилия

государственной власти». «Формула» Ле Гоффа применима к советскому обществу

лишь отчасти: урожай на русских черноземах в год засухи можно сравнить

с временами Калиты (от 2,4 до 3 центнера с гектара при норме свыше

16 центнеров), хотя надо обратить внимание, на то, что «воздействие засухи»

было преувеличено, чтобы «списать» на природные явления недопустимо низкий

уровень агротехники в колхозах. Голод был порожден не «бессилием»,

а напротив, всесилием государственной власти. «Мероприятия Советской власти

не остановили, а ускорили наступление голода, способствовали расползанию

его по территории огромной страны. Голод можно было остановить ещё в самом

начале. Колхозы были обязаны сдавать до 70-80 процентов производственного

зерна. Оплата зерном за трудодни была уменьшена до минимума, не достигая

уровня военных лет. Выращенный хлеб отбирали последовательно и жестоко.

Председатели колхозов, которые на свой страх и риск выдавали хлеб, сокращая

тем самым госпоставки, были привлечены к суду: во втором полугодии

1946 года было осуждено 8058 «совестливых» председателей колхозов

и директоров колхозов, в 1947 году - 6975. Государство вновь напомнило

крестьянам, что весь хлеб, произведенный тяжелым трудом, представляет собой

«общенародное достояние», которым распоряжается из центра партийное

руководство. Вновь, как в тридцатых годах, появились «дела о колосках». Вот

эпизод заурядного для тех дней судебного дела: за кражу 2,7 килограммов

колосьев, срезанных на поле ножницами, женщины были осуждены

на 8 лет лагерей. О судьбе их детей, конечно, никто не думал. Огромные

государственные запасы зерна постоянно разворовывались. За третий квартал

1946 года охрана Министерства заготовок СССР задержала с похищенным зерном

20120 человек, из них 77 процентов - сами же сотрудники министерства,

в том числе 1260 бойцов охраны.

госрезерве было 10 миллионов тонн зерна. Не много, но больше, чем в начале

1946 года. На внутренние «нужды», на содержание армии и полчищ чиновников

всех рангов, на пайки рабочих, ученых, сотрудников «карательных органов»

было израсходовано около 5,7 миллионов тонн зерна. Таким образом,

государственные запасы могли остановить голод. Причём стоит отметить, что

руководящие работники отнесенные... к 1-й группе" не очень уж объедались:

"Хлеб ограничивался из расчета по 1 кг в день и не более", а "на среднем

уровне управленческой пирамиды хлеб нормировался и выдавался по группам,

приравненным к рабочим 1-й и 2-й категории". В бытовой сфере режим

строгой экономии соблюдался на всех.уровнях.

К госрезервам следует прибавить зерно вывезенное за пределы СССР

в 1946 году в страны Восточной Европы. В частности, определенная часть

хлеба вывозилась в восточную Германию, этот «гуманитарный порыв»

делалался, без сомнения, не по экономическим, а по чисто политическим

соображениям: зерно получили страны, где коммунисты находились в «коридорах

власти». Правда, вывоз хлеба был не столь уж значителен - 1,7 млн тонн в

1946 году. Если бы этот хлеб был распределен среди населения страны,

прибавка к ежедневному пайку составила бы на одного человека всего лишь 27

г (1,7 млрд кг на 170 млн населения -10 кг в год). Но "нормы" выдачи

продовольствия на душу берлинского населения в ряде отношений превышали те,

которые имели место в тогдашней России. При рациональном подходе к делу

можно, конечно, признать, что, во-первых, нельзя было допустить голодного

мора и хаоса в оккупированном нами восточном Берлине, и во-вторых, СССР

должен был еще получить достаточно ценные репарации и, в частности,

добиться работы немцев в наших интересах, для чего следовало спасать их

(немцев) от вымирания, и т. п.

Следует принять во внимание, что значительное количество зерна, отобранного

у колхозников, просто сгнило. Государство не могло обеспечить элементарных

правил сушки и хранения. «Испорченного хлеба, могло бы хватить, чтобы

оплатить зерном отработанные трудодни голодавшим колхозникам России,

Украины, Белоруссии, Молдавии. По неполным подсчетам, за 1946-1947 годы

в целом в СССР было загублено около одного миллиона тонн зерна.

В целом, на душу населения в 1946 году имелось не более 455 г хлеба на

день. При этом следует еще учитывать, что немалую часть урожая было

необходимо отдавать на корм имевшимся в 1946 году 14 млн лошадей

(необходимых тогда для сельскохозяйственных работ) и 23 млн дающим молоко

коров, ибо без определенной зерновой прибавки к траве и сену эти существа

едва ли выжили бы и животноводство в стране вообще бы погибло.Поэтому и 455

г хлеба в среднем на душу населения в день - существенно завышенная цифра,

из которой следует вычесть зерно, потребленное домашними животными, а также

Помощь, которая была оказана государством, была запоздалой, ограниченной

и часто бессмысленной: колхозам выдавали «зерновые ссуды» - на каждые

сто центнеров дополнительно начисляли десять центнеров при возврате зерна

после следующего урожая. Однако значительная часть оформленного в виде

ссуды зерна немедленно была переведена в счет невыполненных госпоставок.

Молдавия получила 60 тысяч центнеров зерна, которые были переданы в фонд

госпоставок или направлены для расширения продажи хлеба в «коммерческих»

магазинах по недоступным для голодающих ценам. Руководство Белоруссии

сообщало в Москву в феврале 1947 года, что колхозники не имеют хлеба,

питаются суррогатами. Согласно секретному постановлению союзного

правительства, только в июле 1947 года было разрешено выделить

из госрезерва в виде ссуды 61620 тонн зерна с «льготным начислением»

2 центнера на каждые 100 центнеров ссуды. Однако в постановлении было

указано, что зерно с процентами должно быть возвращено в госрезерв

Следует сказать также, что в голодные годы СССР получил помощь

международных организаций: продовольствие и товары на сумму 250 миллионов

долларов поступили по программе послевоенного восстановления, которая была

создана за счет взносов стран-членов Лиги Наций, включая и СССР.

Американский Красный Крест предоставил товары общей стоимостью 31 миллион

долларов. Но это была «капля в море». Необходима была чрезвычайная,

крупномасштабная помощь голодающей и разоренной стране, которая вынесла

на своих плечах основную тяжесть борьбы с нацистской Германией.

Международная помощь, которая зависела от позиции США, могла быть

предоставлена при одном условии: если бы советское руководство признало

существование «серьезных проблем» в сфере сельскохозяйственного

производства и очевидные трудности в снабжении населения продовольствием.

Без сомнения, экономическая помощь со стороны недавних союзников по борьбе

с фашизмом была небескорыстной: Сталин должен был отказаться от грандиозных

геополитических притязаний, пришлось бы довольствоваться малым. Но

советское руководство выбрало иной путь. В годы войны Сталин с ядовитой

усмешкой отозвался о членах британской правительственной делегации, которые

приехали в Россию с запасом бутербродов, пребывая в уверенности, что

высшее советское руководство разделяет с народом все его тяготы и лишения.

Последствия: спад рождаемости, рост смертности, особенно детской. Анализ

архивных данных позволил определить, что наибольшие потери населения были

летом 1947 года. В период с 1946 г. по 1948 г. умерло от голода более 1 млн

человек. Вследствие голодания переболели дизентерией, диспепсией,

пневмонией и др. около 4 млн человек, среди которых было еще около

полумиллиона умерших. Это подтверждается и собственно демографическими

данными. Количество людей, имевшихся в стране в начале 1946 года (то есть

родившихся не позже 1945-го), 170,5 млн, к началу 1951 года сократилось до

161,3 млн, то есть на 5,3%; между тем количество населения начала 1949 года

(то есть после голода) через пять лет, к началу 1954 года, сократилось

всего на 4%, - то есть убыль была на 1,3% меньше. А 1,3% от населения 1946

года - это 2,2 млн человек. В Российской Федерации в зимние месяцы

1946/1947 годов полностью прекратился прирост населения, а к апрелю

наметилось сокращение на 29 тысяч человек. По данным архивов, в охваченных

голодом районах России, Украины, Молдавии с населением в пятьдесят

миллионов человек в 1947 году численность населения за счет смертности

и вынужденной миграции сократилась на 5-6 миллионов человек. Но

обнаруженные данные нельзя назвать окончательными: точное число жертв мы,

возможно, никогда не узнаем. Огромный пробел в сводках - смертность среди

крестьян, которые не имели паспортов. Страшная подробность официальных

сводок: раздел «Детская смертность». В 1947 году в СССР умерло 508 тысяч

детей в возрасте до 1 года. Это было «поколение надежды», первое

послевоенное поколение, первые жертвы «холодной войны». Естественным

следствием голода, миграций, поголовной бедности было нищенство, которое

достигло невиданных прежде размеров. В голодные годы, по самым

приблизительным подсчетам, число нищих достигло 2-3 миллионов человек.

Никакой продуманной программы социальной помощи, которая могла бы сократить

это позорное явление, в годы голода не было. Не было и общественной

инициативы: советское правительство, как и в 1932 году, официально

не заявило о голоде. Голод вызвал невиданный даже в военные годы рост

преступности. Напомним, что за время голода было выпущено два «займа

восстановления и развития народного хозяйства», которые распространялись

принудительным порядком. Первый заем в 1946 году ускорил «пришествие»

голода, так как забрал значительное количество денег у населения, которые

могли бы быть потрачены на покупку продуктов в магазинах по «коммерческим»

ценам. Второй был реализован в самый разгар голода. Не удивительно,

что «сквозные данные» о преступности в СССР за 1940-1950 годы отметили

в 1946-1947 годах самый высокий рост хищений государственного и личного

имущества. Преобладал наиболее распространенный вид преступления - «мелкие

хищения». Следует обратить внимание: 32 процента краж были совершены

женщинами, и это без лишних слов показывает, что было причиной

преступлений. По официальным данным, в конце 1948 года в местах заключения

было 23790 матерей, вместе с которыми за колючей проволокой отбывали свой

«срок» малолетние дети. Естественной реакцией на действия властей была

низкая производительность труда, откровенное нежелание нести трудовую

повинность «за трудодни» и массовое бегство молодежи из деревни. За 1946-

1953 годы деревню покинули десять миллионов человек, наиболее активных

и трудоспособных. Сельское хозяйство многих регионов, прежде всего

нечерноземной России, пришло в запустение, которое сохранилось до наших

дней. И еще долго «новое средневековье» конца сороковых годов будет

напоминать о себе.

Весной 1946 года СССР столкнулся с острой нехваткой продовольствия — бедствие по всей стране затронуло 100 миллионов человек. Смертность людей от голода власть могла избежать путем привлечения на народное питание хотя бы половины государственных резервов зерна и сокращения его экспорта. Но этого не сделала.

На фото: колхозники Одесской области везут на заготовительные пункты зерно нового урожая. Август 1947 года. В газетах тех лет можно найти только парадные снимки. Фото: east news

Во время войны голодали и недоедали все. Но этому, по крайней мере, было объяснение. После победы многим в СССР казалось, что самое трудное время осталось позади. Победная эйфория советских людей, переживших войну, распространялась и на политическую сферу. Ожидали смягчения репрессивных законов. В деревнях поговаривали, что, мол, США и Англия заставили Сталина открыть церкви, а теперь они же заставят вернуть землю крестьянам. Однако множество причин сделало первые послевоенные годы в известном смысле тяжелее военных.

Опустошенная земля

Голод не был чем-то совершенно новым для советских людей. Еще было живо поколение, помнившее трагедию 1921-1922 годов в Поволжье — последствие Гражданской войны. В 1932-1933 годах, как результат политики раскулачивания и коллективизации, страшный голод поразил Украину, Юг России, Западную Сибирь и Казахстан. Это был не просто голод, а голодомор: сталинская политика обрекла народ пострадавших районов на смерть. Никакая помощь ни внутри страны, ни из-за рубежа им не оказывалась, запрещено было всякое упоминание о голоде, и этот запрет действовал почти до самого крушения СССР.

Послевоенный голод в СССР 1946-1947 годов известен значительно меньше, несмотря на то что он относится к более позднему времени и о нем во многих семьях сохранились еще личные воспоминания. Вот один эпизод, имен участников которого не называю по личным причинам. Отец семейства был инженером Сталинградского тракторного завода и погиб по время бомбежки в конце августа 1942-го. Его жена с двумя девочками пряталась в доме у родственницы на южной окраине Сталинграда. После войны матери долго не удавалось устроиться на работу, так как она «была на оккупированной территории».

Жили кое-как, перебиваясь у родственников. Дошло до того, что она заболела какой-то формой авитаминоза, от которой ее смогли вылечить «народным средством» — вареной собакой. Девочки ходили по ночам подбирать колоски, оставшиеся после уборки поля. Поскольку одной из девочек уже исполнилось 12 лет, ей мог грозить суд и наказание (по закону — вплоть до расстрела) «за хищение социалистической собственности». Один раз их поймали. Сторож был человеком, он все понял и отпустил. В этой истории, к счастью, никто не погиб, кроме несчастного пса, пошедшего в пищу хозяйке и тем спасшего ей жизнь.

А вот документированная история, одна из тысяч подобных. «В Доме малютки № 2 города Кирова регулярно недодавали детям установленную норму питания. «Сэкономленные» продукты присваивались... За 9 месяцев 1947 года из 150 детей заболели 73, из них умерло 60, в т.ч. от дистрофии 16. Для сокрытия высокой смертности было организовано тайное погребение 53 трупиков. В Тотемском районе Вологодской области по той же причине умерли 87 детей из 153 поступивших в дом ребенка»*.

Историк Вениамин Зима, написавший монографию о послевоенном голоде на материалах открывшихся после 1991 года секретных фондов государственных архивов, утверждает: голод охватил не только районы, пострадавшие от засухи, а и множество других, опустошенных государственными заготовками. По примерным подсчетам, голодало около 100 млн человек. И голод не закончился в 1947 году, хоть и пошел на убыль. Всего же с 1946 по 1948 год включительно от голода и вызванных им болезней, в том числе эпидемии тифа, погибло около двух миллионов. Многие стали калеками из-за употребления в пищу суррогатов.

Цена холодной войны

У послевоенного голода было много причин. Нехватка рабочей силы из-за громадных людских потерь на войне — как обычно, этот дефицит восполнялся женским и детским, то есть гораздо менее производительным, трудом. Неизбежные трудности послевоенной реструктуризации экономики. Денежные доходы и жизненный уровень основной массы населения городов резко упали. Если предыдущие массовые советские голодовки ударяли в основном по сельской местности, то теперь они в не меньшей степени затронули города.

Во время войны продовольственные проблемы в СССР решались благодаря регулярным поставкам пшеницы и мяса из США и Канады, но с ее завершением оказание этой помощи в рамках лендлиза закончилось. Предвидя неизбежные последствия, Сталин еще в Ялте на словах договорился с Рузвельтом о предоставлении СССР кредита в размере $10 млрд на закупку продовольствия. Однако Трумэн, заступивший на место умершего Рузвельта в апреле 1945-го, не пожелал выполнять это «джентльменское соглашение».

Сразу после окончания войны между бывшими союзниками начались трения, довольно быстро приведшие к холодной войне. Правда, в 1947-м Сталин и его Политбюро рассматривали вопрос о получении американской экономической помощи по плану Маршалла, но в итоге было сочтено, что США требуют за нее слишком высокую политическую цену. Сама логика холодной войны толкала Сталина и его окружение на усиление экономической автаркии СССР и расширившегося «социалистического лагеря»*.

Голодомор в Украине 1932-1933 годов в первую очередь косил детей (на снимке). В 1946-1947 годах от голодных болезней умирали люди преимущественно репродуктивного возраста

Для сталинского государства запасы продовольствия измерялись прежде всего их наличием в «закромах родины», а не на столах граждан. При хлебной и любой продовольственной монополии государства возникновение дефицита зерна на государственных ссыпных пунктах (это называлось «недопоставками») вызывало у партийных органов лишь одну реакцию: усилить меры административного нажима на колхозы по изъятию продуктов. И это невзирая на бедственное положение самих разоренных войной колхозов и на то, что сохранность запасов и доставка их потребителю не могли быть должным образом обеспечены.

Заготовленный хлеб портился на элеваторах, складах и при перевозке. Существует множество свидетельств того, как убранное с огромным трудом и сданное государству зерно «сваливалось в грязь, мокло под дождем, покрывалось снегом, портилось, списывалось и тайно уничтожалось». По расчетам, сделанным историком Зимой, «испорченного хлеба могло бы хватить для того, чтобы оплатить натурой выработанные трудодни голодавшим колхозникам России, Украины, Белоруссии, Молдавии. Вместо этого огромное количество зерна было загублено и списано».

* В.Ф. Зима. Голод в СССР 1946-1947 годов: происхождение и последствия. — М., 1996.

Запретная правда

Власти СССР в первую очередь принимали меры для снабжения городского населения. Однако, несмотря на карточную систему, горожане не избежали голода. Осенью и зимой 1947 года случаи массовых заболеваний дистрофией, в том числе со смертельным исходом, были отмечены на предприятиях Ленинграда и Сталинграда, Ростовской области. В Новосибирске почти половина смертных случаев была вызвана болезнями, связанными с хроническим недоеданием и употреблением в пищу суррогатов.

В деревнях дело обстояло намного хуже. Там хлебный паек не был положен никому, даже инвалидам-фронтовикам. По воспоминаниям историка Василия Кострикина, жившего и работавшего в 1946-1947 годах в деревне Новосёлки Рязанской области, «с трудом дожили до весны те, кто имел в своем хозяйстве корову и небольшие запасы картофеля… В мае-июне ели крапиву, лебеду, ничего другого не было… Много людей было опухших, некоторые так ослабевали, что не могли выйти из дому». Подобных свидетельств массового голодания на селе множество.

Одним из следствий голода стало массовое распространение заболеваний со смертельным исходом. Кроме обычных в таких случаях брюшного тифа, дизентерии, различных токсикозов и авитаминозов немало людей пало жертвами так называемой септической ангины. Впервые она была отмечена во время голода 1932-1933 годов. Запрет на упоминание голода затруднял борьбу врачей с этим заболеванием, когда оно снова вспыхнуло во время войны. Тогда и было установлено, что это тяжелая форма токсикоза кровеносной системы от употребления в пищу неубранных остатков зерна, пролежавших зиму под снегом. Пик заболеваемости пришелся на голод 1946-1947 годов.

Даже рассекреченные архивные фонды не дают всей полноты картины — в официальных медицинских документах смертность от голода скрывалась за другими диагнозами, среди них наиболее распространенными были желудочно-кишечные заболевания и септическая ангина. Из-за сознательного замалчивания фактов в документах, даже предназначенных для служебного пользования, подсчет общего числа жертв послевоенного голода крайне затруднен. Приведенная выше цифра 2 млн умерших в СССР от голода и его последствий получена путем демографического анализа.

Преступление без оценки

Важным демографическим последствием массового голода стало то, что в СССР не было послевоенного компенсационного прироста населения. Да, война выбила значительную часть взрослого мужского населения, но исследователи считают, что дело не только в этом. «В 1947 г., в отличие от 1933 г., когда возросла детская смертность, среди умерших более всего было лиц среднего, репродуктивного возраста»**. Среднее количество детей на одну женщину в Российской Федерации и на Украине уже никогда после войны не приблизилось к показателям даже неблагоприятных 1932-1933 годов — об этом свидетельствуют расчеты, проделанные специалистами Центра экологии и демографии человека Института народнохозяйственного прогнозирования РАН***. Голод довершил то, чего не успела сделать война.

Более того, исследователь Зима пишет, что, ссылаясь на засуху и опасность агрессии со стороны бывших союзников, советское правительство сознательно «пошло на голод»: «Руководство СССР во главе со Сталиным неадекватно реагировало на сигналы из регионов… В 1946-1947 гг. смертность людей от голода власть могла сократить в 2-3 раза путем привлечения на народное питание хотя бы половины государственных резервов зерна и сокращения его экспорта»****. Причем историк доказывает, что даже при экспорте хлеба государство все равно располагало достаточными запасами для прокормления населения, но не использовало их с этой целью.

Массовый голод 1946-1947 годов в РСФСР, на Украине, в Молдавии и других республиках бывшего Советского Союза стал закономерным результатом государственной политики, в которой человек не был приоритетом. Во многих бывших союзных республиках, ныне независимых странах, дана историческая оценка этому и другим голодоморам советского периода, они признаны преступлениями против человечности. В России вопрос о юридической ответственности сталинского режима за гибель населения в мирное время из-за преступной некомпетентности и системного пренебрежения правом человека на жизнь пока даже не ставился.

Этой масштабной трагедии, случившейся в Советском Союзе в первые послевоенные годы, можно было бы избежать, если бы были использованы все имеющиеся на тот момент в СССР резервы.

В то время как миллионы граждан его страны питались лебедой и крапивой, сотни тонн зерна отправлялись за рубеж, и столько же сгнило в закромах Родины из-за неправильного хранения.

Причины возникновения голода

Исследователи трагедии голода в СССР 46-47 годов называют несколько причин ее возникновения. Послевоенное сельское хозяйство находилось в плачевном состоянии, многие деревни и села война полностью уничтожила. Значительная (если не большая) часть мужского населения погибла на фронте, зачастую не на чем было пахать, сеять и убирать. Сорок шестой год вдобавок оказался засушливым, удалось собрать зерна на четверть меньше довоенного уровня. Результат не критический, но в комплексе с другими факторами, обуславливавшими возникновение голода, существенно низкий. Руководствуясь политическими соображениями, советские власти во время голода продолжали вывозить хлеб за границу. Вдобавок, невзирая на очень неблагоприятную ситуацию с питанием, СССР занимался созданием стратегического зернового резерва: Советский Союз запасался хлебом, «если завтра война». Налоговое бремя на граждан увеличилось, тогда как уровень оплата труда при росте цен снизился. Доктор исторических наук В. Ф. Зима в своем исследовании доказывает, что голода 46-47 годов не было бы, если бы Сталин с 1946 по 1948 годы не отдавал распоряжения на экспорт зерна за рубеж в объеме свыше 5 миллионов тонн (более чем на 2 миллиона больше довоенного уровня!). На складах за это время вследствие неудовлетворительных условий для хранения попортилось порядка миллиона тонн зерна.

Крестьян обложили

Послевоенной советской экономике приходилось преодолевать глубокий кризис, связанный с конверсией производства, вдобавок начиналась «холодная война» с Западом. Рабочим вдвое урезали зарплату, они вынуждены были на территориях своих предприятий создавать и обрабатывать огороды, иначе людям грозила голодная смерть. Вследствие дефицита продовольствия сняли с продовольственных пайков 100 млн сельского населения, которое теперь должно было питаться только за счет того, что вырастило на своих огородах. Во многих колхозах прекратили выдавать зерно на трудодни, а цены на хлеб подскочили вдвое. Вместе с тем, крестьяне были вынуждены платить драконовские налоги и подписываться на облигации госзайма. Лучше всего жилось работающим на «оборонку», сотрудникам милиции и руководителям предприятий, а также преподавателям вузов – их зарплаты, случалось, в 10 раз превышали размер получки рядового советского гражданина.

На Украине были людоеды

К весне 1946 года кончились запасы зерна, которым снабжались города СССР. Госрезерв Сталин трогать запретил. По подсчетам исследователя данной темы доктора исторических наук А. В. Шалака, сотни тысяч советских граждан к весне 47-го года страдали дистрофией, а всего по СССР официально голодали 1,7 млн. В процентном отношении большинство голодающих приходилось на Украину (800 тыс. человек). В этой республике, а также в Черноземье отмечались случаи людоедства. Сколько человек в СССР умерли от голода 46-47 годов, точно сказать трудно, ибо исследователи приводят разные данные. Голландский профессор Майкла Эллман, занимавшийся изучением темы послевоенного голода в советском Союзе, считает, что эта цифра может колебаться от одного до полутора миллионов человек. А. В. Шалак высказывается в пользу более щадящей статистики – 200 тысяч человек: это умершие непосредственно от голода, тогда как данные Эллмана можно отнести к количеству погибших от последствий трагедии – разного рода заболеваний.

«Указ 7 – 8 шьешь, начальник?»

Прежде Советский Союз уже переживал серьезный голод (32 – 33 годы), тогда у крестьян, не выполнявших план продпоставок, массово изымали все имеющееся продовольствие. Во время голода 46-47 годов такую практику не вводили, но свыше десятка тысяч председателей колхозов попали под суд за «либеральничанье», связанное с заготовками зерна. В эти годы сильно выросла «хлебная» преступность – порядка 400 тысяч голодающий, уличенных в кражах или сокрытии зерна, пополнили население сталинского ГУЛАГа. Печально знаменитый «указ 7-8» или как его еще называли в народе «закон о 3 колосках», применялся во время послевоенного голода очень активно – за несколько сорванных в поле колосков пшеницы давали 10 лет лагерей. Пока контроль миграционных процессов был ослаблен, миллионы людей покидали деревни и села в поисках хлебных мест, завербовывались на стройки и шахты. Но так или иначе последствия голода в СССР давали о себе знать до конца 40-х годов.

В послевоенный период сельское хозяйство имело исключительное значение для всего населения Украины . Начало восстановительного процесса в этой отрасли происходило в условиях раз­разившегося в 1946-1947 гг. голода, который значительно усложнил восстановление экономической жизни.

Послевоенные годы выдались неблагоприятными для центральных и южных областей Украины: 1 . засуха и общая хозяйственная разруха стали причиной неурожая. 2. Государство не приняло никаких мер по предотвращению надвигавшегося голода . Обстоятельства были схожи с теми, которые имели место во время голода на Украине в 1932-1933 гг. Трагедия повторилась.3. Под видом заготовок государство проводило фактически полную реквизицию продовольственных запасов зерна , обрекая тем самым крестьянство на голодное существование.

Первая послевоенная зима во многих регионах Украины оказалась малоснежной, а весна и начало лета, самыми засушливыми за несколько предыдущих лет. Валовый сбор зерновых культур в 1946 году был в три раза меньше чем в 1940 году.

4. Во многих хозяйствах колхозникам вообще не выдавались зерновые, а за трудодень они получали всего по 50-100 г зерна . Горький опыт пре­дыдущих лет подсказывал крестьянам, что ждать помощи от колхозов и государства не приходится. Началось массовое бегство сельских жителей в города и на новостройки. В первую очередь покидали свои села молодые, работоспособные люди. Ми­нистерство сельского хозяйства обратилось к правительству УССР и ЦК КП(б)У с проектом постановления о недопустимос­ти для крестьян самовольно покидать колхозы и о возвращений беглецов. ЦК КП(б)У со свойственной ему категоричностью обязал партийные и советские органы 5. «предоставлять помощь правле­ниям колхозов в возвращении колхозников, самовольно ушед­ших из колхоза».

Местные власти иногда оказывали помощь голодающим, без согласования с центральным руководством освобождая безна­дежные колхозы от выполнения плана хлебозаготовок. Однако партийные и государственные верхи, воспитанные в духе без­думного и безусловного выполнения любых, даже самых абсурдных, приказов руководства, жестоко преследовали «мягкоте­лых», увольняя их с работы, применяя взыскания и стремясь любой ценой выполнить государственные планы. Забирая у крестьян последнее, государство добилось 60%-го выполнения Украиной плана заготовок зерновых.

Крестьяне же остались без продовольствия. Как и в предыдущие годы, они надеялись прокормиться с помощью приусадебных участков . Но после войныподсобные хозяйства колхозников были почти полностью разорены. 6. В начале 1946 г. 43% колхозников не имели коров, а 20% - вообще никакого скота и птицы. Вследствие всего этого голод беспощадно уничтожал десятки тысяч людей. Были зафиксированы случаи канибализма, почти 3 млн. человек болели дистрофией и анемией. Всего в этот период от недоедания и болезней умерло около 1 млн. человек.

В Москве, Киеве, областных и районных центрах Украины было известно об ужасающем положении села. Но партийно-государственный аппарат никак не отреагировал на это. Как и в 1932-1933 г., 7. правительство делало вид, что никакого голода нет. Более того - сталинское руководство страны продолжало вывозить зерно за границу. 8. В 1946 г. его было экспортировано 1,7 млн. т., причем значительная часть была бесплатно передана странным государствам в качестве «братской помощи». Такогорода помощь предоставлялась и в первой половине 1947 г.

Среди стран, в которые направлялась помощь, были Болгария, Чехо-Словакия, Румыния, Польша. 9. По отношению же к соотече­ственникам применялся Закон о «пяти колосках» от 7 августа 1932 г . Тысячи колхозников были осуждены как «саботажники» и «подрыватели социалистического хозяйствования на селе».

Голод 1946-1947 гг. сопровождался усилением репрессий против различных слоев населения, в частности крестьян . 4 июня 1947 г. Президиум Верховного Совета СССР принял указы «Об уголовной ответственности за разграбление государ­ственного и общественного имущества» и «Об усилении охраны личной собственности граждан». В соответствии с ними кража колхозного, государственного имущества, в том числе срезание и сбор голодными людьми колосков, наказывались тюремным заключением сроком от семи до десяти лет с конфискацией имущества. К сентябрю 1947 г. в суды было направлено более 10 тыс. таких дел.

И только тогда, когда голод начал угрожать массовым выми­ранием крестьянства, руководству УССР удалось, наконец, при­нять конкретные меры, чтобы как-то облегчить положение кре­стьян. Неоднократно к Сталину с письмами и докладными за­писками о состоянии дел в Украине обращался тогдашний пер­вый секретарь ЦК КП(б)У Н. Хрущев. Эти обращения вызывали раздражение диктатора, который в одной из телеграмм назвал руководителя украинских коммунистов «сомнительным типом».

В марте 1947 г. состоялся Пленум ЦК КП(б)У с участием представителей из Москвы, освободивший Н. Хрущева от должности секретаря ЦК. Его место занял близкий соратник Сталина Л. Каганович, Хрущев остался руководителем правительства УССР. В это время центр, наконец, решил предоставить крестьянам Украины продовольственную помощь. Село начало посевную компанию, но без помощи государства засеять поля, то есть заложить основу будущего урожая, 1947 г., было невозможно. Колхозы получили 60 тыс. т зерна, что позволило, хотя и с опозданием, поддержать и спасти от голодной смерти 3,4 млн. крестьян, принимавших участие в весенних полевых работах.

Голод в сельской местности

С победой в семьи простых советских людей не пришло долгожданное облегчение и улучшение. Им были навязаны новые испытания и тяготы, нищета и голод. Невозможность допущения послевоенного голода определялась тем, что голодовками военных лет для него была подготовлена слишком благодатная почва. Советское правительство всячески стремилось скрыть масштабы трагедии 1946-1947 гг. от собственного народа и от Запада. В средствах массовой информации упорно создавалась иллюзия успешного преодоления трудностей, улучшения положения в стране.

В самый разгар голода весной 1947 г. в главной газете Союза - "Правде" царило праздничное настроение. Первомайский номер сообщал о трудовых успехах колхозов на весеннем севе: "... Советский народ с радостью узнает о том, что колхозники районов, особо сильно пострадавших от засухи, успешно преодолевают трудности, самоотверженно борются за высокий урожай. Курская область засеяла почти на 400 тыс. га больше, чем в прошлом году... На 500 тыс. га больше в сравнении с прошлым годом засеяли колхозы Воронежской области... Колхозы Украины, борясь за осуществление своих обязательств, принятых в письме тов. Сталину, выполнили на 105% план сева яровой пшеницы... Молдавская ССР, сильно пострадавшая от засухи, в нынешнем году выполнила план колосовых культур на 109%...". В публикации специально были названы области составлявшие в то время центр массового голодания сельских жителей и, в первую очередь, колхозников. В той же газете за 2 мая был помещен отчет о первомайском параде и демонстрации на Красной площади. В передовице под громким названием "Вперед, к полной победе коммунизма в нашей стране" говорилось о том, что "... потребуются напряженные усилия, чтобы успешно провести весенний сев, добиться богатого урожая и двинуть вперед наше сельское хозяйство", но ни слова о голодавших колхозниках которые, по замыслу автора, должны были все это сделать.

"Правда" регулярно помещала заметки, репортажи и письма об экономических трудностях, росте безработицы и голоде в капиталистическом мире. В США, Англии, Италии "...трудности послевоенного времени усугубляются эгоистическими действиями правящих классов, ужасами безработицы и спекуляции на голоде". В Вене "... ощущается острый недостаток продовольствия. Получаемый населением паек достаточен только для полуголодного существования... Рабочие на венских заводах от истощения падали в обморок у своих станков". В другом номере: "В один из холодных мартовских дней изможденный рабочий остановился перед зданием австрийского парламента и с криком: "Голод! Голод! Дайте мне хлеба!" - порезал себе вены. В австрийской республике около 50 тыс. безработных и случаи самоубийств от нужды и голода стали обычным явлением...".

Не только средства массовой информации безмолвствовали о голоде в СССР. Строгий партийно-советский контроль был установлен за органами здравоохранения, которые фиксировали рождаемость и причины смертности людей. В медицинских разработках за 1946-1947 гг. настоящая причина роста смертности - голод - скрывался за такими диагнозами, как желудочно-кишечные заболевания (дизентерия, токсическая диспепсия), септическая ангина. Все это говорит о том, что врачей заставляли маскировать истинную причину смертности. Лишь в исключительных случаях за отдельные месяцы среди причин гибели попадает дистрофия, алиментарная дистрофия, авитаминоз, пеллагра, что на языке медиков означало голодную смерть. Напротив, в секретной переписке местного руководства с центром дистрофия среди населения (слово голод и здесь не упоминалось) - одна из основных тем, обсуждавшихся в связи с угрозой срыва производственных планов.

В России, на Украине, в Белоруссии, Казахстане и др. республиках голод напомнил о себе ранней весной 1946 г., когда на складах многих республиканских центров и крупных промышленных городов иссякло так называемое коммерческое зерно, предназначавшееся для обеспечения населения хлебом. Колхозно-совхозные амбары были вычищены хлебозаготовками, а имевшиеся почти в каждой области склады госрезерва, именуемые почтовыми ящиками и тщательно охраняемые, содержали десятки тысяч тонн зерна, накопленного за многие годы. В Совет Министров СССР, в ЦК ВКП(б) были направлены многочисленные телеграммы-ходатайства о разбронировании хлеба из госрезерва. Секретарь Новосибирского обкома ВКП(б) М. В. Кулагин сообщал заместителю председателя Совета Министров СССР Н. А. Вознесенскому об отсутствии хлеба и просил 10 тыс. т зерна из Бердского почтового ящика для жителей Новосибирска и городов области. В Свердловской области также не было хлеба и руководство просило другого заместителя председателя Совмина СССР Молотова дать разрешение разбронировать находившиеся на территории области 45 тыс. т продовольственного зерна. Телеграммы подобного содержания поступали на имя секретаря ЦК ВКП(б) Маленкова от секретарей обкомов партии и председателей облисполкомов Запорожья, Калуги, Пензы, Рязани, Махачкалы, Иркутска и др.

Задача нормированного обеспечения хлебом крупных городов была настолько злободневной, что никто не обращал внимания на жителей села, которые давно существовали без хлеба. Не найдя взаимопонимания и поддержки у областного и районного начальства, они вынуждены были напоминать о себе правительственным особам. Большое количество писем исходило от инвалидов войны и труда, многодетных вдов, пожилых людей, оставшихся без кормильцев. Писали Сталину, Калинину, Ворошилову, Маленкову и другим. Из-за бюрократического барьера крайне редко полные отчаяния и мольбы послания доходили до адресатов. Люди просили хлеба и, хотя бы временного, освобождения от непосильных налогов. Даже полностью нетрудоспособные инвалиды-фронтовики, проживавшие в деревне, не имели права на получение хлебного пайка, как якобы связанные с сельским хозяйством. Вот выдержка из одного письма: "... Я инвалид II группы. Как трудно мне жить, паек не дают... Никому мы теперь не нужны. Придется, наверное, погибать". (Г. К. Комков Куйбышевская область, Утевский район, село Спиридоновка). Из другого: "... Моя семья из 4-х человек, в том числе муж инвалид труда II группы. Заработала в прошлом году 750 трудодней, на которые не получила ничего... Пришлось продать единственную корову, чтобы уплатить мясопоставки и сельхозналог. В настоящее время не имеем никакого питания и находимся на грани заболевания". (Е. Т. Шеина, Горьковская область, Павловский район, деревня Низково). Инвалиды войны и труда стали жертвами бездушной политики властей, лишивших их средств к существованию.

Люди, в годы войны отдававшие свое здоровье во имя победы, в мирное время умирали от голода. Плохо было на Украине. Приведем отрывок из письма колхозников села Попелюхи Песчанского района Винницкой области, адресованного первому секретарю ЦК КП(б)У и председателю Совета министров Украины Н. С. Хрущеву: "Никита Сергеевич, отец наш, заступник! Тяжело нам, оборваны мы и босы... на людей не похожи, живем хуже скотины. Никогда не было нам так трудно, как сейчас. Люди умирают от голода, дети от недоедания и болезней остаются калеками...". На имя председателя Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинина в мае 1946 г. поступило письмо из села Станиславка Котовского района Одесской области от жены погибшего на фронте бойца Красной Армии М. И. Бузовской. Она писала, что один из 4-х детей умер от голода и, беспокоясь о жизни других, просила оказать срочную материальную помощь. Это письмо сохранилось в личном фонде всесоюзного старосты с пометкой "На контроль". Большинство людей никуда не обращалось и не писало. Одни не хотели унижаться, а другие считали обращение к властям бесполезной тратой времени.

Хрущев в начале апреля того же года из Киева направил пространную телеграмму заместителю председателя Совмина СССР Микояну с просьбой помочь республике. В ней он даже не упомянул о бедственном положении в деревне: "За последнее время создалось весьма напряженное положение с обеспечением бесперебойного снабжения хлебом населения г. Киева и др. крупных городов... В целях недопущения перебоев в снабжении хлебом населения городов и промышленных центров Украины Совет министров УССР просит Совет министров СССР разбронировать из госрезерва 57 тыс. т продзерна...".

Министерство заготовок СССР, получившее больше десятка заявок о помощи хлебом, обратилось в Совмин СССР с предложением рассмотреть данный вопрос, но не получило ответа. Тот же результат имели обращения в другие высшие инстанции. Правительство ценою многих жизней, сохранившее запасы хлеба в войну, не хотело расставаться с ними и в мирное время. Редким исключением являлось поручение ЦК ВКП(б) № 19490 от 13 марта 1946 г. о дополнительном выделении продовольствия населению Великолукской области, глава которой, секретарь обкома партии Бойкачев, просил для остронуждающегося сельского населения по 400 т хлеба и по 25 т крупы ежемесячно до нового урожая. Никаких других подобного рода распоряжений не было обнаружено. Хлеба не давали, а просьбы Куйбышевского, Молотовского, Челябинского, Свердловского, Кемеровского и др. областных комитетов партии о позаимствовании из резервов любых других продуктов питания были также отклонены Совмином СССР.

Из закрытых донесений правительству видно, что в конце 1946 г. - начале 1947 г. заболевания алиментарной дистрофией распространились на территории Российской Федерации, охватив многие районы Воронежской, Горьковской, Костромской, Курской, Ленинградской, Ростовской, Рязанской, Саратовской, Тамбовской, Ульяновской областей, а также Краснодарского края, Башкирской и Татарской автономных республик. Особенно были подвержены заболеванию жители сельских районов.

Слушая радио и читая газеты люди думали, что голодают только у них в колхозе, совхозе, районе, а все другие советские граждане живут хорошо. Спешили сообщить о происходившем правительству. Директор ордена Ленина совхоза "Кубань" Краснодарского края телеграммой сообщал секретарю ЦК ВКП(б) Маленкову о голодании рабочих и их семей и просил оказать срочную помощь питанием. Не прекращался поток писем из союзных республик. В приемную Президиума Верховного Совета СССР пришло полное возмущения письмо из г. Кондопога Карело-Финской ССР от рабочего Н. Е. Ильина. Вот отрывок из его письма: "... Знаете ли вы о том, что люди от недоедания готовятся к смерти... Если не поверите мне и не улучшите положение рабочих, то многие помрут от голода. Многие начинают болеть уже зимой и до весны не доживут. Кто дотянет до весны, тот будет с брюшным тифом и другими заболеваниями... Если какая-либо страна объявит нам войну, то мало окажется годных к военной службе. Не надо будет капиталистическим странам ломать голову как уничтожить СССР... Такое угрожает не только нам, а и вам, дорогое наше правительство".

В исключительных случаях руководители высокого ранга пытались отреагировать на жалобы людей, поступавшие из голодных мест. Сохранилось письмо заместителя министра здравоохранения СССР М. Д. Ковригиной отправленное 27. 02. 1947 г. секретной почтой заместителю председателя Совмина СССР А. Н. Косыгину, который в то время занимался помощью Молдавской ССР. Она сообщала следующее: "По предложению отдела агитации и пропаганды радиокомитета, я написала беседу "Забота советского государства о матери и детях", которая была передана 5 февраля с. г. перед выборами в Верховный Совет РСФСР. Позднее я получила 12 писем от женщин, в которых сообщения о тяжелом положении с питанием. Все эти письма я направляла в Министерство торговли СССР и РСФСР в надежде, что руководители этих министерств по мере возможности могут оказать просителям кое-какую помощь. Но последнее письмо, полученное от Е. И. Бузмаковой, медицинской сестры больницы зерносовхоза № 694 Обливского района Ростовской-на-Дону области, я решила послать Вам. В своем письме Бузмакова пишет о страшно тяжелом положении рабочих совхоза и их детей, которые буквально пухнут от голода, и просит послать правительственную комиссию, чтобы на месте разобраться в этом деле. Со своей стороны я убедительно прошу Вашего личного вмешательства". На копии письма спустя месяц 26 марта 1947 г. рукой Ковригиной было написано: "Ответ получен несекретный". Косыгин посоветовал ей направлять такого рода письма в приемную Президиума Верховного Совета СССР. Завязалась переписка, проверка, а необходимой оперативной помощи не было.

Весной 1947 г. в Воронежской области число больных дистрофией достигало 250 тыс. человек, многие из них умирали. Очевидцу Г. М. Попову, инженеру из г. Москвы было тогда 8 лет. Жил он с родителями в с. Скрипники, неподалеку от бывшего райцентра Старая Криуша (ныне Калачевский район) Воронежской области. Детское сознание с фотографической точностью запечатлело безлюдное село, полное отсутствие еды, смерть родных. "... Одноклассник, отец которого работал на мельнице в соседнем селе, приносил в школу лепешки. Их делили на всех, включая учителей. Помню отец сказал: "За селом умерли, в г. Калач ходили за хлебом, назад не дошли. Надо хоронить". Спасаясь от голода к нам приехали двое братьев отца, но не выжили и оба умерли от истощения. Дедушка умер. Не помню, как сам потерял сознание в голодном обмороке. Меня спасла стоявшая неподалеку воинская часть, очнулся в госпитале...".

В 32-х районах Курской области голодало 47 тыс. колхозников, причем их численность с каждым днем увеличивалась. Проверкой было установлено 11 тыс. больных алиментарной дистрофией, из них госпитализировано в особенно тяжелом состоянии 400 человек, умерло 52. В Ракитянском районе остронуждающихся в хлебе было более 16 тыс. человек, из них большинство истощенных, а 510 человек в состоянии дистрофии II-й степени, т. е. нетрудоспособны. Не менее критическое положение было в Скороднянском районе той же области, где не имели хлеба 1139 семейств. Среди них в состоянии дистрофии 1-й степени - 1365 человек, II-й - 700 и III-й, почти неизлечимой, - 135 человек. Труднее всего пришлось семьям, в которых имелось 7-10 и более детей, в области их насчитывалось до 56 тыс. В безвыходной ситуации оказались семьи погибших воинов и инвалиды, которых было более 90 тыс. Эти семьи не имели средств на покупку хлеба, продаваемого иногда в порядке помощи по коммерческим ценам.

Голод захватил некоторые районы Рязанской области. По воспоминаниям историка В. И. Кострикина, жившего и работавшего в 1946-1947 гг. в деревне Новоселки Рыбновского района Рязанской области: "С трудом дожили до весны те, кто имел в своем хозяйстве корову и небольшие запасы картофеля. Молоко на рынке обменивали на другие продукты. В мае-июне ели крапиву, лебеду, ничего другого не было. От травы зубы были всегда зеленые. Много людей было опухших, некоторые так ослабевали, что не могли выйти из дома. Сам я тогда совсем молодой человек ходил за 4 км на работу в школу, а в дороге вынужден был дважды отдыхать - такая была слабость...".

По численности болевших дистрофией можно примерно определить очаги массового голода в России: в Ульяновской области болело 104,4 тыс. человек, Тамбовской - 67,5 тыс., Башкирской АССР - 35 тыс., Молотовской обл. - 33,5 тыс., Костромской - 30 тыс., Краснодарском крае - 23 тыс., Читинской обл., - 12 тыс. По неполным данным здравотдела Коми-Пермяцкого национального округа, в апреле 1947 г. имелось свыше 12 тыс. человек, страдавших от дистрофии, в том числе 7 тыс. детей.

В письме Сталину секретарь Хакасского обкома ВКП(б) Афанасьев сообщал, что на 1 февраля 1947 г. в колхозах автономной области насчитывалось 2800 человек дистрофиков. К весне положение продолжало ухудшаться, т. к. запасы картофеля и овощей иссякали и люди все больше питались травами. Он просил оказать помощь выделением 600 т хлеба на 16059 колхозных дворов.

В марте-апреле 1947 г. цензурой МГБ СССР было перехвачено более 500 писем, исходивших из Великолукской, Калининской, Костромской, Курской областей в Советскую Армию, с сообщениями о голоде и выезде людей из колхозов. Приведем выдержки из некоторых писем, представленных в правительство

СССР: 23 марта 1947 г. "... У нас ужасный голод. Хлеба не найдешь, картошка 100 руб. Народ разъезжается кто куда... В колхозе никто не хочет оставаться, на трудодни ничего не достается...". (А. А. Белякова, Калининская обл., Есеновичский р-н., дер. Холуй). 28 марта 1947 г. "... В Гущине очень многие голодают, едят кукоколь (сорняк из рода однолетних трав) - хлеба нет. Мы живем тоже плохо. Жизнь подошла такая, что хуже некуда. Отец ушел неизвестно куда... Все уезжают, народу остается мало". (Н. И. Таранова, Костромская обл., Межевский р-н., дер. Гущино). 6 апреля 1947 г. "... У нас сейчас большой голод. По нашему колхозу и по району нет сытых людей, ни у кого нет хлеба. У некоторых нет решительно ничего, кроме воды и соли. Очень многие уезжают...". (Н. П. Панасенкова, Великолукская обл., Ильинский р-н., дер. Борок).

Председатель исполкома Ленинградского областного Совета депутатов трудящихся Харитонов и секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) Бадаев телеграфировали Маленкову: "В связи с отсутствием каких-либо продовольственных ресурсов большое количество колхозников области находится в состоянии дистрофии. В Оредежском, Тихвинском, Подпорожском, Киришском и Пашском районах зарегистрировано свыше 3000 человек взрослого и детского населения, имевшего I-II-ю степень дистрофии. Значительная часть больных госпитализирована. Это обстоятельство подрывало усилия по обеспечению подготовки и проведения весеннего сева и последующих полевых работ. Без оказания немедленной государственной помощи хлебом сельскому населению области, мы не можем предотвратить нежелательные последствия". Просили отпустить 800 т зерна в качестве продовольственной ссуды, с условием возврата из очередного урожая. С подобной просьбой обратился к правительству секретарь Курганского обкома ВКП(б) Шарапов. Он сообщал, что 54 тыс. колхозников области переживали затруднения с хлебом. В ряде колхозов проверкой было установлено истощение и опухание взрослых и детей от недоедания. Телеграмма о смертности колхозников от дистрофии и просьба о помощи зерном поступила к Маленкову от председателя Совмина Марийской АССР Кондратьева.

Сообщения о заболевании колхозников дистрофией были направлены в центр из Архангельской, Владимирской, Калужской, Рязанской, Сталинградской, Чкаловской областей, Краснодарского края, Татарской АССР и др. Сотни телеграмм от директоров совхозов поступили зимой 1946-1947 гг. в Совмин СССР. Они информировали правительство о том, что в связи со снятием рабочих с хлебного пайка распространились заболевания дистрофией. Вследствие чего имели место массовый невыход на работу и увольнения.

Историк В. П. Данилов вспоминает, что после демобилизации он из Германии прибыл в конце 1945 г. в Чкаловскую область. Положение с продовольствием было очень плохое, а в декабре 1946 г. был голод. Видел опухших от голодания людей, забитые досками окна домов. Многие спасались бегством в другие края. В областном центре такого, конечно, не было.

По данным Министерства здравоохранения РСФСР, в апреле 1947 г. было зарегистрировано 372,3 тыс. больных алиментарной дистрофией, а в мае того же года их численность возросла до 507,7 тыс., из них умерли 706 человек. Цифра смертности явно занижена. Впереди были трудные для выживания месяцы, о которых точно подметил В. И. Ленин, в мае 1918 г. предупреждавший об этом питерских рабочих: "... За непомерно тяжелым маем идут еще более тяжелые июнь, июль и август". Имеется достаточно примеров, подтверждавших ленинские слова на материалах 1947 г. К сожалению, из-за подтасовки учета и тщательного сокрытия фактов голода в России нет возможности привести обобщенные данные численности больных дистрофией и умерших от нее в следующие за маем месяцы.

Южные районы Белоруссии, граничащие с Украиной и Орловской областью, оказались серьезно задетыми засухой. Кроме того, в 1945 г. более 1/3 всех колхозов республики не выдавали хлеба и более половины не выдавали денег на трудодни колхозникам. Не увеличивалась выдача на трудодни и в 1946 г. Запасы продовольствия иссякли к весне 1947 г. Секретарь ЦК ВКП(б) Белоруссии Гусаров сообщал секретарю ЦК ВКП(б) Маленкову: "Колхозники Полесской, Полоцкой и Витебской областей Белорусской ССР с начала текущего года испытывают острую нужду в хлебе и в последнее время питаются жмыхами, отрубями, травами. Большое напряжение физических сил во время полевых работ, при неудовлетворительном питании, привело многих колхозников к истощению". Он просил дать указание об отпуске 500 т ячменя и овса для продажи остронуждающимся семьям колхозников.

В Карело-Финской ССР, несмотря на низкий урожай 1946 г., колхозами республики в срок и с превышением был выполнен план обязательных государственных хлебопоставок. Колхозы дали 70,6 тыс. ц зерна, что на 28,6 тыс. ц больше чем в 1945 г. На продовольственные нужды 59838 человек колхозного населения, после засыпки на семена, оставалось в среднем на каждого по 36 кг зерновых и по 38 кг картофеля. Жители колхозов с сентября 1946 г. исчерпали собственные запасы и у многих в январе 1947 г. хлеба уже не имелось. Люди переживали крайнее затруднение. Кроме того, в республике с 1 октября 1946 г. была сокращена численность сельского населения, снабжавшегося пайковым хлебом, с 80600 человек до 40500 человек. В связи с произведенным сокращением было полностью снято со снабжения хлебом из государственных фондов более 15 тыс. человек населения, возвратившегося во II-й половине 1946 г. из эвакуации. Семьи возвращенцев не имея огородов, не успевали выработать достаточное количество трудодней, поэтому с колхозов им причиталось хлеба совсем мало. В этой группе людей в январе 1947 г. были установлены массовые заболевания дистрофией, требовавшие безотлагательной помощи. Всего в январе 1947 г. в Карело-Финской ССР насчитывалось 36740 человек колхозного населения, нуждающегося в хлебе. При отсутствии излишков сельскохозяйственных продуктов у колхозников, приобрести хлеб на рынках не имелось возможности. Правительство Карелии решило трудоспособную часть населения колхозов привлекать для работы на лесозаготовки, где их можно было обеспечивать хлебом, а 20 тыс. человек престарелых и детей, занятых на колхозных работах, просило союзное правительство принять на пайковое снабжение по централизованным хлебным фондам из расчета 6 кг зерна на одного человека в месяц.

Более полные сведения о численности голодавших есть по Украине и Молдавии. Министерством здравоохранения Украинской ССР 27 января 1947 г. было дано указание всем заведующим облздравотделами по ведению учета больных дистрофией и ежедекадной отчетности о заболеваемости и госпитализации больных. На упорядочение учета больных дистрофией обращалось внимание и в последующих распоряжениях Минздрава УССР. По донесению на 25 февраля 1947 г. в 16-ти областях республики было зарегистрировало 498 тыс. заболеваний дистрофией, из них 53 тыс. в городах. Из общего числа больных 156 тыс. человек составляли дети. На 10 апреля 1947 г. по 23 областям Украины и г. Киеву из 819 тыс. дистрофиков, 80% приходилось на село, а число умерших от дистрофии составляло 32 тыс. человек. Всего в республике голодало более 2,7 млн. человек колхозного населения.

В Молдавской ССР учет больных дистрофией производился с осени 1946 г. В ноябре того же года было зарегистрировано 29,9 тыс. человек, заболевших дистрофией, в декабре - 41,6 тыс., в январе 1947 г. - 131,5 тыс. человек. Из-за несовершенности системы учета, сведения о заболеваниях населения дистрофией, поступавшие из уездов были разноречивы. Это обстоятельство в последующем потребовало изменения учета. По материалам подворного обследования на 20 февраля 1947 г. в городах, уездах и районах Молдавии состояло более 208 тыс. человек больных дистрофией, из них у 27 тыс. состояние болезни было неизлечимым. Среди общего числа больных 47% составляло дети. В конце марта 1947 г. заместитель министра здравоохранения СССР Кузнецов, постоянно находившийся в Молдавии, сообщал в Москву, что благодаря проведенным мероприятиям общегосударственного и местного порядка, дальнейший рост дистрофии был якобы приостановлен и по состоянию на 20-е марта в республике заболеваемость дистрофией была будто бы стабилизирована за исключением отдельных районов. Вывод оказался поспешным и не подтвердился, т. к. в середине апреля того же года в Молдавии было зарегистрировано более 300 тыс. больных дистрофией, из которых умерло более 36 тыс.

По всей стране голодали рабочие железной дороги, проживавшие в сельской местности, у которых в 1946 г. сняли с централизованного снабжения детей и иждивенцев. В декабре 1946 г. отмечены массовые заболевания дистрофией среди семей железнодорожников. По неполным данным, к концу года на 16 железных дорогах страны насчитывалось более 11 тыс. больных дистрофией. Наиболее неблагополучное положение было на Забайкальской железной дороге (2,5 тыс. больных), Кишиневской (2,4 тыс.), Сталинской (670), Кировской (260), Сталинградской (250). Некоторые рабочие ввиду истощения не могли выходить на работу, часть детей не посещала школу, были зарегистрированы случаи смерти от голода. Многие железнодорожники увольнялись, переходили на другие участки, чтобы получать больше хлеба по карточкам. В этой связи характерно заявление на имя начальника 1-й дистанции службы пути Казанской железной дороги рабочего Г. Ф. Гладеева: "... Прошу войти в мое положение... рабочая карточка 550 г на 7 человек, нас не обеспечивает. Другой месяц мое семейство хлеба и картофеля не видит, дохожу. Жалованье 300 руб., на мешок картошки... Прошу дать мне разрешение перейти на 2-йоколоток в рабочие, хоть на время, если можно, то поскорее...".

Секретарь центрального комитета профсоюза рабочих железных дорог юга, находившегося в г. Харькове, 20 января 1947 г. направил председателю Совмина СССР Сталину докладную записку об имевшихся случаях заболевания дистрофией. В ней отмечалось, что значительная часть работников железных дорог юга проживала в сельской местности. У тех из них, кто имел приусадебную землю, в засушливый год погиб урожай картофеля и овощей. В связи с отменой выдачи карточек на детей и иждивенцев, многодетные оказались в тяжелых материальных условиях. Недостаточная калорийность питания, отсутствие полноценных белков, воздействие холода на организм способствовали развитию безбелковых отеков - дистрофии и авитаминоза. Такие заболевания имели место на Кишиневской, Северо-Донецкой, Южной, Сталинской, Юго-Восточной и Северо-Кавказской железных дорогах, где было госпитализировано 246 человек. По неполным данным, 29 случаев заболевания окончились летальным исходом. ЦК профсоюза выделил дополнительные ассигнования в размере 100 тыс. рублей из бюджета государственного социального страхования для особо нуждающихся. Отдельным рабочим была выделена материальная помощь в размере от 500 до 700 руб. Некоторые селения (Фламенда, Романовка, Бессарабская Молдавской ССР), в которых главным образом проживали железнодорожники, не связанные с сельским хозяйством, по ходатайству партийных, советских, профсоюзных организаций были переименованы Верховным Советом СССР в рабочие поселки, что дало возможность детям и иждивенцам получать хлебные и продовольственные карточки. Однако проводившиеся мероприятия были совершенно недостаточны и без непосредственной помощи со стороны вышестоящих организаций не могли ликвидировать и предотвратить дальнейшее развитие заболеваний.

Голод в городах

Голод коснулся и крупных промышленных центров с гарантированным карточным обеспечением продовольствием: Москвы, Ленинграда, Ростова-на-Дону, Сталинграда, Красноярска, Ярославля и др. Зимой 1947 г. на предприятиях и стройках Ленинграда и Сталинграда имелись случаи массовых заболеваний дистрофией. В феврале 1947 г. по Сталинграду было зарегистрировано 998 заболеваний у взрослых и 1370 - у детей, из них 700 человек имели дистрофию II степени. В марте того же года на предприятиях Ленинграда при медицинском обследовании рабочих установлено, что заболеваемость алиментарной дистрофией и авитаминозом превышала 30%. На заводе "Севкабель" из 300 обследованных рабочих выявлено 128 (42%) больных дистрофией и 31(10%) - авитаминозом; на Ижорском заводе - 38% рабочих с дистрофией и 14% с авитаминозом; на заводе им. Сталина, соответственно, - 20 и 14%. Подобное положение с голодной заболеваемостью было вскрыто на заводе им. Марти, "Линотип", им. Жданова и комбинате им. Кирова.

Ленинградское руководство 29 марта приняло строго секретное постановление о предупреждении развития заболеваемости населения г. Ленинграда авитаминозами и алиментарной дистрофией. Виновниками голода были объявлены хозяйственные, партийные, профсоюзные работники заводов и Ленгор-здравотдела, которые проявляли бездушие и безразличие к нуждам трудящихся. Постановление рекомендовало всем предприятиям общественного питания шире практиковать витаминизирование приготовляемой пищи, а в буфетах закрытого и открытого типа организовать продажу витаминов, фруктовых, ягодных и овощных соков. С этой целью надо было подготовиться и с начала весны проводить сбор ранней дикорастущей зелени - щавеля и крапивы для использования ее на приготовление блюд в предприятиях общественного питания.

Более конкретной была задача организовать с 5 апреля 1947 г. во всех заводских столовых под наблюдением врачей усиленное рационное питание для рабочих и служащих больных алиментарной дистрофией по следующим нормам питания, представленным в таблице 1.

Таблица 1

Нормы усиленного питания рабочих и служащих г. Ленинграда, больных алиментарной дистрофией, в день (г).

По плану "усиленное" питание рабочего должно было составлять 739 г в день. Если бы к этому еще 200-400 г хлеба, то общая калорийность всех названных продуктов питания была бы около 2000 ккал., т. е. чуть больше половины нормальной потребности взрослого человека, но о хлебе в постановлении не упоминалось. При этом необходимо учесть, что в приведенном выше рационе питания преобладали растительные белки, а основную долю калорий давали соевые продукты. Ни калорийное содержание, ни качественная структура набора продуктов не являлись достаточными для излечения больных дистрофией.

Для обеспечения запланированного питания больных был утвержден план производства и распределения дополнительной ненормируемой продукции на апрель и май 1947 г. В нем предусматривалось произвести на предприятиях Ленинграда 1500 т соевого кефира, 900 т творожно-соевой сырковой массы, 850 т мясного бульона, 60 т плавленного сыра, 80 т овощной икры, 100 т рыбных отходов. Этими продуктами предполагалось накормить 100 тыс. рабочих и служащих, 273 тыс. школьников, 55 ты с. ремесленников и 57 тыс. детей в садах, яслях и детдомах. Проблема была в том, что в Ленинграде не было этих продуктов питания. Спустя два дня после принятия постановления было подготовлено письмо на имя заместителя председателя Совета Министров СССР А. Н. Косыгина. В нем секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) П. С. Попков обращался за срочной помощью, ссылаясь на то, что у населения Ленинграда, перенесшего тяжелые испытания в период блокады, повторные массовые заболевания дистрофией вызывали тяжелые последствия. Он просил увеличить до июня включительно лимит лечебно-диетического питания с 10 тыс. человек до 25 тыс. и усиленного детского питания с 22 тыс. до 40 тыс. человек. Выделить сухого картофеля - 1000 т, сои или соевого жмыха - 1000 т, 500 т сухофруктов, а также увеличить завоз молока из Эстонии на 2000 т и освободить подсобные хозяйства промышленных предприятий от сдачи государству 50% вылова рыбы, чтобы во II квартале 1947 г. всю рыбу использовать на дополнительное питание рабочих.

Необеспеченность рабочих питанием пытались компенсировать административно-судебными мерами. При этом главные обвинения выдвигались против хозяйственников и снабженцев. В прокуратуру г. Ростова-на-Дону 4 июня 1947 г. из газеты "Молот" поступил материал о смерти рабочего завода сельскохозяйственных машин "Красный Аксай", участника Великой Отечественной войны Н. И. Аникийчука. Проверкой, произведенной прокуратурой, было установлено, что Аникийчук был принят на завод 25 апреля того же года и проработал 20 дней. Во время работы он упал в голодный обморок и его на носилках доставили в здравпункт. Придя в сознание Аникийчук объяснил врачу, что он три дня ничего не ел. Его накормили и в связи с отсутствием свободных мест для дистрофиков в больнице выдали больничный лист, отправив затем в заводское общежитие. Там через 9 дней, в полном одиночестве, он умер от голода. Этот факт вызвал взрыв возмущения трудящихся завода, потребовавших создания комиссии для расследования. При медицинском обследовании других рабочих было выявлено еще 92 человека с тяжелой формой дистрофии. По представлению прокурора 22 июля того года Ростовским горкомом ВКП(б) было вынесено решение, в котором указывалось директору завода "Красный Аксай", секретарю заводской парторганизации и председателю профкома на бездушное отношение к нуждам рабочих. Они были предупреждены о строгой ответственности в случае повторения подобных фактов. Начальник жилищно-коммунального отдела завода, комендант общежития и работники ОРСа, виновные в срыве обеспечения людей питанием, были привлечены к суду.

На юге голодание людей продолжалось и осенью 1947 г. 18 октября прокурор Ростовской области Полозков сообщал Генеральному прокурору СССР К. П. Горшенину, что в г. Таганроге зарегистрировано 70 случаев смерти людей от дистрофии, в Шахтах - 42, в Новочеркасске - 19. В кочегарке завода им. Молотова в г. Таганроге 6 октября того же года был обнаружен труп рабочего стройучастка А. П. Кочетова 55-ти лет. Предварительным расследованием установлено, что рабочий Кочетов, не имевший квартиры и хлебной карточки, оказался в тяжелых материальных условиях и ночевал в кочегарке завода. В результате истощения он умер. В кармане брюк умершего было обнаружено заявление на имя начальника стройучастка завода об оказании ему материальной помощи. В связи с этим случаем прокуратурой области было возбуждено уголовное дело.

В конце зимы 1947 г. обострились продовольственные трудности в столице СССР г. Москве. С перебоями отоваривались хлебные карточки, в городе иссякли запасы картофеля и овощей. Ввиду того, что у некоторых заводов картофель изъяли на семена, а других источников поступления ОРСы не имели, то не обеспечивалось общественное питание рабочих. Положение было настолько опасным, что под угрозой срыва оказалась работа предприятий и строительных трестов Министерства авиационной промышленности, а также Министерства вооружения СССР. На других, несекретных заводах Москвы и Московской области, положение с питанием было хуже.

Утром 28 марта того года работниками московской милиции были обнаружены и сорваны 35 листовок, расклеенных в людных общественных местах Куйбышевского, Железнодорожного и

Щербаковского районов г. Москвы. Текст листовок, написанный карандашом под копирку призывал к демонстрации: "Всем, всем, всем! Гражданин России! Выполни свой долг и впредь в первое воскресенье каждого месяца! В 12 часов 6 апреля с. г. в центре г. Москвы состоится безмолвная демонстрация. Наша задача: заполнить центр, остановить уличное движение. Возьмите авоськи-сумки. Ваша безопасность гарантирована. Мы требуем хлеба. Долой колхозы, рабство и произвол. Мы за частную собственность, свободную торговлю, за открытие границ, свободу и счастье народа. Запомните дату 6 апреля. Все на демонстрацию! Содержание воззвания передавайте всюду, всем и всеми способами". Московской милицией были приняты меры к розыску автора листовок, а материалы переданы в Министерство государственной безопасности СССР.

По воспоминаниям историка Е. Г. Гимпельсона, в г. Москве голода не было. По карточкам он получал 400 г хлеба, крупу, жиры. Этим, конечно, не наедался, а купить хорошие продукты было не на что, хотя получал ежемесячную зарплату в 500 руб. По тем временам не маленькую. В булочной всегда стояли нищие и просили хлеба.

В Новосибирске причиной почти 50% смертных случаев стали болезни, вызванные хроническим недоеданием, употреблением в пищу суррогатов, общим ослаблением человеческого организма. За период с января по август 1947 г. число умерших от дизентерии в городе возросло в 12 раз, от токсической диспепсии - в 13 раз, от гастроэнтероколита - в 7 раз. В сельской местности положение было сложнее. В колхозах и совхозах совершенно не было хлеба, а приближался весенний сев. В то же самое время на Новосибирском маслозаводе скопилось 1000 т пищевого соевого жмыха и склады были переполнены. По этой причине завод перешел на переработку рыжика. Председатель Новосибирского облисполкома Соколов направил телеграмму заместителю председателя Совмина СССР Микояну с просьбой разрешить израсходовать 1000 т соевого жмыха для продажи на селе. На этой телеграмме рукой Микояна написано: "Т. Зотову (Министру пищевой промышленности СССР), т. Двинскому (Министру заготовок СССР). Почему бы не передать (1000 т. соевого жмыха. - В. З.) Минзагу для примеси к муке на месте?" На что Двинский отвечал: "... Минзаг считает возможным отпустить Новосибирскому облисполкому для продажи колхозам 300 т соевого жмыха за счет остатков в промышленности".

Септическая ангина

Еще в 1932 г. в ряде районов Союза (Урал, Западная Сибирь и др.) стало наблюдаться заболевание, получившее условное название "септическая ангина". Оно характеризовалось резким снижением белых кровяных телец в крови, высокой температурой, некрозами в зеве и полости рта, кровоизлияниями на коже.

Смертность колебалась от 17 до 50%. Ежегодно заболевало несколько тысяч человек. Заболевания возникали весной после употребления в пищу зерна (проса, пшеницы, ржи, гречихи и др.), зимовавшего в полях под снегом.

Врачи толком не знали способ лечения коварного заболевания. Вот как запомнилось первое столкновение с этой болезнью студентке мединститута, будущему заместителю, а в последствии и Министру здравоохранения СССР М. Ковригиной: "В мае 1934 г. меня и двух моих соучениц срочно вызвали в Свердловский Облздравотдел. Там нас встретил председатель областного отдела НКВД... Он объявил, что мы мобилизованы на борьбу с неизвестной заразной болезнью и сегодня же должны выехать к месту работы... Нас передали в распоряжение главного врача маленькой сельской больницы (в деревне Дуброва, близ Оханска Пермской области. - В. З.). Больных человек 15, все в очень тяжелом состоянии. Воздух в больнице был пропитан сладковатым гнилостным запахом. Почти все больные кровили. У многих температура поднималась до 40 и выше. Никогда мне не забыть такой страшной картины: во двор нашей больницы въезжает телега, на ней, на перине, лежат две молодые красивые женщины, мать и дочь, обе мертвенно-бледные, потерявшие сознание. Их везли из соседней деревни, и пока доехали до больницы, вся перина пропиталась кровью, пожми ее - потечет кровь. Врач больницы рассказал нам, что удалось спасти только 7-летнюю девочку, у которой умерли отец, мать и трое братьев... Нам показали эту девочку: бледная, худая, обессиленная, в зеве у нее не было ни миндалин, ни дужек, ни маленького язычка. Все некротизировалось, все отторглось. Смертность в больнице была высока, и население стало своих больных скрывать. Тогда и было решено устраивать подворные обходы для выявления больных... Подозрительных на заболевание сразу же направляли в больницу, и, чем раньше выявляли больных, тем быстрее они поправлялись. Со временем я стала находить больных по характерному сладковато-гнилостному запаху, который шел от заболевших... Не было ни одного случая заражения от больных медицинского персона-

В последние перед войной годы заболевание встречалось реже, что было связано с своевременной уборкой хлеба, но в 1943-1944 гг. количество заболеваний снова сильно подскочило вверх. Пик заболеваемости приходился на 1944 г., когда численность учтенных заболевших достигала 173 тыс. человек, из которых умерло примерно 28 тыс. До 80-85% больных и умерших было в России, а самая высока заболеваемость наблюдалась в Куйбышевской, Чкаловской, Ульяновской областях, Башкирской, Татарской АССР и др.

Работы, проводившиеся в ряде научно-исследовательских институтов в годы войны, приблизили медиков к пониманию причин заболевания. Изучение этиологии септической ангины затруднялось тем обстоятельством, что ни на одном из лабораторных животных не удавалось воспроизвести картину заболевания. Только человек заболевал септической ангиной. Существовало мнение, что это заболевание связано с авитаминозом, однако работами, проведенными в 1943 г., эта теория была окончательно опровергнута. Добровольцы, бывшие на полноценном питании, получали перезимовавшее просо, изъятое из очагов септической ангины Ульяновской области, несмотря на отсутствие авитаминоза, заболели септической ангиной. Само собой ученые знали, что только голод заставлял людей собирать для питания ядовитое зерно, но открытым текстом по понятным причинам об этом не писали. По совету Наркомздрава СССР 31 декабря 1943 г. был подготовлен специальный приказ № 38 уполномоченного ГКО "О мероприятиях по предупреждению и борьбе с септической ангиной". В соответствии с ним был проведен учет полей с неубранным осенью урожаем в Куйбышевской, Саратовской, Ульяновской областях, Ставропольском крае и др. Смертоносные поля были взяты под строгую охрану.

В июле 1945 г. ученым медицинским советом Наркомздрава РСФСР было принято для этого заболевания название "алиментарно-токсическая алейкия", что намного точнее характеризовало болезнь. Однако, и после этого причиной летальности по-прежнему записывали септическую ангину, поскольку пострадавшие жаловались на боль в горле. На самом деле под септической ангиной скрывалась лейкопения - заболевание, связанное с отравлением кроветворной системы, а проще говоря, белокровие. Весной 1947 г. массовые заболевания так называемой септической ангиной были отмечены в 30 областях, краях и республиках России и ряде областей Казахстана. В апреле в Горьковской области было учтено 5 тыс. больных, в Челябинской - более 2,8 тыс. Тяжелое положение было в Куйбышевской, Курганской, Новосибирской, Саратовской, Чкаловской, Ярославской, Западно-Казахстанской (Казахская ССР) областях, Башкирской и Удмуртской АССР. Сведения о заболеваемости септической ангиной и смерти от нее противоречивы. С мест сообщали в центр о тысячах опасно больных, а в справке председателя Совмина РСФСР констатировалось, что в 1945 г. заболело 193 человека, из них умерло 42; в 1946 г. соответственно - 615 и 90; в 1947 г. - 2857 и 224. Но и по этим данным видно, что в 1947 г. смертность была в несколько раз выше, чем в 1946 г.

Голод и дети

Чтобы спасти детей от смерти, некоторые родители увозили их подальше из голодных мест и оставляли в городах. Прокурор Латвийской республики сообщал Генеральному прокурору СССР, что за последние дни февраля 1947 г. участились случаи, когда родители подбрасывали детей в возрасте от 2-х лет и старше, иногда сразу двоих-троих из одной семьи. С детьми оставляли записки с указанием года рождения, имени и фамилии ребенка и кратким объяснением: "Кормить нечем...". Бросив детей на вокзале, около милиции или детприемника, родители скрывались. За февраль месяц было подобрано 49 таких детей. По Крымской области было зарегистрировано 52 случая оставления детей, по Воронежской - 15. О том же были сообщения из Ленинградской, Орловской и других областей. Родители надеялись отыскать и вернуть детей по окончании голода, только далеко не всем это удавалось.

Тяжело складывалась судьба осиротевших в войну детей, взятых на воспитание. В семьи колхозников Калужской области было принято на воспитание более 4,6 тыс. детей-сирот. Зимой 1947 г., не имея хлеба на пропитание, опекуны подавали заявления с отказом от их дальнейшего содержания и приводили детей в отделы народного образования. По Хвастовичскому району было подано 38 таких заявлений. В этом районе трех сирот Калинкиных, отец которых погиб на фронте, а мать умерла, воспитывал дедушка, инвалид II группы. В связи с отсутствием хлеба и картофеля, чтобы хоть как-то спасти внучат, он отказывался от их содержания и просил ускорить определение детей в детдом. В том же районе и по той же причине колхозница Сычева просила забрать от нее 4-х сирот, отец которых погиб на фронте, а мать подорвалась на мине. Много аналогичных заявлений об отказе от патронирования по причине полного отсутствия в хозяйствах хлеба было подано по Борятинскому, Дзержинскому, Детчанскому, Думичскому, Износковскому, Ульяновскому и др. районам. Разместить всех детей в детдомах область не имела возможности. Такое наблюдалось и в других местах.

Быстро распространившейся по стране детской беспризорностью занималось Министерство внутренних дел СССР. По состоянию на 1 ноября 1947 г. органами МВД было устроено 360 тыс. беспризорных и безнадзорных детей, подобранных с улиц и железнодорожного транспорта. Из них 125 тыс. детей были направлены в детские дома, 25,5 тыс. - в школы ФЗО и ремесленные училища, 51 тыс. - на работу в промышленность и сельское хозяйство, 14,5 тыс. - в детские трудовые воспитательные колонии МВД и 144 тыс. детей было возвращено родителям.

Разросшаяся в военное время государственная сеть детских учреждений очень скоро была переполнена и не вмещала всех нуждавшихся в призрении сирот. Наспех создавались новые детдома, дома младенцев, детские воспитательные колонии для успевших совершить мелкие правонарушения. В конце 1947 г. для приема беспризорных и безнадзорных детей имелось 1504 детских комнаты милиции и 341 детский приемник-распределитель МВД. Количество мест в приемниках было доведено до 28,7 тыс.

В голодное время далеко не всегда детский дом, больница или дом ребенка были спасительным местом для искавших пропитания, лечения и приюта детей. Детские учреждения, входившие в систему министерства просвещения и здравоохранения были особенно подвержены расхищению продуктов питания и промтоваров, предназначавшихся детям. Помимо хищений и систематического урезывания отпускаемых по специальным фондам продуктов, из детского котла незаконно снабжалась вся администрация с обслуживающим персоналом и члены их семей. Нередко с ведома заведующих, разворовывались и продавались на рынках детская одежда и обувь. Ответом на произвол администрации и голодное существование было массовое бегство детей из такого рода учреждений.

В городах медицинское обслуживание детей ухудшилось, а в сельской местности - почти полностью отсутствовало. Детская смертность от воспаления легких, туберкулеза, острого расстройства питания превышала 20% общей численности умерших в I квартале 1947 г. Углубленный осмотр детей школьного возраста выявил свыше 30% инфицированных туберкулезом. Одной из основных причин роста смертности детей было крайне неудовлетворительное питание в лечебно-профилактических учреждениях: отсутствие молока, низкосортные продукты и их заменители. Иркутский городской комитет ВКП(б), обеспокоенный ростом заболеваемости и смертности среди детского населения города, 7 апреля 1947 г. постановил ежедневно выделять молоко на 7 тыс. ослабленных детей школьного возраста из расчета 0,5 л на человека, организовать детскую столовую на 1500 человек, обязать горсобес перечислять горздравотделу из внеминистерских средств 100 тыс. руб. на оплату питания детей в столовой по медицинским показаниям, просить облисполком выделить добавочно 500 детских пайков для дистрофиков, находившихся на лечении в детской больнице.

Нетерпимая обстановка сложилась в учреждениях для самых маленьких. В доме малютки № 2 г. Кирова регулярно недодавали детям установленную норму питания. "Сэкономленные" продукты присваивались. Голодание детей, несвоевременное оказание медицинской помощи, вызывали высокую заболеваемость и смертность. За 9 месяцев 1947 г. из 150 детей заболели 73, из них умерло - 60, в том числе от дистрофии - 16 детей. Для сокрытия высокой смертности было организовано тайное погребение 53-х трупиков. В Тотемском районе Вологодской области по той же причине умерли от истощения 87 детей из 153 поступивших в дом ребенка.

Расследование таких преступлений проводилось следователями по важнейшим делам прокуратуры РСФСР. Преступники получали длительные сроки лишения свободы. Заведующая дома малютки № 2 г. Кирова Блинова была приговорена к 20 годам, сестра-хозяйка Дорофеева - к 15-ти, повар Григорьева - к 10 годам заключения в исправительно-трудовых лагерях. Для предотвращения воровства в июле 1947 г. Генеральным прокурором СССР был издан приказ № 167 "Об усилении борьбы с хищением и разбазариванием промышленных и продовольственных товаров и другими злоупотреблениями в детских учреждениях". В процессе исполнения приказа органами процессе исполнения приказа органами прокуратуры были вскрыты многочисленные факты хищения продуктов и других материальных ценностей в детских яслях, домах, больницах. Были привлечены к судебной ответственности и осуждены за кражу работники детских учреждений в Белоруссии, Молдавии, Таджикистане, на Украине, Дагестанской и Татарской АССР, Ивановской, Куйбышевской, Саратовской, Тюменской, Челябинской и других областях. Однако и после серьезного мероприятия продолжались хищения и злоупотребления в детских учреждениях. Причиной тому являлся не столько голод, сколько особенности государственной системы социального обеспечения, где бесконтрольность создавала все условия для хищения, взяточничества, очковтирательства.

Психические расстройства на почве голода

Заболевание дистрофией нередко приводило не только к физическому истощению организма, но и к сильнейшим изменениям в психике и поведении человека. Взаимоотношения с окружающими менялись в сторону повышения раздражительности, нарастания психических расстройств от пищевых галлюцинаций до потери рассудка. Следственный отдел прокуратуры СССР в 1946-1947 гг. завел специальную папку для фактов людоедства на почве голодания и массовых отравлений граждан суррогатами пищевых продуктов.

Прокурор Измаильской области Украинской ССР сообщал в г. Киев, что в с. Васильевка Болградского района Измаильской области дочери Ф. и Л. К-вы употребили в пищу труп умершей от истощения матери. Врачебным освидетельствованием было установлено, что обе крайне истощены и никаким продовольствием не располагали. Были даны указания о немедленном их задержании и привлечении к уголовной ответственности. В этом же письме незадачливый прокурор спрашивал вышестоящее руководство, по какой статье квалифицировать действия арестованных. На основе данных уголовного розыска 1 марта 1947 г. Министр внутренних дел СССР С. Н. Круглов секретной почтой разослал письма Сталину, Молотову и Берии с описанием случаев людоедства в Запорожской, Сталинской, Харьковской областях УССР. В Молдавии было зарегистрировано немало случаев поедания трупов людей голодными, а также убийства детей с целью употребления в пищу. Исчезновение людей, особенно детей и подростков, было зарегистрировано в 1947 г. в Воронежской, Курской, Ленинградской, Московской и других областях.

В течение 1947 г. с мест поступали донесения о массовых пищевых отравлениях. В г. Ярославле было отравление рабочих и членов их семей растительным маслом, использовавшимся в технических целях при выработке лаков и красок на заводе "Победа рабочих". В колхозе им. Молотова Хохловского сельсовета Смоленской области вследствие употребления в пищу мяса павшего скота произошло заболевание 22-х колхозников, которые были госпитализированы. В Кировской области председатель колхоза "Авангард" вместе с председателем ревизионной комиссии купил на рынке 93 кг муки из отходов зерна и льносемени. Купленную муку они выдавали колхозникам в счет оплаты трудодней. От употребления в пищу хлеба из полученной муки, имели место тяжелые отравления у 66 человек взрослых и детей. В Щуровском районе Татарской АССР в колхозе "Ленинский путь" 87 человек были отравлены мукой из смеси пшеничных отходов с протравленным зерном, отпущенным на общественное питание косцам и трактористам.

Голод был одной из основных причин роста самоубийств в 1946-1947 гг. В обстановке всеобщего обнищания люди переставали надеяться на помощь со стороны государства. Голод притуплял сострадание к ближнему, обострял чувство безысходности. Очередное повышение цен, потеря хлебной карточки, денег, невнимание со стороны начальника, а тем более окружающих могли подтолкнуть физически и морально ослабевшего человека к последнему шагу. Низкооплачиваемые многодетные вдовы болезненно воспринимали повышение пайковых цен на хлеб осенью 1946 г. Многим не хватало зарплаты на то, чтобы выкупить хлеб по карточкам. Крепильщица кузнечного цеха завода "Подъемник" (г. Москва) Е. Я. Кирпичева, имевшая 3-х детей и получавшая 500 руб. в месяц, заявила в профсоюзном комитете: "Мне трудно было кормить детей до повышения цен, а теперь остается только повеситься. В действительности женщины с детьми держались до последнего. Пока был жив хоть один ребенок, мать не смела накладывать на себя руки. Чаще кончали самоубийством молодые одиночки, иногда даже прошедшие войну.

Бюро Кировского обкома ВКП(б) 9 апреля 1947 г. на своем заседании обсудило вопрос "О фактах самоубийства на кордной фабрике и механическом заводе". Партийное руководство было обеспокоено тем, что в течение месяца на двух заводах города покончили жизнь самоубийством три молодые работницы: Шумских, Харина и Якурнова. Областной комитет партии пришел к выводу, что самоубийство девушек являлось следствием бездушного бюрократического отношения руководителей предприятий к материально-бытовым нуждам людей. В заводских общежитиях было грязно, мыло и сменное белье выдавалось рабочим редко, многие не имели верхней одежды и обуви. Обеды в столовых были низкого качества и дорогие. Выдача зарплаты систематически задерживалась. Тяжелое материальное положение заставляло некоторых рабочих заниматься перепродажей хлебных карточек, хищением вещей и денег у соседей. В постановлении бюро обкома были предупреждены руководители заводов о том, что если они не наведут должного порядка в общежитиях и не улучшат материальное положение рабочих, то будут сняты с занимаемых постов и привлечены к партийной и судебной ответственности.

Послевоенная нужда ломала не только женщин, но и бывалых мужчин. В парке культуры и отдыха г. Таганрога 15 октября 1947 г. на суку дерева был обнаружен висевший труп рабочего-молотобойца кузнечного цеха завода "Красный котельщик" С. А. Корокоц. Осмотром места происшествия было установлено, что Корокоц покончил жизнь самоубийством через повешение. В кармане найдено написанное его рукой заявление на имя начальника кузнечного цеха Шереметьева: "Я неоднократно обращался к вам за помощью, так как у меня вытащили хлебные карточки и месяц живу без хлеба. Вы же послали меня к черту. Вы работников ставите хуже собаки...". Предварительное расследование установило, что Корокоц поступил на завод всего месяц назад, а до того работал на заводе им. Молотова. В Советской Армии служил 7 лет и в 1945 г. был демобилизован. Он потерял свои хлебные карточки и не имел квартиры. Об этом факте был информирован секретарь Ростовского обкома ВКП(б) Патоличев, который поручил доложить ему результаты расследования с тем, чтобы в последующем обсудить на бюро. Факты, связанные с гибелью рабочих, не оставлялись без внимания. Находили "виновных", привлекали к партийной и даже судебной ответственности, а положение не менялось, т. к. основная причина - острая нехватка продуктов питания - оставалась в тени. Перед этой проблемой были бессильны партийные и советские чиновники. Решения местных властей были направлены на соблюдение элементарной законности при распределении продуктов питания по карточкам и поддержание общественного порядка. Это все, что они могли сделать.

Голод и переселенцы

Массовые переселения людей редко обходились без голода. Не миновали его переселения 40-х годов. В экстремальные условия были поставлены плановые переселенцы, спец. выселенцы с Северного Кавказа, западных и других областей СССР, бывшие кулаки и колхозники, высланные по указу от 2 июня 1948 г. В войну и послевоенное время, воспользовавшись постановлениями правительства, не от хорошей жизни, переселились на "освобожденные" территории более 56 тыс. семей колхозников, из них 28,8 тыс. - в сельское хозяйство Грозненской, Крымской, Ленинградской, Саратовской областей, 27 тыс. - в рыболовецкие колхозы и рыбную промышленность Астраханской, Архангельской, Мурманской, Камчатской областей и Хабаровского края.

Калининградскую область было переселено 11,6 тыс. семей колхозников из Белоруссии, Центра и Поволжья России. Все они получали небольшую денежную и продовольственную ссуду для обустройства, которая скоро кончалась. Вопреки обещаниям в местах вселения их ожидала разруха. Несмотря на запреты и угрозы некоторые сразу потянулись назад, а с началом голода в 1946 г. волна переселенцев хлынула в обратном направлении. До 1947 г. в Курскую, Орловскую, Ростовскую области, Краснодарский край, на Украину вернулось 28 тыс. семей, где их ожидали новые испытания.

В ЦК ВКП(б) и Совмин СССР поступали тревожные сигналы и принимались срочные меры к прекращению массового самовольного выезда переселенцев из колхозов мест вселения. В Калининградской, Крымской и Саратовской областях было проведено взыскание с самовольно выбывших переселенцев непогашенной ими государственной ссуды и кредита. На местах была проведена проверка материального положения переселенцев. Постановлением Совмина РСФСР от 5 марта 1947 г. № 172 "О хозяйственном устройстве переселенцев" был намечен ряд мероприятий, обеспечивавших прекращение обратных выездов переселенцев и закрепление их на новых местах. Запоздалость этих мер была очевидной.

Русские и украинские переселенцы голодали в Грозненской и Крымской областях, а изгнанные из родных мест чеченцы и крымчане в Средней Азии, на Севере и других необжитых местах. Высланные размещались в селах отдаленных районов. Измотанные заготовками колхозы и совхозы не обеспечивали питанием своих работников, не говоря о прибывших. Государственная продовольственная помощь не спасала от дистрофии остронуждающихся колхозников, а тем более спецпереселенцев, которые не имели домов, огородов, скота. В мае 1946 г. в Бородулинском районе Семипалатинской области Казахской ССР, в ответ на сигналы о массовых фактах нарушений при распределении продовольственной помощи в колхозах, была проведена проверка. Выяснилось, что среди спецпереселенцев (чеченцев и немцев) существовала практика уравниловки в выдаче спецпайков без учета наиболее нуждающихся семей. Работники спецкомендатуры районного отделения МВД, зная о массовых случаях смертности спецпереселенцев от истощения, никаких мер к предотвращению этих явлений не принимали и не информировали об этом партийные и советские органы. В колхозах им. Кирова, "Начало", "Многополье", "II Пятилетка", "Новый путь", "Новая жизнь", "Новая деревня", "Украинец", "Переменовка" было выявлено 154 семьи с истощенными взрослыми и детьми, из них коренных семей - 28, остальные семьи спецпереселенцев. В следующем году продовольственное положение спецпереселенцев ухудшилось. По состоянию на 10 февраля 1947 г. в Северо-Казахстанской области находилось в тяжелом материальном положении 1328 семей (6230 человек) спецпереселенцев, в том числе 658 человек болели дистрофией.

На лесозаготовительные предприятия министерства целлюлозной и бумажной промышленности, а также министерства лесной промышленности, расположенные в Костромской области, в конце 1945 г. прибыло около 4 тыс. семей (до 15 тыс. человек) репатриированных спецпереселенцев (немцев, татар). Из указанного количества людей способных к тяжелому физическому труду насчитывалось примерно 3 тыс. человек, остальные были престарелые, больные и дети. Причем часть семей не имела ни одного трудоспособного. Считалось, что все они проживали в сельской местности, поэтому по постановлению Совмина СССР от 27 октября 1946 г. всем иждивенцам спецпереселенцев, не работающим на производстве, прекратили выдачу хлеба и других продуктов питания. В связи с тем, что никто из них подсобных хозяйств не имел, начались заболевания людей на почве истощения.

Не в лучшем положении оказались вернувшиеся из ссылки бывшие кулаки, массовое освобождение которых из спецпоселений началось в 1946 г. Никто не ожидал их возвращения в родные края после 20-летнего изгнания. Дома раскулаченных были проданы другим людям или заняты под школы, клубы и медпункты. Семьи бывших кулаков ютились у родных или знакомых, испытывая крайнюю нужду. Те из них, кто не успевал выехать из деревни, становились первыми жертвами голода.

Многие раскулаченные, особенно фронтовики, обращались в Президиум Верховного Совета СССР, с просьбой вернуть дома, отобранные в коллективизацию. Ф. Я. Ананьев из Воронежской области Липецкого района Сенцовского сельсовета сообщал в письме следующее: "... В 1933 г. всей семьей мы были высланы в Карело-Финскую АССР, где проживали до 1941 г. Потом нас эвакуировали в Коми АССР. В 1941 г. отец, старший брат и я были призваны в Красную Армию. Отец и брат погибли на фронте. Моя мать, как член семьи военнослужащих, получила освобождение и документы. В 1944 г. она приехала в родное село на постоянное жительство. Я демобилизовался по указу от 4 февраля 1947 г. и тоже вернулся на место рождения. Мы вдвоем с матерью скитаемся по чужим углам и бедствуем, потому что наш дом занят медпунктом. Я обращался к районному прокурору и он мне посоветовал написать вам. Прошу Вас, тов. Председатель, оказать содействие в возвращении отцовского дома, ибо я не имею средств приобрести или построить дом заново". Ему ответил заведующий приемной Президиума Верховного Совета СССР Савельев: "... За истечением срока давности не может быть принято к рассмотрению ходатайство о возвращении Вашего дома, отобранного в 1933 г." Ответы такого содержания получали все без исключения раскулаченные, обращавшиеся к властям с подобной просьбой.